КОЛТ
Она серьезно относится к описанию еды, краснеет, мать ее, а теперь ест фрукт в форме члена? Ни Кэш, ни я не можем отвести глаз от этой чертовой девчонки. Лучше бы она была больше похожа на тех уродов с острова. Это существенно бы все облегчило, облегчило бы ненависть к ней. А так, ты не испытываешь к ней ненависти.
Как, черт возьми, ее можно ненавидеть? Вот она очаровательна, а в следующую секунду уже вздорная и дерзкая. Мне всегда нравилось играть с огнем, и я вижу, что у нее горячая кровь. Когда она сказала: «Я не хочу тебе зла, Колт. Давай надеяться, что мы оба выживем, и никто из нас никого не прикончит», я почувствовал себя так, словно она бросила спичку в мой бензобак.
— Скажи, кто для тебя этот Илай? — спрашивает Кэш, и этот гребаный жгучий вопрос крутится у меня в голове.
Мне должно быть все равно. Я, блядь, едва знаю эту девушку. Но когда она застыла и потеряла сознание из-за того, что он что-то для нее значил, я тоже чуть не лишился рассудка.
От этого вопроса она ерзает, и ее шею заливает румянец.
— Илай — мой лучший друг, и для Клары он тоже был другом.
Она еще сдирает кожуру с обратной стороны банана и, откусив его, жует и проглатывает. Я смотрю, как при этом двигается ее шея.
— Лучший друг, — повторяет Кэш, сделав глоток из бутылки с водой.
Что ж, это не так уж плохо. По тому, как она напряглась, я думал, она скажет «ее муж». Меня захлестывает волна облегчения, причины которой я не собираюсь анализировать.
— Она никогда о нем не говорила, — хмурится Кэш.
— И все? — спрашиваю я, подходя к ней и напирая на нее. — Он твой лучший друг, это мило.
Я беру у нее банан и выбрасываю его в мусорное ведро. Брюки болезненно обтягивают мои яйца.
Глубоко вздохнув, она качает головой.
— Нет, мы больше, чем друзья.
«Блядь».
— Что значит «больше»? — спрашивает Кэш.
— Он просил моей руки.
Она говорит, как леди из восемнадцатого века.
Это не должно вызывать у меня желания пробить кулаком стену. Это нелепо, но все же это так.
— Так вот почему ты сбежала? — язвительным тоном спрашиваю я.
— Отчасти, — Мона опускает глаза к коленям. — У Илая были планы на нас с тех пор, как мне исполнилось тринадцать, и он впервые меня поцеловал.
Я знал, что ей не чужда близость. Она не уклонялась от контакта, как, помню, делала Клара с моим братом.
— Я думал, вам не разрешается вступать в интимные отношения друг с другом до свадьбы? Клара говорила, что это относится и к поцелуям, — хмурится Кэш.
— Илай был не против нарушить это правило, а я…, — вздыхает Мона — Я не такая, как мой отец. Я не верю так, как он. Я считаю, что нужно жить полной жизнью. Наслаждаться ощущениями. Я хочу страсти, приключений. Хочу жить.
Я знал, что в ней есть что-то особенное. Чувствовал ее потребность в поиске и удовлетворении своих желаний. Вокруг нее какая-то аура.
— Но с Илаем тебе этого не хотелось? — спрашиваю я.
— С Илаем я этого не чувствовала. Должно быть что-то еще. Я не могу поверить, что то, что я чувствовала, будучи с ним, — это желание, страсть — это любовь.
Мона почти плачет от потребности, чтобы ей сказали, что она права.
— Он не удовлетворил твои потребности, — рычу я, и у меня в слаксах дёргается член.
— Не думаю.
Она выглядит смущенной, озадаченной.
— Ты с ним кончала? — спрашиваю я.
— Колт, — предупреждающе произносит Кэш и, встав, тащит меня на кухню.
Я неохотно позволяю ему это сделать.
— Что это, блядь, за вопрос? — стонет он, проводя рукой по волосам.
— Честный, — дергаю плечом я.
— Это неуместно.
— С каких это пор тебя стало волновать, что уместно, а что нет?
Я почти смеюсь. Когда это он получил титул рыцаря святости?
— Просто будь с ней помягче, ладно?
Я вскидываю руки в знак капитуляции и ухмыляюсь, видя, как Кэш расстегивает воротник своей рубашки.
Ее разговоры о сексуальном удовлетворении его тоже пронимают. Мы возвращаемся в гостиную.
— Итак, то, что Илай был полным лузером в сексе, стало только частью причины, по которой ты сбежала, какова же другая? — спрашиваю я, игнорируя убийственный взгляд моего брата.
— Мне не с чем сравнивать Илая, так что несправедливо называть его плохим, но да, была и другая причина.
— И что же это? — спрашивает Кэш, прежде чем я вставлю что-нибудь «неуместное».
Мона снимает со своей шеи цепочки и кладет их на ладонь Кэша.
— Это было на Кларе в ту ночь, когда она ушла и не вернулась.
— Но на ее теле ничего такого не было, — хмурится Кэш, разглядывая цепочку.
Мона вскакивает на ноги, отшатываясь от него.
— Откуда ты это знаешь? — выдыхает она, и на ее лице отражается страх.
Я не хочу, чтобы она нас боялась.
— Он обнаружил ее тело, — говорю за него я, протискиваясь вперед.
Кэш сжимает цепочку, и обхватывает ладонями лицо.
— Это была самая страшная ночь в моей жизни. Идо сих пор остаётся такой, — выдыхает он.
— Если цепочка была на Кларе, когда она покинула остров, но на теле твоей сестры ее не было, то как она попала к вам? — спрашиваю я, наблюдая за ней, чтобы понять, не расколется ли она.
— Вчера я обнаружила ее у себя на пороге, завернутую, как подарок на День рождения.
Кэш резко встает, от чего Мона вздрагивает.
— Что, черт возьми, это значит?
— Это значит, что убийца снял цепочку с тела Клары и теперь издевается над ее сестрой.
Кэш буравит меня взглядом.
— Это не имеет смысла.
— Что не имеет смысла? — спрашивает Мона, все еще настороженно глядя на нас.
— Садись, Мона. Давай закончим историю о том, как Кэш познакомился с твоей сестрой. Тебе нечего нас бояться. Мы никогда не причиним тебе вреда, — уверяю ее я, желая, чтобы это было правдой.
Мона держится на расстоянии, но садится.
— Наша мать заболела, — безо всяких эмоций говорю я.
Нас убило, когда она, черт возьми, нас бросила, когда отец сказал нам, что мы ей безразличны и что она нас не любит. Нам было по пять лет. Мое горе переросло в гнев и негодование, но Кэш очень тяжело переживал ее потерю.
— Она приехала с нами повидаться. Вот так мы узнали об этом парне, Илае, — добавляет Кэш.
— Когда дело дошло до этого, твой отец сказал, что Иисус исцелит ее, но она знала, что это гребаное безумие. Ей нужны были врачи, лечение в больнице.
— Так вот почему она уехала? — спрашивает Мона.
— Она вернулась после того, как отец оплатил лечение.
— Но она не вернулась, — качает головой Мона.
— Вернулась, — хором говорим мы.
— Я лично ее туда отвез, — заявляет Кэш.
— Значит, она уехала во второй раз?
— О чем ты говоришь? — растерянно спрашивает Кэш.
— Джудит? Мать Илая покинула остров задолго до Клары, и ей было запрещено возвращаться. Она так и не вернулась.
Какого хрена?