Их стали всё чаще замечать задумчиво сидящими на подо
конниках в комнате и на кухне. Они подолгу смотрели куда-то
через оконное стекло. На небо, на улицу, на весь заоконный
мир.
О чём в такие моменты думала жена фотографа - неизвест
но. Известно только, что глаза её после этого становились мо
крыми и пронзительными. Соседи уже давно сторонились ее. Со
стороны казалось, что на неё набросились сразу все болезни,
которые только есть в мире. Она поникла и осунулась. Опаса
лись, что это может оказаться заразным. Даже фотограф старал
ся подольше задерживаться на работе.
А мысли попугая как всегда были чисты и прозрачны.
Он словно разочаровался в людях, которые придумали такую
жизнь. Он уже знал, что никогда не долетит до Африки. Он знал,
что эта неверно придуманная страна со всеми своими жителя
ми, с бывшими военными советниками, с фотографами, с их
жёнами, с сотрудницами «Мосгорсправки», со всякими началь
никами и их детьми - никогда не дойдёт до обещанного всем
коммунизма, а погрязнет в сплошной бытовой коммунизменно-
сти.
Он знал, что неправильно придуманные люди будут непра
вильно бесконечно придумывать свою жизнь и будут непра
вильно жить, совсем не понимая этого...
ХА
Мудрый попугай уже отчётливо понимал, что я совсем не
К
правильно его придумал и зачем-то поместил в древнесовет
Ч
ское время.
И
Теперь он с нетерпением ждал, когда на нём вырастет опере
Т
ние, и он сможет летать.
П
~ И тогда, - думал он, очередной раз поглядывая в замутнён
О
ное изнутри воспоминаниями, а снаружи - несбыточными меч
тами, оконное стекло, - если этот голубь ещё раз так близко
подлетит к окну, я вылечу ему навстречу, и мы полетим, ожи
влённо беседуя, прямо в закат, прямо в вечернее зарево, и по
степенно из серых станем розовыми, а потом чёрными... Две ма
ленькие точки, две маленькие домашние птицы, не умеющие
добывать хлеб воробьиным нахальством. Мы полетим высоко-
65
высоко, на такую высоту, откуда уже не будет видно ни приду
манной жизни, ни настоящей...
Компьютеров ещё не было, а жена фотографа уже умудри