- Вспомнила я, - помолчав немного, заговорила опять Марья Николавна, вспомнила, как мы с тобой сначала говорили там о разных жертвах, а теперь посмотрела: какие же это жертвы?
Это так, забава. Занимаюсь я этим или нет, - решительно все равно. Да и что это за занятие? Обед заказать, белье отдать выстирать, - так это и без меня само собой сделается; а там пластырь какой-нибудь дать мужику, так я еще и не знаю, что я даю. Может быть, ему даже еще хуже будет от этого.
Я ведь не училась быть доктором, я ничего не умею. Так что же я могу сделать?
- Ну, расскажи-ка лучше, что же ты придумала, - прервал ее Щетинин.
- А вот что, - сказала она, приложив палец к щеке и как будто во что-то всматриваясь. - Я теперь все поняла. Ты тут совсем не виноват.
Щетинин немного повел бровями.
- Помнишь, тогда с мужиками ты все хлопотал, чтобы они... Как это?
- Ну, да; ну, да, - нетерпеливо сказал Щетинин.
- Чтобы у них все было общее. Как это называется?
- Да все равно. Так что же ты-то думаешь теперь?
- Погоди, не перебивай меня! Что я хотела? Да. Вот ведь ты тогда ошибся?
- Ошибся, - тихо ответил Щетинин.
- Ведь ты им добра желал?
- Да...
- Так почему же это не удалось?
- А потому, что они дураки, - резко ответил Щетинин.
Марья Николавна приостановилась.
- Своей же пользы не понимают, - прибавил Щетинин и, привстав на локте, потянул к себе подушку.
- Так за что же ты на них сердишься? - с удивлением спросила Марья Николавна.
- И не думаю. С какой стати мне на них сердиться?
- Ну, да. Ведь они в этом не виноваты, что не понимают. Они ошибаются. Ты и сам тоже ошибался. Их надо учить, тогда они поймут. Так ведь?
- Конечно, - размышляя, ответил Щетинин. - Только кто же это их будет учить? Уж не ты ли? - поднимая голову, спросил он.
- Да, я. Что ты на меня смотришь? Ну, да. Я буду их учить. Наберу детей и заведу у себя школу. Ведь это хорошо я придумала? А?
Щетинин опять опустил голову на подушку и сказал:
- Разумеется. Что ж тут. Только я не знаю...
- Что ты не знаешь? Сумею ли я справиться с этим делом?
- То-то, сумеешь ли? Ведь тут терпенье страшное...
- Не беспокойся. Насчет терпенья я... Да притом, вот и Рязанов, - Ведь он проживет здесь все лето, - он мне поможет, расскажет, как надо все делать.
-Рязанов?!. Да. - Щетинин поморщился. - Нет, уж ты лучше с этим к нему не обращайся.
- Почему же?
- Да так. Он вообще...
- Что вообще?
- Вообще... Он на это смотрит как-то странно.
Марья Николавна задумалась.
- Да разве ты с ним говорил что-нибудь об этом?
- Нет, не говорил, но мне так кажется, судя...
- Да нет; не может быть. Он не такой. Я, впрочем, сама с ним поговорю.
- Да. Ну, так, стало быть, - говорил Щетинин, приподымаясь и заглядывая Марье Николавне в лицо, - стало быть, ты не сердишься. Это главное.
- Нет: да ведь я и тогда не сердилась. Ведь это совсем не то. Ну, что же там в городе?
- Чтo, в городе такая мерзость! Перепились все, как сапожники. Только всего и было. Однако уж светает.
- В самом деле, - сказала Марья Николавна вставая. - Так я завтра же начну это. Переговорю, во-первых, с Рязановым...
- Да, да; это хорошо.
- А потом... И начну. Только вот... Погоди!
Щетинин хотел ее обнять.
- Только вот книг нужно достать.
- Достанем, всего достанем.
- Ты в город-то ездил. Ах, какая я глупая!
- А что?
- Ты там бы мог купить.