- Дорого дали? - наконец спросил он Марью Николавну.
- Не знаю. Это вот он.
- Что такое? - глядя в книжку, спросил Щетинин.
- Подсвечники батюшка спрашивает.
- Дорого ли? - прибавил батюшка.
- Рублей пять, кажется, - скороговоркою ответил Щетинин.
- Искусно, - заметил батюшка, ставя подсвечник.
- Два рубли восемь гривен, да рубль семьдесят две, да полтина... бормотал про себя Щетинин.
- Какие ныне села богатые, - немного помолчав, сказал батюшка, но, не встретив ни в ком сочувствия, обратился к Рязанову:
- А у вас, Яков Васильич, там сено-то небось... Тоже, чай, покупаете когда?
- На что мне его?
- Стало быть, лошадок не держите?
- Нет, не держу.
- Да, да. Ну, муку-то всё покупаете. Почем мука-то у вас?
- А бог ее знает, почем она там, мука. Я в это не вхожу.
Марья Николавна улыбнулась.
- Что вы с ним, батюшка, об этих вещах разговариваете, - спрятав книжку в карман, заговорил Щетинин. - Ведь он... Вы думаете, он это знает что-нибудь. Он надо всем этим смеется.
Батюшка бросил на Рязанова беспокойный взгляд.
- Да я что ж... Ведь я не что-нибудь такое спросил... Обыкновенно... Что ж смеяться?.. Пожалуй, смейся.
- Вы его не знаете.
- Да нет, позвольте! Я ничего худого не говорил. Ведь если бы я спросил что-нибудь такое непристойное; а то ведь вот я при вашей супруге... Марья Николавна слышали; кажется, я довольно скромно спросил: почем, говорю, у вас в Санктпетербурге мука?
- Зачем ты нас с батюшкой хочешь поссорить? - сказал Рязанов. - Мы только что познакомились, а ты уж сейчас и вооружаешь его против меня. Это нехорошо.
Марья Николавна поспешила замять это объяснение и торопливо начала:
- Батюшка, ко мне тут сегодня одна баба приходила.
- Да-с.
- Она жалуется, что муж ее не любит.
- Сс.
Батюшка принял озабоченный вид.
- Да; это несчастная женщина, - сказал Щетинин.
- Скажите!
- Я с вами об этом давно хотел поговорить. Она все ко мне ходит, да посудите сами, что же я-то тут могу сделать?
- Ну, конечно. А уж лучше же ей прямо, коли так, к господину посреднику обратиться.
- Вот и я тоже полагаю, - заметил Рязанов, - к посреднику. Это его прямая обязанность.
- Натурально, - подтвердил батюшка.
- Нет; вот видите ли, батюшка, - не слушая, продолжал Щетинин. - Я думаю, что вы могли бы как-нибудь подействовать увещаниями, что ли...
- То есть как-с?
- То есть на мужа этой женщины.
- Да; увещаниями... Что ж? Ничего-с. Извольте. Это можно.
- Попробуйте-ка в самом деле!
- С моим удовольствием. Оно, конечно, как, знаете, эта самая грубость ихняя, ну, а впрочем...
- Вот ты с своей гуманностию, - сказал Рязанов Щетинину, - только под ответственность батюшку подведешь.
Батюшка с беспокойством посмотрел на Рязанова, потом на Щетинина.
- Батюшка - врач душевный, а тут дело-то, брат, уголовное.
- Как так?
- Да штука-то она очень простая; бьет, видите ли, мужик бабу, и за то он ее бьет, что она брюхата; понятно, чтo из этого может воспоследовать.
- Хм! Дело дрянь, - подумав, сказал батюшка.
- То-то и есть, - подтвердил Рязанов.
- Да нет, однако, это ведь черт знает что такое! - бросив ложку на стол, сказал Щетинин, - что же, по-твоему, стало быть, так и позволить ему бить эту женщину, сколько угодно?
- Да как же бы ты не позволил, любопытно знать?