- И ты что же, - сузила глаза Инга, - стала ему помогать раздеваться?
- Нет, он сам. Но ты понимаешь...
- Я понимаю только одно, что лгать не надо, - тихо, почти шепотом сказала Инга. - Никогда, ни при каких обстоятельствах не надо лгать. Это стыдно и подло. Все может быть у нас прекрасным, все может быть у нас прекрасным, - повторила она громко, - если мы никогда не будем лгать...
- Что может быть прекрасным? Подумай, что ты говоришь, Инга, - вдруг сказала Людмила Федоровна, заглядывая в спальню с уже найденным томом Плеханова. - Ведь ты пойми - умер твой муж, а ты...
- А ты, ханжа, помолчи, - приказала Инга. И, зачем-то опустившись на колени, стала закрывать веки покойного, говоря опять же очень тихо: - Ох, Димка, Димка, сукин сын, шалун мой несчастный, мой глупый медведь. Сколько раз я тебя выручала. Сколько раз. И вот - выручить больше не могу. Не в силах. И все-таки... Все-таки выручу - срама не будет. Верочка, где у тебя телефон?
- Инга, Ингуся, прости меня, - заплакала Вера Тимофеевна и схватила Ингу за руку.
- Что ты. Кто я такая, чтобы прощать тебя? Я тоже... Ну где, я спрашиваю, у тебя телефон?
Инга подошла к телефону, стала набирать номер, и вот теперь слезы крупными каплями застучали по телефонному аппарату.
- Плачешь? Это неплохо. А то я подумала бы, что ты уж совсем бесчувственная, - сказала Людмила Федоровна.
Ей, привыкшей ставить отметки ученикам и студентам, надо было и тут соответственно отреагировать.
И поразительно, что, сокрушаясь на словах по поводу этого действительно и страшного и редчайшего события, в котором уже наверняка она участвовала впервые, Людмила Федоровна оставалась хотя бы внешне невозмутимой.
- Я на тебя нисколько не обижаюсь за твою грубость, - подошла она вплотную к Инге. - Я понимаю твое состояние и не обижаюсь. - И повернулась к Вере Тимофеевне: - Так, Верочка, я возьму третий том?..
- Пожалуйста, возьми, - усталым голосом сказала Вера Тимофеевна. Возьми, что хочешь.
- ...А зачем вы это написали? - спросила автора одна еще не очень пожилая женщина. - Чтобы кого-то напугать?
- Нет, - сказал автор. - Это написано, наверно, для того, чтобы лишний раз ощутить, как упоительна и неукротима жизнь - и при крайних неожиданностях.
Москва, июль 1977 г.