МОНА
Когда я разбила камнем череп Илая, и его теплая кровь окропила мою кожу, словно награда за то, что я наконец-то добилась справедливости для Клары, по моему телу разлилось спокойствие.
Все те ночи, что я лежала с ним, и он прикасался ко мне этими руками, которыми лишил жизни мою сестру…Я никогда не прощу ему того, что он у меня забрал. Покончить с его жизнью было слишком милосердно. Мне следовало запереть его в отцовской тюрьме и оставить там гнить.
— Эта рана выглядит просто ужасно. Нам нужно будет ее перевязать. — Колт хмуро смотрит на мою ногу, из открытой раны все еще сочится кровь.
— Моя мать заключена в темницу отца. Нам нужно освободить ее и найти Клаудию.
— Кто такая Клаудия? — спрашивает Колт, срывая с себя рубашку и наклоняясь, чтобы перевязать ею мою ногу.
— Она была подругой Клары, — кивает Кэш. — Той, что помогла Кларе добраться до острова и обратно. Показывай дорогу.
— Моему отцу не слишком понравится, что вы здесь.
— Это его проблема, а не наша, — Колт подхватывает меня на руки, как жених невесту. — Позволь мне немного тебя понести. Ты выглядишь так, словно вот-вот упадешь в обморок.
— Спасибо.
— За что?
— За то, что любишь меня, — шепчу я. На его лице сменяется множество эмоций. — Это ведь и есть любовь, верно? Дуновение твоего аромата, сила твоей хватки, вкус твоих губ.
Я провожу ладонью по его щеке.
— Сквозь тьму здесь виден свет…, — я кладу руку себе на сердце. — Я чувствую, что ты живешь здесь.
— А я чувствую тебя повсюду, — говорит он, на мгновение закрывая глаза. — Я ни на что не поменяю это чувство.
— Тебе и не придется. Я твоя, — выдыхаю я. Повернув голову, я протягиваю руку и сжимаю ладонь Кэша. — Я принадлежу вам обоим. Мы принадлежим друг другу.
Как и следовало ожидать, мы застаем моего отца в церкви, планирующим мое очищение.
Когда я вхожу с растрепанными волосами, свисающими по плечам мокрыми прядями, вся в синяках и порезах, окрашивающих мое лицо в целый калейдоскоп цветов, он потрясенно распахивает глаза. Моя одежда изодрана в клочья, вокруг голени обмотан пропитанный насквозь кровью кусок рубашки.
Отец обходит свою скамью и останавливается, когда вслед за мной в церковь входят две мои родственные души, высокие, окровавленные и угрожающие, словно атакующие волки, готовые разорвать его на куски.
— Тебе это с рук не сойдет, — произносит он, сжимая кулаки.
Я киваю головой, отдавая команду, и мои волки набрасываются на него, без особых усилий повалив моего отца на землю.
— Это не так просто, как избивать маленьких девочек, да, отец? — язвительно говорю я.
Его выволакивают на улицу со связанными за спиной руками, как преступника, каковым он и является. Я рада тому, что нас скрывает покров ночи.
Когда мы возвращаемся к их катеру, Кэш с Колтом втаскивают отца на борт, а затем поднимают меня и уводят судно так далеко от острова, чтобы нас никто не увидел и не услышал.
— Я не враг, Мона, — мой отец пытается вырваться из своих пут, сделанных из церковного балахона.
— Нет, враг, — рявкаю я.
— Почему ты относишься к этому как к войне? — рычит он.
— Потому что это она и есть, — огрызаюсь я. — Я борюсь за свою свободу. Твоя вера — не моя.
— Когда свет померкнет, кто спасет тебя, если у тебя не будет веры?
Он искренне верит в то, что вырывается у него изо рта.
— Я не боюсь темноты, — качаю головой я.
— А стоило бы.
— Я не боюсь ее, потому что я сама тьма. Ты вынудил меня ею стать.
— Мона?
Теперь он произносит мое имя с некоторой паникой, в его глазах вспыхивает страх.
— Мне жаль, что тебе придется умереть, чтобы я могла жить.
— Мона, — настойчиво произносит он.
— Все в порядке, отец. Если твой Бог и впрямь существует, тебе не следует бояться смерти.
Колт смотрит на меня, ожидая указаний. Я киваю головой, чтобы он поднял моего отца на ноги.
Я закрываю глаза, собираясь с духом.
— Пока, отец, — говорю я, снова открывая их, легко и просто.
Я толкаю его в грудь, и он, вытаращив глаза от шока, ударяется о воду, поднимая фонтан брызг. Отец быстро тонет, борясь со своими путами. Я вижу, как он исчезает, уходя под воду, и на ее поверхности появляются пузыри. В моем сердце нет чувства печали, только облегчение.
— Что теперь? — спрашивает Колт.
— А теперь мы идем освобождать мою мать.