- До конечной путь держишь? До моря? - спросил рыжебородый, зажав в ладони кружку.
Сашка кивнул. Рыжебородый неторопливо высосал водку.
- Есть сельдяной флот. Зарабатывают, - он вздохнул. - Можно грузчиком в порт. Терпимо. Налить?
- А если просто на море? Матросом?
- Пустое перемещение по воде - рыжебородый перевернул бутылку вверх донышком ногтем по стеклянному боку.
- Почему пьем? - сказал второй, верткий мужик, который маялся с кружкой в одной руке хлебной корочкой в другой. - Договор подписал - аванс получил. А аванс зачем? Маленько бабе оставить, билет до места купить и получить отвращение к водке. Ты по договору?
- Нет, - сказал Сашка. - По несчастному случаю.
- Тем более выпей. Выпей! - утвердил рыжебородый.
Сашка подумал и выпил. Рыжебородый подвинул ему сало, хлеб и ножик.
- Если в вагоне выпил, теперь всю жизнь будешь ездить- сказал второй мужик и выцедил свою долю
- Неплохой вариант.
- Будешь ездить и неизвестно чего искать А земля, между прочим, везде одинаковая Везде у людей две ноги, везде лес кверху растет...
- А помрешь, то везде вниз похоронят, - засмеялся рыжебородый.
- Вознесения не будет. - хмуро усмехнулся Сашка.
- Нет, не будет нам вознесения! Это ты верно, попутчик. Хо-хо! За что возносить-то, За лес, который валил, Или за деньги, которые пропил, Нету причины, чтоб вознестись!
ДАРЬЯ НИКИФОРОВНА
- Так как, не решился? - спросил рыжебородый
- Не могу, - сказал Сашка. - Не могу.
- Жалко! - вздохнул рыжебородый - Я к тебе пригляделся. Ты бы нам подошел. Втроем-то а, Две сотни в месяц. Одну на еду, другую на книжку.
- Не могу. Спешить надо.
Дурик! - гнул свою линию рыжебородый - da четыре месяца как раз на билет скопишь. И лети на свою Колыму как крупный начальник
- Попробую морем. На судне северной трассой - Тогда будь здоров. К старушке зайди. Она все понимает. А врачам не верь. Они ничего не знают. Может, решишься? - Не могу, Федор. Не уговаривай. - Еще встретимся, рыжебородый пожал Сашкину руку.
- Рельсы - вещь узкая, - сказал верткий.
Сашка постоял, посмотрел, как уходят мужики-добытчики. Телогрейки их затерялись в толпе.
...Звездная ночь висела над городом. Сашка тащился с чемоданом в руке. Улочка была деревянной, извилистой, деревенской. Где-то глухо брехали собаки.
Сашка подошел к одной калитке. Постучал в освещенное окно.
На крыльцо вышла женщина.
- Дом девятнадцать? - спросил Сашка.
- Девятнадцать дальше, - певуче произнесла женщина. - А кого ищешь?
- Дарью Никифоровну!
- Считай от моего дома четвертый. А ты кто ей?
- Человек, - сказал Сашка.
Женщина вышла из калитки и долго смотрела ему вслед, пока не убедилась, что Сашка свернул правильно.
Окошко светилось. Сашка постучал.
- Ты чего, хулиган, дверь ломаешь? - тонко спросили за дверью.
- Дарья Никифоровна! - позвал Сашка.
- Отколь меня знаешь? - спросили за дверью,
- В поезде сказали. Попутчики.
- Какие?
- Борода у одного рыжая. Федор Игнатьич.
- Сколь выпил?
- Непьющий.
- Дыхни в скважину!
Сашка изо всей силы "дыхнул" в замочную скважину.
- Вроде правда непьющий, - изумленно сказали за дверью.
Дарья Никифоровна оказалась крохотной старушкой в огромных валенках и огромном пуховом платке; нос, валенки да платок.
Она прибавила свет в лампе и сказала ворчливо:
- Я чего не пускала-то. Думала - пьяный. Мужики, которые лес валят, в городе пьют. Ругаешь, ругаешь, потом деньги отымешь, чтобы семье отвез, сколько хлопот-то.
- У меня денег нет, сказал Сашка. - Я по делу приехал.