- Так ты завтра же... Постой! Завтра же пошли!
- Пошлю. Как же я устал-то, господи! - говорил Щетинин, потягиваясь. Ну, теперь спать!
VII
На другой день Щетинин встал раньше всех, один напился чаю и уехал на хутор, на целый день.
Марья Николавна долго ждала Рязанова за самоваром, наконец послала за ним во флигель, - оказалось, что он чуть свет ушел куда-то и еще не возвращался. Она пошла было в сад, но потом вдруг вернулась домой. Придя в свою комнату, она открыла рабочий столик, достала оттуда начатые рукавчики, взяла иголку и принялась было шить; потом опять распорола, выдернула иголку, оторвала кончик нитки и опустила руки на работу.
Так просидела она с полчаса, отвернувшись в сторону и в раздумье перебирая пальцами свое платье; только глаза ее медленно переходили с одной вещи на другую, ни на чем не останавливаясь и ничего не выражая, кроме одной какой-то мысли, которая не давала ей покоя. Пасмурный свет из окна, проходя сквозь зеленую занавеску, бледно ложился на одну сторону ее красивого, но и без того печального лица, неясно обозначая щеку, висок с неподвижною бровью и далеко откинутую назад темную косу.
Вошла горничная.
- Что ты, Поля? - мельком взглянув на нее, спросила Марья Николавна.
- Блюзку запошить прикажете или только сметать пока вперед - иголку?
- Все равно. Сама увидишь, как лучше.
Горничная молчала.
- Ну, запошей, что ли.
- Там вон девочку привели, - улыбаясь, сказала горничная.
- Какую девочку?
- Да мать привела, крестьянскую. Больная.
Горничная фыркнула.
- Что ж ты смеешься?
- Очень уж смешно. У девочки в ухе...
Горничная опять засмеялась.
- Что ж у ней в ухе?
- Горох вырос.
- Как горох вырос?
- Да извольте сами посмотреть. Обыкновенно, ребятенки баловались, засунули ей в ухо горошину; он у ней там и вырос. Видно, извольте поглядеть, из уха росток торчит.
Оказалось, у девочки действительно из уха виднелся росток.
Марья Николавна достала шпилькою горошину и налила девочке в ухо деревянного масла. Баба вытащила из-за пазухи четыре яйца и подала их Марье Николавне.
- Зачем это? Мне не надо.
- Ну! - сказала баба, все-таки отдавая яйца.
- Нет, право, мне не надо.
- Ну! Ничаво.
Баба старалась поймать ее руку.
- Ах, какая ты! Ведь я тебе сказала, что не возьму, - говорила Марья Николавна, спрятав свои руки.
- О? Ну, мотри же! А то возьми! Что ж?.. Ничаво.
- Не возьмет. Дура! Говорят тебе, - смеясь, прибавила горничная.
- Да ведь у нас денег нету. Какие у нас деньги?
Марья Николавна улыбнулась.
- А то я пзнички 1 принесу коли.
- Ничего мне не надо.
- Ну, благодарим покорно, - кланяясь, говорила баба. - Целуй у барыни ручку, - сказала она своей девочке. - Проси ручку! Сопли-то утри! Скажи: пожалуйте, мол, сударыня, ручку! Проси скорей!
- Нет, нет; и этого не надо, - конфузясь, говорила Марья Николавна. - А ты лучше вот что послушай-ка!
- Чаво-с?
Баба самой себе утерла нос.
- Ты из какой деревни?
- Мы-то?
- Ну, да.
- А мы вот кaменски.
- Это недалеко ведь, кажется?
- Возлe. За речкой-то вот.
- Который год твоей девочке?
- Девочки-ти? Да, мотри, никак девятый годочек пошел.