ящиков и открытых подвалов домов.
г
Сдерживая свою и её реакцию на других собак и кошек, я на
чинал их тихо ненавидеть. Холод я тоже возненавидел. Как и
жару. Не говоря уже про дождь и слякоть. Календарь стал моей
настольной книгой. Я был готов присылать свои наблюдения за
природой в различные журналы соответствующей тематики.
Когда я приходил домой с работы, хотелось чего-то медвежье
го: залечь в берлогу или просто утопиться в мягком кресле. В тепле.
В тишине. В темноте... Оказаться вне зоны действия сети.
И тут в поле зрения почти отсутствующих глаз появляется
Нечто, метёт хвостом и пытается отразиться в твоих зрачках. Это
Нечто ждёт долгой прогулки с беготней и отниманием палок.
Причём это Нечто превращает в Ничто все другие мои планы,
мягко и ненавязчиво, никогда и ни в чём не упрекая.
И это самое противное.
Так, только посмотрит особым своим взглядом, в котором
больше снисхождения, чем презрения, и скромно опустит глаза,
совершенно определённо повернув мордочку в сторону вход
ной двери.
А когда Ночка ещё росла, она действительно много болела. И
мы часто ездили с ней к ветеринарному врачу на метро. У меня
за пазухой ей было уютно. Немного повозившись, она засыпала.
Иногда, правда, её что-то беспокоило, и Ночка начинала дро
жать, тихонько скуля.
- Потерпи, моя маленькая. Скоро приедем...
Беззащитное соитие двух тел согревалось печально текущим
чувством родства и безумным чувством отчуждения по отноше
нию ко всем остальным. Людям. Животным. Городам. Морям.
Планетам...
-О
X
Дома она с трудом привыкала к белому небу со стеклянной
^
люстрой посередине. Вместо сладкого маминого молока здесь
“
было какое-то другое, чужое и невкусное. И мамой от него не
*
пахло. И братиков нигде не было видно. Где они? В каких мирах
потерялись? И какие там люстры на небе светят?
Я
Только вот этот большой и тёплый всё время куда-то таскает,
ЬЧ
приносит еду, пытается разговаривать... только у него всё равно
А
не получается так как надо, по-нашему.
Б