П
О
На старом Птичьем рынке, как известно, от изобилия всяче
ской живности глаза разбегались не только у детей, но и у мы
тых во всех щелоках, зачерствевших сердцем колхозников с со
седнего Колхозного рынка, бурно отмечавших в этот день удач
ные продажи плодовоовощной продукции.
Поэтому присоединившийся к ним каким-то образом наш
фотограф чётко помнил, что покупал он точно двух рыжих хомя
41
ков, умело втёртых ему первой же попавшейся бабушкой. Но
домой он почему-то принёс одного. Причём не хомяка, а гово
рящего попугая, который ругал его какими-то немыслимыми
выражениями на протяжении всей поездки обратно домой.
Фотографу, однако, казалось, что это с ним разговаривает
его внутренний голос или «голос совести», как тогда говорили.
В общем, нашему фотографу удалось каким-то непостижи
мым образом добраться до своей коммуналки в центре города
и не оказаться в вытрезвителе.
Чтобы представить себе тогдашнюю коммунальную квартиру
в центре города, достаточно представить тёмный подъезд ста
рого «доходного» дома с такой же тёмной лестницей, пропах
шей жареным луком и испражнениями простых до незатейливо
сти советских граждан. В самых тёмных местах лестница оброс
ла кошками, которых тогда выгуливали просто за дверь.
На каждой лестничной площадке тяжёлые деревянные и ме
таллические двери украшены гирляндой звонков. Под некото
рыми, на табличках под звонками, ещё и по две-три фамилии.
Понять, сколько семей обитает за дверью - трудно. Проще
всего, зайдя в квартиру, пересчитать вывешенные на стене в ряд
электросчётчики. Те словно живут своей жизнью ночью, или сто
ят, или, тихо жужжа, еле крутятся в такт тарахтящему за стенкой
комнаты холодильнику. Оживают они лишь утром, когда много
численные жильцы встают, готовят завтрак и собираются на ра
боту, и вечером, когда они возвращаются в свои комнаты.
Жизнь была советская, местами застоявшаяся, затёртая, д а
же когда людям казалось, что они живут. На работе они как бы
делали вид, что напряжённо работают, а дома они старательно
изображали домашнюю жизнь, обычно со всеми её клиниче
скими подробностями.
У кого-то получалось, у кого-то не очень... Но, в общем, всё
шло как-то само собой. Дежавю каждого следующего дня смяг
чалось сдавленной неосознанностью дня предыдущего, непо
нятно зачем прожитого.
По субботам и воскресеньям люди робко пытались держать
оборону от этой до жути повторяющейся жизни, окапываясь в
постели до обеда.