Затем мы зашли в любимую пивную Джорджа, сели рядом и, пока он угощался, рассказывали разные истории о людях, которые сходили с ума от пива, умирали молодыми от пива и принуждены были расставаться с прекрасными возлюбленными - тоже от пива.
Часов в десять мы тронулись домой. Было ветрено, мрачные рваные тучи быстро неслись по небу, закрывая по временам бледную луну.
- Мы пойдем другой дорогой, - сказал Гаррис. - Можно вернуться в гостиницу по набережной. Там должно быть дивно при лунном свете!
Пока мы шли, Гаррис рассказал историю об одном сумасшедшем, которого он видел на свободе последний раз в такую же точно ночь: они шли вдвоем по набережной Темзы, и знакомый страшно испугался: ему привиделась у Вестминстерского моста статуя герцога Веллингтона - тогда как всем известно, что она стоит на Пикадилли.
В эту минуту мы подошли к первой из трех копий. Она стояла на маленькой загороженной площадке, прямо против нас, по другую сторону улицы. Джордж внезапно остановился и прислонился к парапету набережной.
- Что такое? - спросил я. - Голова закружилась?
- Нет... Меня всегда поражает, как все статуи похожи одна на другую... - отвечал он глухим голосом, не открывая взгляда от темного силуэта.
- Я не могу с тобой согласиться, - заметил Гаррис. - Картины действительно встречаются очень схожие, но в каждой статуе есть что-нибудь своеобразное. Возьмем, например, хотя тот памятник, который мы сегодня осматривали: он изображал всадника на коне; много бывает всадников на конях, но не таких.
- Напротив, совершенно таких же! - раздраженно возразил Джордж. - Вечно и лошадь та же самая, и всадник тот же самый! Глупо не соглашаться с этим. Он, казалось, сердился на Гарриса.
- Почему ты так думаешь? - спросил я.
- Почему я так думаю? - И Джордж быстро повернулся ко мне; - Да ты посмотри на эту штуку!
- На какую штуку?
- Да вот эту!.. Посмотри: та же лошадь с остатком хвоста стоит на задних ногах, тот же человек без шляпы, тот же.
- Это ты рассказываешь, - перебил Гаррис, - о памятнике на Рингплатце.
- Нет! Я говорю об этом памятнике!
- О каком "этом"? - спросил Гаррис. Джордж поглядел на него; но Гаррис мог бы быть отличным актером: его лицо выражало только дружеское сочувствие, смешанное с тревогой.
Джордж повернулся ко мне. Я постарался, насколько мог, придать своей физиономии то же выражение, что было у Гарриса, прибавив от себя еще легкую укоризну.
- Позвать тебе извозчика? - спросил я мягко и нежно. - Я сейчас найду и позову!
- На кой мне дьявол извозчика? - вдруг крикнул Джордж с самой грубой неблагодарнностью в голосе. - Да что вы, шутки не понимаете, что ли?.. Гулять с вами все равно что со старыми бабами! - И он быстро зашагал через мост.
- Очень рад, что ты только пошутил, - сказал Гаррис, догоняя Джорджа. Я знаю один случай размягчения мозга, которое началось с того, что...
- Дурак!.. - перебил Джордж" - Все-то ты на свете знаешь.
Он был крайне груб.
Мы повели его мимо театра, говоря, что это самая короткая дорога; это действительно была ближайшая дорога.
На площади за театром гордо вздымался деревянный всадник на коне. Джордж взглянул - и опять остановился.
- Что с тобой? - ласково спросил Гаррис. - Не болен ли ты в самом деле?
- Я не верю, что это самый близкий путь! - проговорил Джордж.
- Напрасно не веришь. Уверяю тебя, что ближе нет дороги.
- Все равно я пойду по другой. - И Джордж свернул в сторону, оставляя нас позади.
Идя по Фердинандштрассе, Гаррис завел со мной разговор о сумасшедших домах: он утверждал, что они недостаточно хорошо устроены в Англии: один из его товарищей, находясь в сумасшедшем доме...
- У тебя, кажется, большая часть товарищей находится в сумасшедших домах! - опять грубо перебил его Джордж, желая этим сказать, что Гаррис выбирает себе друзей исключительно среди помешанных.
Но Гаррис не рассердился:
- Действительно, это странно, - проговорил он задумчиво и тихо, сколько моих товарищей сошли с ума?.. Иногда просто страшно делается.
На углу Вацлавской площади Гаррис, шагавший впереди, остановился и, засунув руки в карманы, заметил с восхищением:
- Прелестное место, не правда ли?
Мы с Джорджем тоже взглянули вперед. На расстоянии двухсот метров, на фоне бурного неба вздымался конь с жалким хвостом. Всадник, сняв шляпу, указывал ею прямо на луну. Это была самая лучшая из трех копий. При таком освещении она создавала полную иллюзию оригинала.
- Если вам не трудно... - заговорил Джордж покорным, подавленным голосом, без всяких признаков негодования или грубости, - если вам не трудно, то нельзя ли позвать извозчика?..
- Мне так и казалось, что ты нездоров, - заметил Гаррис. - Голова кружится?
- Немножко...
- Я это раньше заметил, только не хотел тебе говорить, - продолжал Гаррис. - Тебе мерещится всякая чушь, не правда ли?
- Нет, нет! Я не знаю, что это такое.
- А я знаю, - торжественно и мрачно отвечал Гаррис: - Это последствия неумеренного употребления немецкого пива! Я знал случай с одним человеком, который...
- Пожалуйста, теперь не рассказывай!.. Я вполне верю, только у меня странное чувство - не хочется ни о чем слушать...
- Это от пива: ты к нему не можешь привыкнуть.
- Вероятно!.. С сегодняшнего дня я больше пить не буду. Пиво мне вредно.
Мы отвезли Джорджа домой и уложили в постель. Он был послушен, как дитя, и все время благодарил нас.
Впоследствии, после дня, удачно проведенного на велосипедах и отличного обеда, мы дали ему хорошую сигару, убрали все вещи с ближайших столов и затем рассказали, как мы его вылечили.
- Вы говорите, сколько там было этих деревянных копий со статуи? спросил Джордж, когда мы кончили.
- Три.
- Только три? Это точно?