Мой самый худший день. Нет. Вечер. Меня разоблачили, сорвав так любимую мной маску. Вообще, у человека в социуме сразу несколько масок, которые он примеряет в зависимости от его окружения и ситуации. И я не исключение. До сегодняшнего ЧП у меня была маска роковой красотки Марго. Теперь же я снова стерва Ритка. Младшая сестра удачливого во всём и уважаемого в городе Князя, а ещё любимчика маменьки.
Пфф… брат обиделся и, похоже, серьёзно. От смерти в лапищах разъяренного Славы меня спасло лишь присутствие Кастета…
Кастет… Паша… Мой желанный мужчина стоит возле внедорожника, приоткрыв дверь, и с уже знакомым прищуром смотрит на меня, медленно проползая взглядом с ног до головы. Улыбка сдержанная. Не то полная сарказма ухмылка, не то оскал разочарованного мужчины. Девчонка, с которой он провел незабываемую ночь (я надеюсь), не кто иная, как дочь его обожаемой Княгини. И он пытается скрыть за натянутой улыбкой свою злость на меня, на себя, на Князя, на НЕЁ… Мою мать. Ведь то, что между нами было ещё сильнее отдалило Пашу от любимой женщины. Ни на минуточку не усомнюсь, что мою мать от всё-таки любит. Или любил… Но в любом случае у Кастета остались глубокие чувства к разбившей его сердце Княгине.
А я…? Я была лишь приятным время провождением, о котором Паша вспоминает с содроганием. Ведь в отличии от брата, я разбудила в душе Кастета настоящую звериную сущность. И уже не важно, что эта страшная сущность всегда была его вторым Я. Его суперэго. И до встречи со мной Паша с ним в был в ладах. Держал под контролем. Со мной же спустил дикого зверя с поводка. Теперь вот пытается переосмыслить всё то, что было между нами, и очертить новые красные линии, через которые, скрепя зубами, постарается не переступать. Но надолго ли хватит его терпения?
Подхожу ближе. Холодный свет луны плохо скрывает истинные чувства Паши даже под толстый слоем наигранного равнодушия. Синие глаза уже со знакомым мне прищуром горят вожделением. И какую бы маску он не нацепил на своё лицо, эти зеркала души всегда будут на моей стороне. Хочет. Господи, как же он жаждет меня. А там где есть жажда, будет и утоляющий её родник.
— Ну, что, красивая, поехали кататься? — говорит Паша уже знакомую мне фразу, подавая руку.
Мне бы ответить взаимностью и помочь его желанию вырваться наружу, но я фыркаю и демонстративно прыгаю на сидение внедорожника. Мол, сама могу себе помочь! Я же взрослая. А когда Паша сел рядом, ещё и тявкнула, но вполголоса, чтобы брат не услышал:
— У брата встал, у тебя не встал, а виновата я. Да?
Паша поворачивает ключ зажигания и, глубоко втягивая воздух в лёгкие, нажимает на сцепление. Машина плавно трогается с места. И, уже выруливая на дорогу, Паша без злости тихо говорит:
— У меня, Змейка, на тебя и не опускался. Вредная ты, девочка. Ай, какая вредная, — бросает беглый взгляд на меня, который на мгновение застывает где-то в районе лобка. — Так ты у нас Княжна?
По интонации слышу, что вопрос больше для того, что отвлечься от нахлынувших воспоминаний, чем для уточнения моего родства с его ненаглядной Княгиней. И тут же черная ревность зацарапалась дикой кошкой в груди. С матерью сравнивает? Ничего похожего Кастет не найдёт. Я и Она абсолютно разные. Мама бизнес леди с хваткой питбуля, а я избалованная стерва с запросами мальтийской болонки. И да, я самокритична, но свои ошибки публично никогда не признаю. Пусть Земля разлетается на атомы, я буду стоять на своём.
Поворачиваюсь к нему, и делаю вид, что в душе не понимаю о чем это он. А для большей убедительности, сдвигаю бровки к переносице. Изображаю недоумение. Но, похоже, это у меня плохо получается, раз Пашу это веселит. Его усмешку я и в полумраке смогу разглядеть, а тут целая луна мне в помощь.
— Ну, как, Змейка? Мать Княгиня, брат Князь, а ты, стало быть, Княжна, — и громко цокнув, заворачивает нос. — Вот только папаша не вписывается в вашу титулованную семейку.
Мой слух тут же режет сарказм приправленный острой ревностью. Бесит Пашу мамин муж. Он и меня бесит, но моё-то раздражение понятно. Дочь недолюбливает отчима. А вот с Кастетом другая история. Неразделённая любовь к замужней и от того неприступной женщине. Хотя, про мамину неприступность я бы промолчала. Отцу она как раз таки рожки наставляла всё с тем же Студентом. Отношения с Кастетом у меня пока под вопросом.
— Вписывается холуем, и у них всё хорошо, — бурчу я, надувая губки и отводя глаза в сторону.
Не хочу, чтобы он видел в них смятение. Мне очень больно. Задыхаюсь от переполняющих меня противоречивых чувств. Хочется и плакать, и смеяться, и кричать. Но больше всего в эти самые моменты мне хочется сбежать от него. Ведь где-то там в душе всё ещё теплиться надежда, что сотни километров вполне способны защитить моё сердце от любви к нему.
Кто мы мог подумать, что я стану пленницей, всего лишь, одного взгляда, утонувшего в его синих глубокий очах, и одной безумной ночи, разделившей мою реальность на до и после. Где «после» уже не имеет смысла без НЕГО. Я, словно, наркоманка в поисках кайфа. И мой кайф — это Паша Волков. Он же бандит известный в криминальных кругах как Кастет. Он тот, чьи люди переломали моему отчиму все рёбра. Олеженька после общения с ними ещё месяц харкал кровью. И он тот, от кого моя мать бежала, сломя голову в страхе оглянуться и увидеть ЕГО тень.
Господи, мама спасалась бегством от Паши, а меня, словно магнитом, тянет к нему. Ну, что со мной не так? Почему рядом с таким опасным человеком я так свободно дышу? И только ревность к собственной матери омрачает мою наполненную жизнью эйфорию. Неужели, это и есть любовь? Или я в очередной раз так жестоко обманулась?
— Ну холуем он к вам и вписывается, — повторил за мной Паша, резко свернув с дороги под зелёную арку из местной флоры.
И так же резко затормозил, что меня хорошенько тряхнуло, возвратив мне хоть какую-то ясность ума. Но возмутиться его манерой вождения мне было не суждено. Только открываю рот, а на меня уже напирает Кастет.
— Ты видела меня тогда, когда я приходил к твоей матери? — спрашивает он, стараясь себя контролировать, но пульсирующая венка на его шее выдаёт всё волнение от нашей близости.
— Видела, — киваю, и словно заворожённая смотрю ему в глаза.
В лунном свете они кажутся ещё притягательнее и глубже, будто самая недосягаемая бездна океана. И я тону в ней лишённая сил даже к малюсенькому сопротивлению.
— Видела и всё равно поехала со мной тогда, — шумно выдыхает он, обжигая горячим потоком воздуха моё лицо, тянется ладонью к щеке. Коснувшись её, поглаживает по коже большим пальцем. — Змейка, ты же знаешь кто я? Зачем? Зачем, девочка?
Его зрачки расширяются, пульсируя в такт нашим сердцам. Вот сейчас самое время прервать этот разговор долгим поцелуем, а не молчать, давя в себе зарождающееся желание. И голос… Господи, в его голосе столько разочарования и боли, что я готова зарыдать, лишь бы не слышать это. Неужели, Паша сожалеет о ночи проведенной со мной? И сейчас, вместо так желанного мной поцелуя, начнет объяснять почему нам больше нельзя так любить друг друга. Всё ошибка. Ошибка, совершив которою Кастет утратил последнюю надежду добиться своей ненаглядной Княгини.
Может, для него это и ошибка, но не для меня. Ловлю так желанный для меня момент. И, когда глаза желанного мужчины падают на мою слегка прикрытую рубашкой грудь, специально разжимаю пальцы. Края медленно расползаются от учащённого дыхания, оголяя уже вставшие торчком соски.
— Знала, знаю, и всё равно хочу, — шепчу я, томно выдыхая каждое слово.
А ещё знаю, что, как бы Паша не жалел о случившемся, он уже не в силах остановиться. Такова природа мужчины: за возбуждением всегда должна следовать разрядка.
Я ощущаю этого мужчину на каком-то подсознательном уровне. И мне даже не нужно касаться его, чтобы почувствовать как велико желание Паши. Вон опять же синие глаза любимого мутнеют от страсти. Он ещё ближе придвинулся и, наклонившись, еле слышно прошептал мне на ухо:
— Что же ты делаешь со мной, Змейка?
— А ты? — беззвучно шевелю губами и, подавшись немного к нему, обвиваю крепкую шею руками.
И словно по щелчку пальцев, всё отходит на второй план. Нет больше запретов. Надуманных линий. Нет больше ничего того, что разделяет нас. Есть только Я, только Он и наше ЖЕЛАНИЕ быть единым целым в этом мире.
Рот Паши накрывает мой, жадно поглощая его, пробиваясь влажным языком к моему языку. Найдя друг друга и соприкоснувшись, они словно два пламени сплетаются в играющем танце.
Вдох. Выдох. Вдох. Выдох.
А воздуха всё равно не хватает. Голова кругом, но я продолжаю отвечать на самый страстный и долгий поцелуй в моей жизни. Пусть лишусь чувств, но лишусь их в сильных руках любимого мужчины. В тех самых руках, что рвут рубашку с моих плеч, ползут по телу обжигающим вихрем к трусикам и, с треском сорвав их, швыряют куда-то в темноту тропических кустов. Потеря ещё одних трусов меня сейчас мало заботит. Всё моё естество пульсирует лишь одним желанием по-быстрее ощутить мощь Паши в себе. Невыносимая мука ожидания! Никогда не могла похвастаться особым терпением, а в эти мгновение и подавно. Так что не дожидаясь положенных прелюдий, расстёгиваю ширинку и, запустив в неё ладонь, достаю налитую сталью плоть. Глухой мужской стон срывается в ночную тишину, когда я медленно насаживаюсь на его член и начинаю постепенно увеличивать темп.
Господи, рядом с Пашей куда-то исчезает всякий стыд. И все эти бредни о девичьей скромности уже не имеют никакого значения. А стоит ему меня коснуться, как во мне просыпается женщина. Роковая и до безумия страстная. И ей всё мало, мало и мало! Она жаждет больше, резче, ощутимее любить его. Хочет экстаза неполного настоящим исступлением, когда обострены все чувства и ты паришь выше облаков.
Ещё несколько резких, сильных движений, и пальцы Паши, клешнями впившись в мои ягодицы, зафиксировали бёдра как можно теснее к своим. Сквозь захватившую моё тело эйфорию, я ощущаю содрогание его плоти внутри меня и ещё сильнее прижимаюсь к любимому. Всё что происходит между нами продиктовано самой природой и вполне естественно. Мы оба потеряли контроль, забыв про последствия такого соития. Ни Паша, ни, тем более, я не предохранялись. Да, и какие к чёрту презервативы, когда от источающихся друг от друга феромонов напрочь сносит башку?
Если я ещё прибывала в томительном забвении от встряхнувшего моё тело оргазма, то любимый быстро пришёл в себя.
— Старею, — прошептал он, уткнувшись лицом мне в грудь. — Ты таблетки какие-нибудь пьешь?
Вопрос поставивший меня в тупик. Таблетки? Противозачаточные, что ли? Зачем? Зачем травить свой организм, когда нет постоянного и проверенного партнёра? Только презики. А тут… Чёрт! Он кончил в меня! И мозг сразу включается в работу. Так безопасные дни. Овуляция была? Вроде, да. И до следующих женских дней осталось где-то неделя. Может, пронесет? А, может, и… Твою мать! Меня накрывает паника. Детей я точно пока не планирую. И замуж не собираюсь. Стоп! Какое на хр замуж⁈ Мама убьёт, когда узнает кто отец её внука. И Паша… он… Он, вообще, женится на мне?
Отстраняюсь от потенциального папаши своего пока ещё надуманного ребенка, и выпадаю в осадок. Дети Паше точно не нужны, да и я в том же прицепе лишнего в его жизни хлама. Так гормон разогнать по венам, трахая молодую девку. Свадьба, походу, отменяется, но моё убийство вряд ли. Мама меня прибьёт и даже мокрого места не останется. Кастета кастрирует. Ну, хоть в этом есть какое-то для меня удовлетворение. К другим девкам больше не пришвартуется. Якорей не будет.
— Так пьёшь таблетки или нет? — уже серьёзно спрашивает Паша, отсаживая меня обратно на своё место.
— Пью, — машинально лгу.
Привыкла уже говорить всё с точностью да наоборот. Так что ложь стала моим вторым Я.
— Ну, что за нахр, Змейка? Ничего ты не пьёшь, — раздражается Паша, суетливо заправляясь и даже не удостаивая меня взглядом. — Дежурная аптека здесь есть?
— Зачем?
— А затем, чтобы орущих ублюдков не плодить, — и посмотрев на меня, зло бросил. — Прикройся!
Такая грубость Паши стала для меня полной неожиданностью. Мужчина, которого я желала всем своим существом, вдруг круто изменился. Не было больше того улыбчивого Паши Волкова, передо мной предстал настоящий Кастет. Тот, чье имя в некоторых кругах столицы боялись даже произносить, не говоря уже о встрече с ним.
Как-то я подслушивала разговор мамы со Студентом, и она как раз говорила про её бывшего партнёра по чёрному бизнесу. Со слов матери, Кастет правая рука некого Хозяина. Человек лишенный всяких угрызений совести, жестокий убийца и моральный урод. Но при всех его сомнительных заслугах не без своеобразного кодекса чести. Женщин не бьёт. Но это Кастет не бьёт, а его люди? Вот здесь и загвоздка. У мужчин его рода занятий две оборотные стороны.
Паше не нужны дети, не нужна любящая девушка, не нужна семья. Его интересует только физическая сторона отношений с противоположным полом. Если это правда, тогда почему он так тоскливо смотрел на мою мать? Ей бы Паша тоже сказал про на хр не нужных ублюдков? Сомневаюсь. Мама не та женщина, которой он осмелился бы о таком даже намекнуть. Так обидеть можно только меня.
Пожаром разгорающаяся во мне досада застилала слезами глаза. Надев рубашку, я принялась за пуговки, но чёртовы кружочки никак не хотели пролазить в петлицы. А всё потому что руки дрожали! Я плакала. Нет, сдерживала рыдания, подкатившие к горлу горькой обидой. И эти потоки слёз всё льются и льются! Психанув на последней пуговице, я принялась вытирать щёки ладошками, совсем по-детски размазывая слёзы по лицу. Не каждый день узнаешь, что от тебя детей не хотят. Даже не детей! Для Кастета наши малыши не кто иные, как ублюдки.
— Где аптека? — сухо спрашивает Паша, выезжая на главную улицу в старой части города.
— Там за углом, — всхлипывая отвечаю.
Паша притормаживает, не доезжая до поворота, и останавливает машину. Поворачивается ко мне.
— Рита, ну на хрна тебе дети? Ты сама ещё ребёнок. Жизни ещё не видела, а тут кричащий спиногрыз в люльке, требующий сиськи. Кстати, сиськи у тебя отвиснут, на жопе целлюлит с растяжками будет. Змейка, оно тебе надо? — уже более мягче начинает говорить Паша, пытаясь мои примером объяснить своё нежелание стать отцом и где-то даже оправдаться. — А я? Рита, ну какой я батя? Ещё лет десять и в сморщенного деда превращусь. Да, ты и сама через год такой жизни завоешь. Я ж, Змейка, совсем не семейный мужик. Я с бабами долго не уживаюсь. Я с ними только… — на секунду оборвал он свой монолог. — Ну ты понимаешь, что я с вами делаю. Сопли, бутылочки, подгузники, трах по праздникам, жена в ляпистом халате на кухне и минивэн не для меня.
— У меня нет ляпистого халата, — хлюпаю я носом.
— Ну вот тем более, — со вздохом сказал Паша, потянувшись ко мне, чтобы обнять.
— Нет, — запротестовала я, отсаживаясь ближе к двери.
— Ну чё опять? — насупившись спрашивает он, но не сбавляет напора. — Мы же всё только что обсудили. Никаких детей.
Я выставляю руку в попытке охладить его порывы успокоить меня. Слёзы тут же высохли и на смену им пришла злость. Мы всё обсудили⁈ Он всё решил! И в его решении местоимение «мы» даже не мелькало. Достала уже эта дискриминация! Что мама с братом, что теперь ОН. Все решают, что будет хорошо для меня, но при этом не спрашивая: «Рита, а как хочешь ты?». Я ведь маленькая, глупая и безответственная. А как взрослеть, когда меня так заботливо ограждают от взрослой жизни? Ну, уж хватит! Я сама решу быть мне матерью или нет. Это моё тело, а, значит, моё дело, где там будут растяжки с целлюлитом. Да, и вообще, у мамы что-то ни где ничего не отвисло. И с упругостью задницы тоже всё в порядке. На пляже в открытом купальнике щеголяет даже с пузом. И у меня будет так же. Тут главное, не разожраться до размеров слонопотама.
— Не мы обсудили, а Я решила! — злобно зашипела я, чуть ли не выламывая дверцу внедорожника.
Идиотская ручка не хотела поддаваться. И рванув со всей силы, я наконец открыла её. Выпрыгнула из внедорожника и ринулась со всех ног в направлении аптеки.
— Деньги возьми, Решала! — выкрикивает мне вдогонку Паша.
Ах, да точно! Я же гол, как сокол. И это в прямом смысле. Все мои вещи, включая сумочку с кредитками, остались в гримёрке стриптиз-клуба. Так что здесь без гордости придется обойтись. За слёзки мне в аптеке таблетки экстремальной контрацепции не дадут.
Резко разворачиваюсь и шурую обратно, а Кастет уже сидит с протянутым бумажником.
— И ни в чём себе не отказывай, — без улыбки, но насмешливо говорит он, давая мне свой увесистый кошелёк.
— Само собой, милый! — рявкаю в ответ, и напоследок чуть ли не плюю сарказмом. — Тебе презиков S-ку взять, да?
— Ох, и стерва. Вся в мамашу. — Поняв мой намёк, без злости сказал Паша и разжал пальцы, отпуская края бумажника.
Стерва? О нет! Я намного хуже. Просто милый мой, Пашенька, ты меня ещё совсем не знаешь. Но ничего у нас целая жизнь впереди. Познакомимся.