- Семен Семеныч!
- М-м?
- Приехали.
- А! Приехали. Где старшина?
- Я здесь, Семен Семеныч. Пожалуйте, я вас высажу.
- Самовар есть?
- Сейчас будет готов.
- Живо! Ну, как у вас? - спрашивает посредник, входя в волостное правление.
- Всё слава богу-с, - кланяясь, отвечает старшина.
Писарь, в нанковом пиджаке 1, сметает рукавом пыль со стола, тоже кланяется и отходит к стенке.
- Хорошо, - говорит посредник, садится и все еще сонными глазами осматривает стены. Лицо у него измято, вдоль лба красный рубец.
Старшина стоит, наклонившись немного вперед и заложив руки за спину.
- Принесите-ка там портфель!
Старшина с писарем бросаются вон из избы.
Солнце начинает сильно пригревать, мухи толкутся в окне, на дворе отпрягают лошадей.
- Вот этот у меня старшина ничего, - говорит посредник Рязанову, только неопытен еще, расторопности мало.
- Мм, - отвечает Рязанов.
Старшина бережно, точно боится расплескать что-нибудь, вносит портфель и, положив его на стол, отходит к сторонке. Писарь на цыпочках крадется к шкафу и вытягивается за спиной старшины.
- Ну, а недоимка у вас как? - спрашивает посредник, надевая себе на шею цепь.
- Плохо-с, - со вздохом отвечает старшина.
- Что ж ты, братец, не понуждаешь?
- Понуждаем-с, - вполголоса отвечает писарь, бесстрастно глядя на посредника.
- Мы понуждаем-с, - уныло склоня голову набок, повторяет старшина.
- Стало быть, плохо понуждаешь, - говорит посредник. - Вон помещик жалуется мне, что вы до сих пор не можете остальных пятисот уплатить с прошлого года, с октября. Ведь это срам!
Писарь стремительно подходит к столу и, порывшись в бумагах, почтительно указывает мизинцем в книгу, говоря:
- С пятнадцатого февраля сего года остается четыреста девяносто пять рублей семьдесят две копейки-с.
- Ну, да, - подтверждает посредник. - Слаб ты, брат; вот что я тебе скажу, - обращается он к старшине.
Старшина вздыхает.
- Разве, ты думаешь, мне приятно слушать жалобы на вас?
Старшина наморщивает брови и старается не глядеть на посредника.
- Ну, опишут, продадут. Что хорошего? Сам ты посуди!
- Хорошего мало-с, - рассматривая свои сапоги, отвечает старшина.
- То-то вот и есть, - наставительно заключает посредник.
- Сами вы себя не бережете.
Несколько минут тяжелого молчания.
- О-охо-хо! - Вздыхает посредник. - Так как же, брат?
- Чего извольте? - тревожно спрашивает старшина.
- Насчет самовара-то?
- Шумит-с.
Писарь бросается в дверь.
- Н-да, - в раздумье глядя в потолок, говорит посредник.
- Все божья воля-с, - со вздохом замечает старшина.
- Да, брат, вот как продадут, тогда и узнаешь божью волю.
Слышно, как в сенях писарь раздувает самовар.
- Дела какие-нибудь есть? - внезапно спрашивает посредник.
Старшина глядит в дверь на писаря и манит его пальцем.
- Есть, васкродье, - входя в комнату и обчищаясь, говорит писарь. Жалоба временнообязанной крестьянки Викулиной, сельца Завидовки, на побои, нанесенные ей в пьяном виде крестьянином того же сельца, Федором Игнатьевым.
- Разобрали?
- Разобрали-с, - весело отвечает старшина.