Если бы английский народ признал чей-нибудь язык, кроме своего, то триумфальное шествие последнего прекратилось бы. Англичанин стоит среди иностранцев и позвякивает золотом: "Вот, - говорит он, - плата всем, кто умеет говорить по-английски!" Он великий учитель. Теоретически мы можем бранить его, но на деле должны снять пред ним шапку - он проповедник нашего родного языка!
ГЛАВА XII
Мы огорчены низменными инстинктами немцев. - Великолепный вид. - Мнение континентальных жителей об англичанах. - Унылый путник с кирпичом. - Погоня за собакой. - Неудобный для жизни город. - Обилие фруктов. - Веселый человек. - Джордж находит, что поздно, и удаляется. - Гаррис следует за ним, чтобы показать ему дорогу. - Я не хочу оставаться один и следую за ними. Выговор, предназначенный для иностранцев.
Что возмущает чувствительную душу интеллигентного англичанина - так это практический, но пошлый обычай немцев устраивать рестораны в самых поэтических уголках; они не могут видеть сказочной долины, одинокой дорожки или шумящего водопада, чтобы не поставить там домика с надписью: "УИгЪксЪа.П"; у них это инстинктивная потребность. А между тем разве высокие восторги могут вылиться во вдохновенную песнь над липким от пива столиком? Разве мыслимо внимать отголоскам старины, когда тут же вас одолевает запах жареной телятины и шпинатного соуса?
Как-то мы подымались на гору сквозь чашу густого леса и философствовали.
- А наверху, - заключил Гаррис глубокую мысль, - окажется разукрашенный ресторан, где публика бесстыдно уплетает жареные бифштексы, фруктовые пироги и хлещет белое вино!
- Ты думаешь? - спросил Джордж.
- Конечно. Разве ты не знаешь их привычек! Ведь здесь ни одной рощицы не оставят для тихого созерцания, для одиночества; настоящий ценитель природы не может насладиться ею ни на одной вершине - все они осквернены угождением грубым человеческим слабостям?
- По моим расчетам, мы должны дойти туда в три четверти первого, если не станем терять времени, - заметил я.
- Да и противный табльдот будет уже готов! - проворчал Гаррис. - Здесь, вероятно, подают к столу местную форель из горных речек... В Германии от еды и питья никуда не уйдешь. Даже злость берет!
Мы продолжали путь, и благодаря окружающей красоте на время забыли возмущавшее нас обстоятельство. Я высчитал верно: в три четверти первого. Гаррис, шедший впереди, сказал:
- Вот и добрались! Я вижу вершину.
- И ресторан? - спросил Джордж.
- Пока нет, но он, конечно, на месте, провались он совсем!
Через пять минут выше идти было некуда, мы стояли на вершине горы. Поглядели на север, на юг, на восток и на запад, потом посмотрели друг на друга.
- Величественный вид! Не правда ли? - сказал Гаррис.
- Великолепный, - согласился я.
- Восхитительный, - заметил Джордж.
- И они хорошо сделали, - продолжал Гаррис, - что догадались убрать с глаз ресторан.
- Они его, кажется, спрятали.
- Это разумно - когда вещь не мозолит глаз, она перестает раздражать.
- Конечно, - заметил я, - ресторан на надлежащем месте никому не мешает.
- Хотел бы я знать, куда они его дели? - спросил Джордж.
Лицо Гарриса вдруг озарилось вдохновением.
- А что, если мы поищем?!
Вдохновение было натуральное, оно увлекло даже меня. Мы условились, что отправимся на поиски в разные стороны и снова сойдемся на вершине.
Через полчаса мы уже стояли друг перед другом. Слов не нужно было: лица показывали ясно, что наконец нашлось в Германии прекрасное место, не оскверненное грубым употреблением пищи и питья!
- Я бы этому никогда не поверил, - вымолвил Гаррис, - а ты?
- Кажется, это единственная квадратная миля в Германии без ресторана, отвечал я.
- И не странно ли, что мы - путешественники, иностранцы - открыли такое место! - сказал Джордж.
- Действительно, - заметил я, - это удачный случай: теперь мы можем удовлетворить возвышенное стремление к прекрасному, не оскорбляя его искушением низменных инстинктов. Обратите внимание на освещение этих гор вдали - восхитительно, не правда ли?
- Кстати, - перебил меня Джордж, - не можешь ли ты сказать, какой отсюда кратчайший путь вниз?
Я посмотрел в путеводитель и отвечал:
- Дорога налево приводит в Зонненштейг. Между прочим, там рекомендуется "Золотой Орел"; ходьбы туда два часа. Дорога направо длиннее, но зато "представляете прекрасную точку обзора окружающей местности".
- По моему мнению, - заметил Гаррис, - красивая местность со всех точек обзора одинаково хороша? Вы не согласны с этим?
- Я лично, - отвечал Джордж, - иду налево. Мы последовали за ним.
Но спуститься скоро не удалось. В этих краях грозы собираются совершенно неожиданно, и раньше чем через четверть часа нам пришлось выбирать одно из двух: или искать убежища, или промокнуть до костей. Мы решились на первое и выбрали дерево, которое при обыкновенных обстоятельствах было бы вполне надежным убежищем. Но гроза в Шварцвальде не совсем обыкновенное обстоятельство. Сначала мы утешали друг друга тем, что скоро нам нечего будет бояться промокнуть еще больше...
- При подобных условиях, - сказал Гаррис, - я был бы почти рад, если бы здесь оказался ресторан.
- Через пять минут я иду вниз, - объявил Джордж, - так как, промокнув, считаю излишним еще и голодать в придачу.
- Эти пустынные горные местности, - заметил я, - более привлекательны в хорошую погоду; а во время дождя, в особенности когда человек достиг того возраста, в котором...
В эту секунду нас окликнули. В пятидесяти шагах вдруг появился откуда-то толстый господин под огромным зонтиком; он вопросительно смотрел на нас.
- Вы не войдете внутрь?
- Внутрь чего? - переспросил я, думая, что это один из тех идиотов, которые стараются острить, когда нет ничего смешного.
- Внутрь ресторана, - отвечал толстый господин. Мы оставили наше убежище и подошли.
- Я звал вас из окна, - продолжал он, - но вы, вероятно, не слыхали. Гроза, может быть, не кончится раньше чем через час. Вы бы ужасно промокли! - Почтенный и любезный толстяк волновался за нас.
- С вашей стороны было очень любезно выйти, - отвечал я. - Мы не сумасшедшие и не стояли бы здесь целых полчаса, если бы знали, что в нескольких шагах есть ресторан. Мы не подозревали о его существовании.
- Я так и думал, - заметил почтенный господин, - потому и пошел за вами.
Оказалось, что все сидевшие в ресторане смотрели на нас из окон и удивлялись, зачем мы там стоим с самым несчастным видом. Они бы, пожалуй, любовались нами до вечера, если бы не любезность толстого господина.
Хозяин ресторана оправдывался тем, что принял нас за англичан: на континенте все искренно убеждены, что каждый англичанин - помешанный; это мнение так же укоренилось, как мнение наших крестьян о французах - они думают, что каждый француз питается лягушками. И такое убеждение поколебать очень трудно.