- Ах, в самом деле! Петя, - кричал один посредник, - речь, брат, непременно сегодня речь!
- Уж это после обеда, - отвечал Петя.
- Нет, он на прошлой неделе, - мы с ним на охоте были, - уморил: собрал мужиков и им латинскую речь сказал.
- Ха, ха, ха!
После супа захлопали пробки и стали разносить шампанское.
- Господа, за соединение сословий! Лаков, слышишь, чучело?
- А, дуй вас горой!
- Ха, ха, ха! Однако ты, чертов сын, не ругайся!
- "Устюшкина мать собиралась умирать..." - затянул Лаков.
- Этих свиней никогда не надо пускать, - рассуждали дворяне.
- Вот посадили его за стол, а он и ноги на стол.
- "Умереть не умерла, только время провела". Что ж такое? Я за свои деньги... Ай у нас денег нет?
- Иван Павлыч, ваше здоровье, - чокались через стол помещики.
- Эх, драть-то вас на шест, - кричал между тем Лаков.
- Господа, что же это такое?
- Mais, mon cher, que voulez-vous donc? C'est un paysan 9.
- Эй, послушай, ты, мужик, - говорил Лакову один помещик. - Если ты, скотина, еще будешь неприлично себя вести, тебя сейчас выведут.
- Ты недостоин сидеть с порядочными людьми за столом.
Лаков струсил.
- Будешь смирно сидеть?
- Я смирно. Истинный бог... Подлец хочу быть, - смирно.
- Ну, так молчи же, не ругайся!
- В тринклятии провалиться - не ругался.
- Господа, за процветание клуба, - провозгласил предводитель.
- "Устюшкина мать..." - заревел Лаков. - Ай у нас денег нет? Всех вас куплю, продам и опять выкуплю.
- Нет, это из рук вон. Его нужно вывести.
- Вот они деньги, - получай! Эй! Кто у вас тут получает, - получай! Триста целковых... На всех... Жертвую, раздуй вас горой!..
- Вывести, вывести его! - кричали дворяне.
- Стой, - говорил Лаков. - За четыре бутылки назад деньги подай! Ладно. Ну, теперь выводи!
Через час после обеда дворяне ходили по комнатам, как во сне, все что-то говорили друг другу, кричали, пели и требовали всё шампанского и шампанского. В одной комнате хором пели какую-то песню, но потом образовалось два хора, и уж никто никого не слушал; только и можно было разобрать:
- Кубок янтарный...
- Чтобы солнцем не пекло...
- Полон давно...
- Чтобы сало не текло.
- Господа, это подлость!.. Ура-а - шампанского!.. Пей, пей, пей!.. Позвольте вам сказать!.. Чтобы солнцем... Поди к черту! Ура - шампанского!..
В то же время один помещик, сидя на столе, выводил тоненьким голоском: "Век юный, пре-елестный, дру-у-зья-аа, про-о-ле-етит..." 10
- Во-одки! - вдруг заорал кто-то отчаянным голосом.
В другой комнате происходило посвящение купца Стратонова. Судья, сидя на кресле, произносил какие-то слова, а хор повторял их. Два посредника держали под руки купца Стратонова и заставляли его кланяться судье. Купец кланялся в ноги и просил ручку. Судья накрывал его полою своего сюртука и произносил "аксиос" 11, "аксиос"; хор подхватывал; третий посредник махал цепью, как будто кадилом.
Щетинин с Рязановым вышли на крыльцо. Смеркалось. У ворот клуба их уже дожидался запряженный тарантас. На дворе видно было, как один помещик стоял, упершись в стену лбом, и мучительно расплачивался за обед.
Перед освещенными окнами клуба стояли мальчики и вели между собою следующий разговор:
- Ты туда не ходи! Там мировой.
- Это съезд.
- Он тебя съест.
- Кто?
- А мировой-то. Ишь ты! Ишь! Вон он какой страшный! Глядите, братцы! зубы-то, зубы!..
- Ур-а-а! - ревели в клубе дворяне и кидали в окна пустые бутылки.
По улицам бродили пьяные мужики. Ярмарка кончилась.
- Что ты такое начал рассказывать, когда я приехал, помнишь? - про какое-то социальное дело? - спросил Рязанов своего товарища, когда они выехали в поле.
- Нет, оставь это, прошу я тебя, сделай милость, оставь, - ответил Щетинин.