ские песчинки и всякий мёртвый мусор, который тоже никогда
не признавал его за своего.
Живой и, по сути, беззащитный Червячок гудящими летними
вечерами, когда душный воздух хоть немного наполнялся бес
причинной влагой, стремился подобраться к самому краю боль
шой Чёрной дороги, как к краю пропасти, дышавшей смрадом
разогретого на солнце асфальта.
Жизнь, которая заставляла его извиваться и приспосабли
ваться, не истребила затаённого желания стремиться к чему-то
неопровержимо прекрасному, нежному и такому же беззащит
ному.
Он давно знал, что на другом краю дороги, на другом краю
пропасти, его ждёт этими влажными вечерами и чувствует его
неистребимое стремление одинокая, безвозвратно увядающая
Улитка.
Уже много лет они беспомощно старались согревать своё
чувство на расстоянии.
А
Тосковали о своей неслучившейся жизни, о непережитых
ГО
чувствах, о разделённой неразделимости чувств.
Р
Каждый вечер после трудного дня они слали друг другу бес
О
конечные виртуальные письма и телепатические смс-ки, пыта
Д
ясь преодолеть силу грусти и молчаливого отчаянья.
137
Но Дорога, чёрная и страшная Дорога, по-прежнему разде
ляла их.
От непоправимости такого существования казалось, что их
жизни перестали им принадлежать...
Казалось, что это надолго, на такое долго, которое зовётся
«навсегда».
Никто не решался пересечь эту раскалённую солнцем Дорогу,
по которой в любой момент могла проехать огромная страшная
машина. Наверное, Машина судьбы.
Их судьбы. Но, свою судьбу никто не знает наперёд.
Эта машина могла раздавить насмерть, могла покалечить...
Могла проехать мимо.
А могла и вовсе не проезжать.
Испуганное утомление и природная мягкость обоих мешала
им пересечь Дорогу, чтобы, наконец, соединить свои медлен
ные и незатейливые жизни в одну, быструю и наполненную смы
слом...
Неважно каким. Но они чувствовали, что он, смысл этот, есть.
^