Мама пошла на вынужденную мировую с Кастетом и уже дня три с завидным равнодушием терпела его визиты к нам. А в гости Пашенька зачастил, оправдывая это подготовкой к экспедиции.
Хотя какая экспедиция? Все вопросы он уже обсудил с моим братом. Мы повторим путь Диего Ромеро де Моро и начнем наши поиски с Ямайки. А точнее с города Сент-Энс Бей. Он же в эпоху конкисты Севилья ла Нуэва. Именно туда прибыл испанский идальго, прежде чем отправиться в порт Номбре-де Дьос, потом в Панаму и оттуда уже в Перу.
Яхту до Ямайки нам предоставит какой-то Хозяин. Щедрый, но жуть какой опасный тип. Он же раскошелился на всё оборудование и обмундирование для группы. А ещё этот дядя каждые два дня будет ждать от Кастета устный отчёт по спутниковому телефону. Контроль? Может быть. Но Пашу такая дотошная забота начальства нисколько не смущала, а наоборот придавала какой-то уверенности. Слышала как он заверял свою ненаглядную Княгиню, что при малейшей опасности за нами тут же прилетит вертолёт с бравыми парнями и железными аргументами. Так что беспокоиться не о чем.
Но мать есть мать…
Выслушав Кастета она прозрачно намекнула ему, употребив все известные ей ненормативные эпитеты, что его ждёт, если не дай бог с голов деточек упадёт хоть один волосок. А в конце маминого монолога с явными угрозами Паша недовольно буркнул: «Вот за дочку твою и сам чёрт не впишется. Ты Ритке тоже не указ!». Это уже Паша деликатно намекал Княгине, что она, как мать, со мной справиться не может, а требует от чужого человека невозможного. И ещё добавил, что неплохо бы, свистнув у меня дневник конкистадора, слинять быстренько в закат. Маме такое предложение понравилось и, одарив Кастета снисходительной улыбкой, она вызвала у Студента шквал негодования в виде демонстративного ухода на улицу. Он даже дверью ляпнул для большего эффекта.
Приревновал Олеженька жёнушку к её бывшему партнёру. Чего, кстати, за отчимом я раньше не замечала. И мама впервые за пять лет их совместной жизни не побежала вытирать муженьку сопли. Она просто отвела бесцветный взгляд в сторону от выжидающе застывшего на террасе Олега. Бедолага думал, что жена поспешит объясниться. Только Великая Княгиня никому никогда не позволяла манипулировать собой и все капризы Студента были бессмысленны. К ни го ед . нет
В тот момент я посочувствовала Олегу. Сама испытывала такую же невыносимую боль. С одной только разницей, женщина, которую он любит, знает причину его ревности и, быть может, позже попытается всё исправить. Паша даже не замечал меня, устремив всё своё внимание на мою мать. А я стоя за дверью, вытирала ладонями потоки слёз и проклинала тот день, когда ему в голову пришла идея привлечь моё семейство к чертовым поискам этого мифического Эльдорадо.
И тут мать окончательно добивает меня, приглашая Пашу поужинать с нами. От такого гостеприимства мы с Олежей были не в восторге, чего не скажешь о Паше. Он прям приободрился, расплываясь в придурковатой улыбке адресованной хозяйке дома.
Как прошёл ужин? Ужасно.
Мама весь вечер болтала с Кастетом. Она видите ли, нашла с ним общие точки соприкосновения. Паша не принуждено шутил, ухаживая за ней с галантностью английского джентльмена. Олеженька злился, вливая в себя конские порции бурбона и покрываясь красными пятнами от злости. Стеф ковырялся вилкой в тарелке, настороженно поглядывая то на багровеющего от ревности друга, то на мило щебечущую парочку в конце стола. Слава на ужин не пришёл. Полагаю причина во мне. После того, то между нами произошло, брат намеренно избегал моей компании. А когда этого у него не получалось, старался даже не смотреть в мою сторону. Я словно умерла для него… А, может, отгородившись так от своей непутёвой сестры, он пытался справиться с терзающими его чувствами? Не знаю… Но мне до боли не хватало брата. Того брата каким он было до стриптиз-клуба.
Я… Что дела я на этом чертовом ужине? Пила как отчим? Нет. Даже если бы я захотела ужраться до поросячьего визга, мне не представилось бы такой возможности. Мама хоть и была поглощена общением с Кастетом, но зорко следила сколько и что я пью. Стоило мне только подтянуться за бутылкой бурбона, и строгая родительница сделала замечание, а Паша поддержал. Пришлось сесть на место и продолжить без особого аппетита расчленяться вилкой какое-то водоплавающие существо.
Вот засада! Самый отвратительный ужин в моей жизни. Будь мама моей ровесницей, и я бы показала ей — где раки зимуют. Нет, не набросились бы на неё с кулаками, и не вцепилась бы в аккуратно уложенную гриву. Я действовала бы грязно и подло. Исподтишка… Но она моя мать. Мать, да ещё и носящая под своим сердцем моего маленького братишку. И мне пришлось весь ужин тихо давиться своей ревностью.
А поздно вечером, будто почувствовав что-то неладное, она пришла, как когда-то в детстве, пожелать мне спокойной ночи.
— Ты куда-то собралась? — спросила мама, осторожно прикрывая за собой дверь.
Собралась. Позвонила Мегги и вытащила её в бар. Ну, не могла я больше сидеть в этой тюрьме под названием — семья! Задыхалась!
— Да, — быстро отвечаю, докрашивая ресницы.
Я не обернулась. А зачем? Мамино отражение в зеркале и так хорошо передавало её немое возмущение. Почти глубокая ночь, а дочка куда-то намылилась. Не порядок!
— А не поздно родная?
— Нет, — стараюсь не сорваться на скандал, но тупые вопросы уже подбешивают.
— А…
— Мам, ты что-то хотела? — бросив небрежно тушь на столик, резко поворачиваюсь.
— Хотела, — со вздохом говорит мать, и грузно садиться на кой моей кровати. — Я знаю у нас не простые отношения, — начинает лечить меня. — Но я люблю тебя. Очень-очень люблю. Милая, я чувствую, что в последнее время с тобой что-то происходит. Ты изменилась. А ещё эта твоя недавняя хандра. Скажи, причина в Алехандро? Вы расстались?
Вот дался ей этот Алехандро! Меня прям выворачивает уже от одного упоминания о нём. Не хотела ругаться. Правда, не хотела, но резко всплывшие картины проклятого ужина тротиловой шашкой взорвались внутри меня, разнося взрывной волной всю мою накопившеюся ревность по венам. Сорвалась. Черт возьми, я сорвалась!
— Расстались, мам! Я бросила Алехандро! Но не из-за этого мне так хреново, мама! Мне плохо, мам! Плохо! И плохо от того, что мужик, которого я люблю, любит другую женщину! А знаешь кто эта женщина⁈ — задыхаясь, хриплю я злостью и бегаю глазам по испуганной матери. — Эта баба — ты!
— Рита, — хлопая ресницами, как дурочка, шёпотом протянула она моё имя и ужас исказил её лицо.
Первое что пришло матери в голову это: «Олег». Вот поэтому она так испугалась. Но я не стала выжидать большего драматического момента и в лоб назвала имя мужчины. Вы думаете ей стало легче? Нет. Мать схлынула с лица и, прижав ладонь к левой груди, тяжело задышала. Ей будто резко стало не хватать воздуха.
Открывая рот, как выброшенная на берег рыба, мама еле слышно зашептала:
— Рита, что ты такое говоришь? Ты же его совсем не знаешь. Он убийца. Жестокий убийцы. Палач Хозяина.
Её речь сбивалась прерывистыми вздохами, от чего казалась какой-то заторможенной. И мне бы остановиться, пожалеть чувства родной матери, но я уже не могла. Внутри меня всё клокотало от распирающей ревности. Казалось, я злюсь на весь мир, но больше всего на неё.
Вот что в моей матери такого, чего нет во мне⁈ Почему Паша после стольких лет разлуки, да ещё после такого подлого предательства, продолжает восхищаться своей Княгиней? Чем она так зацепила его за живое? Дерзостью? Гордостью? Смелостью? А, может, просто тем, что когда-то была в его жизни, и уходя оставила в черствой душе палача рваную кровоточащую рану.
Она ранила, а я залечу!
— Ты ошибаешься, мама. Я знаю его так, как не знаешь ты. Я знаю каждый миллиметр его тела. Знаю, как он дышит, когда спит. Знаю, его запах, потому что, вдыхая его, я схожу с ума. Я знаю все его темные желания, потому что живу в них. — Замолчала я, медленно поднимаясь и возвышаясь над собственной матерью. И пусть это звучит подло! Но я наслаждалась своим триумфом. Я будто забирала у неё то, без чего не могла больше жить. Я вырывала из её лап ЕГО сердце. — Я люблю его! Люблю таким какой он есть. И мне плевать сколько крови на Пашиных руках!
— Рита, что ты такое говоришь? Девочка моя… Доченька моя, он погубит тебя, — еле шевеля губами, всхлипнула мать.
— Ну, и пусть, но я ни о чём не жалею!
И я пулей выскочила из комнаты. Прочь из этого удушающего материнской заботой дома.
Мегги… Бар… Алкоголь… Много алкоголя. Не помню сколько бокалов я выпила, но каждый пробуждал во мне безрассудную смелость. И мне уже было неважно, что подумает Паша, заявись я к нему в таком расхлябанном виде. Я бросила Мегги у барной стойки, вызвала такси и поехала к нему.
— Девушка, вы куда? — окликнула меня администратор, когда моё шатающееся тело ввалилось в холл гостиницы.
— Туда! — буркнула я, вышагивая не слишком твердой походкой к лестнице.
— Вы к кому? Уже поздно! Вы здесь живёте? — тут же посыпались вопросы, на которые я даже ухом не повела, в наглую шлёпая дальше.
— Я вызову полицию! — запищала она, дёрнувшись ко мне.
— А я Мартинесу!
Специально называю фамилию губернатора, и девушку прям стопорит на месте. Всё инцидент исчерпан. Не будет ни полиции, ни охраны, ни скандала. Иди дальше куда шла. Хоть ползи пьяная, никто не вякнет. И я, спотыкаясь о каждую ступеньку, погребла вверх по лестнице. Где номер Паши я хорошо запомнила. Так что найти его особого труда мне не составило. Тем более, эту элитную местную ночлежку я знала, как своих пять пальцев. Жили здесь с разлюбезными родственниками несколько месяцев.
Дойдя до заветных дверей, поправляю растрёпанную прическу. Стучу. Тишина. В номере что ли нет? Стучу сильнее. И где-то на второй минуте моего ляпанья ладонью, дверь открылась.
В полумраке номера показалась сонная рожа Паши. Протирая заспанные глаза, он несколько мгновений прибывал в некой отрешённости, не совсем понимая зачем я припёрлась. Вроде в гости не приглашал. Да, и на днях намекнул, чтобы на продолжение я особо не рассчитывала. Было не было, это уже неважно. Главное, что больше между нами ничего не будет. Но это Паша так решил, не я.
— Привет! — улыбаюсь и, заштормив в сторону, упираюсь рукой о дверной косяк, чтобы не упасть.
— Бухая, — спокойно заключает он, почуяв крепкое амбре витающее вокруг меня.
— Не, трезвая, — кривляюсь, всё ещё пытаясь устоять на ногах.
— Домой пошла, — без эмоций говорит Паша, и закрывает прямо перед моим носом дверь.
Обидно.
Домой? Серьезно? Ну, уж нет! Ты откроешь мне эту чёртову дверь. Разворачиваюсь и начинаю молотить в дверь ногой. Молочу так, что каблуки гнуться, и по всему коридору разлетается цоканье набойки о дерево, на которое из соседнего номера высовывается любопытная женская морда.
— Я буду жаловаться! — на английском языке бубнит пожилая туристка, а сама зыркает во все стороны.
— Дверь закрой курица! — гаркнула я на неё, сопровождая это неприличным жестом безымянного пальца.
Тут же исказившееся негодованием лицо бабки скрылось от греха подальше. Побежала кляузничать по телефону администратору гостиницы. Ну и пофиг.
— Паша, открывай! Слышь, Паша⁈ Тут, милый, два варианта: либо ты открываешь, и я тихонечко вхожу, либо все постояльцы вызывают админа, а тот полицию! Оно тебе надо⁈ Паш, я просто в гости!
Ору что дурная и со всей силой молочу ногой. А гости элитного отеля уже по очереди высовывают свои рожи и тут же прячутся за узкой щелочкой между дверью и косяком. Ещё и девка с ресепшена мелькнула на лестнице. Сто пудово. побежала звонить копам.
— Паша, местные мусора уже в пути! — крикнула я и провалилась назад прямо ему в руки.
Кастет всё таки открыл дверь.
— О, Пашенька! — улыбаюсь, смотря на недовольное лицо скалой возвышающееся надо мной. — Выпить есть?
— Есть, — процедил сквозь зубы милый и, одним рывком взвалив меня на плечо, потащил в направлении ванны.
— Я не рыбка мне столько не надо! — кричу и луплю его кулаками по спине, смутно осознавая зачем он меня туда несёт.
Но Паша никак не реагирует на мои протесты. Распахнув стеклянные створки душевой кабины, он чуть ли не швыряет меня на кафель и проворачивает ручку крана с водой.
На мою голову тут же обрушивается ледяной поток. Я с крик прихожу в себя и рвусь к выходу, но Паша горой встаёт на моей пути к спасению от колющих капель воды. Он грубо возвращает меня обратно в самый эпицентр мокрого холода и напирает сам, едва не вдавливая в стену.
— Скотина! Ты скотина, Паша! Гад и сволочь! Ненавижу тебя! — реву я, продолжая награждать Кастета мышиными ударам своих ладоней.
Я пришла к нему, а он⁈ Сначала выставил за дверь, а потом бросил под холодный душ! Аааа… Ещё тушь, походу, потекла! И я сейчас такая жалкая. Ненавижу его! Ненавижу…
— Дура ты, Змейка, — прошептал Паша и жадно впивается ртом в мои губы.
И я снова пьянею от привкуса виски на кончике его языка. А вода… вода уже не кажется такой холодной. Прижимаюсь к Паше, обхватывая руками его шею. Его пальцы, вжавшись в мои ягодицы, подсаживают вверх, ещё плотнее вдавив меня спиной в стену. Промежностью ощущаю, как его каменный член упирается в неё. Его губы отрываются от моих и шлепками скачут по шее вниз. Добравшись до декольте, он на мгновение останавливается спускает меня на кафель, но только для того, чтобы разорвать к чертовой матери так мешающее нам платье. И когда на мне из одежды остаются только трусики, Паша разворачивает меня спиной к себе, резко сдирает их, а его налитый кровью член, одним глубоким толчком входит в меня, срывая с моих губ восторженный вопль. Любимый ощутимо кусает мою шею, и делает одну за другой такие же проникновенные фрикции, заставляя меня стонать от накрывающегося моё тело экстаза. И, когда я в миллиметре от маленькой смерти в его руках, он до краёв наполняет меня собой. Я чувствую это в пульсации его члена. И с каждым таким сокращением внутри меня от клеточки к клеточке расползается сладкая нега.
Мне больше ничего не хочется. Я, как искра, потухла. Не хочу скандалов. Не хочу слёз. Не хочу домой. А хочу так и остаться с ним одним целым. Одним целым навсегда, а не только на эти скоротечные мгновения.
Ну почему с этим мужчиной я сама не своя? Может, потому что я ЕГО? Только его. Всегда была его. И так будет вечность.
ИЗ ДНЕВНИКА ДИЕГО РОМЕРО ДЕ МОРО.
'1539 год от рождества Христова, пятый день июня.
Я сегодня видел её. Теперь она сеньора де Геррат. Жена кузена губернатора Панамы. Достопочтенная, благородная, благочестивая сеньора с самой кристальной репутацией. И никто в этом не усомниться. Никто не осмелится утверждать обратное. И только для меня она, всего лишь, Каталина. Прекрасная Нимфа из моей буйной юности.
Двадцать лет минуло с нашего последнего свидания в Мадриде. Двадцать лет… Закрываю глаза и кажется, что оно было только вчера. Вчера Каталина улыбалась мне, окутанная с ног до головы лунным светом. И пряча бесстыжие глаза под бархатом густых ресниц, шептала, как сильно меня любит. И вчера из ревности я убил её жениха Хулио де Переса. Потом бежал во Фландрию, и Новый Свет.
Двадцать лет скитаний. Двадцать лет сражаясь под чужими знамёнами. Двадцать лет и тысячи смертей отделяли меня от неё. И вот я снова вижу свою Каталину и понимаю, что эти годы для нас не прошли бесследно. Нет, она всё так же притягательно красива, а я всё так же вожделею её. Но теперь между нами непреодолимая пропасть. Её муж, её дети и моя репутация наёмника. Я конкистадор. Я жестокий завоеватель, проливший реки крови. И всё, чего я добился в моей теперешней жизни — это заслуга изворотливого ума и острого клинка. Нет во мне больше благородства рода де Моро. Я утратил его в ту злополучную ночь, когда всадил нож в сердце соперника и трусливо сбежал. И юность тому не оправдание.
Она улыбнулась, делая вид что не знает меня. Охотно шутила, манящей помахивая веером, и шаг за шагом удалялась в темноту галерей.
— Диего, милый мой, Диего, — шептала она в тревожной тишине семейных портретов мужниных предков. — Наша встреча судьба. Так решили звёзды.
— Нет, Каталина, ни судьба, ни звёзды, ни Господня воля здесь ни при чём, — говорил я, покрывая её поцелуями и стаскивая с мягких плеч кружева. — Так решил я. Это я пошёл за тобой. Я захотел тебя…'.
Конец первой книги
Больше книг на сайте - Knigoed.net