7. НАСТОЯЩЕЕ
Доев мороженое, мы с Сэмом идем в Таверну, а когда подходим к задней двери, стоим и неловко смотрим друг на друга, не зная, как расстаться.
— Было так здорово увидеть тебя, — говорю я ему, теребя подол своего платья и ненавидя, как фальшиво звучит мой голос. Сэм, должно быть, тоже это слышит, потому что он поднимает брови и слегка откидывает голову назад. — Я собиралась попытаться заскочить в винный магазин до закрытия, — говорю я. — Там есть бутылка вина с моим именем на ней. Довольно тяжело — находиться снова здесь, — я вздрагиваю.
Зачем я это сказала? Как так получилось, что я вижу Сэма всего час, а замок уже слетел с моего длинного языка?
Сэм проводит рукой по лицу, а затем по волосам.
— Почему бы тебе не зайти выпить? Двенадцать лет — это большой срок, чтобы наверстать упущенное.
От моего внимания не ускользает, что он уже всё подсчитал.
Я переминаюсь с ноги на ногу. Я ничего так не хочу, как провести время с Сэмом, просто побыть рядом с Сэмом, но мне нужно немного времени, чтобы придумать, что я собираюсь ему сказать. Я хочу поговорить о времени, когда мы виделись в последний раз. Сказать ему, как мне жаль. Рассказать ему, почему я сделала то, что сделала. Чтобы признаться во всем. Но я не могу сделать это сегодня вечером. Я не готова. Это всё равно, что вступить в битву всей моей жизни без всяких доспехов.
Я оглядываю тихий переулок.
— Давай, Перси. Побереги свои деньги.
— Хорошо, — соглашаюсь я.
Я вхожу в темную кухню следом за ним, и когда он включает свет, мои глаза скользят вниз по его спине к изгибу его задницы, что оказывается очень большой ошибкой, потому что это до глупости потрясающая задница. Именно в этот момент он оборачивается, ловя меня посередине заднице-разглядывания.
— Бар? — спрашиваю я, изображая неведение.
Я протискиваюсь мимо него в двери столовой, включая свет в главном зале. Все еще держа руку на выключателе, я осматриваю пространство. Мне приходится несколько раз моргнуть, чтобы осознать то, что я вижу, потому что удивительно, как мало изменилось. Стены и потолок покрыты сосновыми досками; полы сделаны из какого-то более прочного дерева, может быть, из клена. Создается впечатление, что ты находишься в уютной хижине, несмотря на большие размеры помещения. На стенах висят исторические фотографии Баррис-Бей, старинные лесозаготовительные топоры и пилы, а также картины местных художников, в том числе несколько картин самой Таверны. Каменный камин стоит там же, где и всегда, а на каминной полке стоит та же семейная фотография, что и всегда. Я подхожу к нему, пока Сэм берет пару стаканов с полки за стойкой.
Это фотография Флореков в рамке перед Таверной, которая, как я знаю, была сделана в день открытия ресторана. Родители Сэма широко улыбаются. Его отец, Крис, возвышается над Сью, обняв ее одной рукой за плечо и крепко прижимая к себе. Малыш Чарли сжимает его свободную руку. Сью держит младенца Сэма; ему на вид около восьми месяцев, его волосы такие светлые, что почти белые, а на ручках и ножках очаровательные ямочки. Подростком я изучала эту фотографию бесчисленное количество раз. Теперь я прикасаюсь к лицу Сью. На этой фотографии она моложе меня.
— Мне всегда нравилась эта фотография, — говорю я, все еще рассматривая её.
Я слышу бульканье жидкости, наливаемой в стаканы, и поворачиваюсь, чтобы увидеть Сэма, взрослого Сэма, наблюдающего за мной с выражением боли.
Я подхожу к бару и кладу руки на стойку, когда сажусь напротив него. Он протягивает мне щедрый стакан виски.
— Ты в порядке? — спрашиваю я.
— Ты была права ранее, — говорит он, его голос грубый, как гравий. — Сложно видеть тебя здесь. Такое чувство, будто меня ударили в сердце.
У меня перехватывает дыхание. Он подносит бокал к губам и, запрокинув голову, залпом выпивает всё содержимое.
Внезапно мне становится на тысячу градусов жарче, и я остро ощущаю сырость под мышками и то, как челка прилипла ко лбу.
Наверху, наверное, всё распушилось. Я пытаюсь убрать волосы от лица.
— Сэм… — начинаю я, затем останавливаюсь, не уверенная, какие слова произнести дальше.
Я не хочу делать это сейчас. Пока нет.
Я подношу бокал ко рту и делаю большой глоток.
Взгляд Сэма неумолим. Его способность поддерживать зрительный контакт была тем, к чему я привыкла после того, как впервые встретила его. И когда мы стали старше, этот голубой взгляд воспламенял мою кровь, но теперь его давление стало непреодолимым. И я знаю, я знаю, что сейчас я не должна находить его привлекательным, но его мрачное выражение лица и твердая челюсть сбивают меня с толку. Он, бесспорно, великолепен, даже когда немного напряжен. Возможно, в особенности, когда он такой.
Я допиваю остатки виски и задыхаюсь от жжения. Он ждет, что я что-нибудь скажу, и мне никогда не удавалось уклониться от него. Я просто не готова бередить наши раны сейчас, не раньше, чем узнаю, переживем ли мы их во второй раз.
Я смотрю на свой пустой стакан.
— Я провела двенадцать лет, думая о том, что бы я сказала, если бы когда-нибудь увидела тебя снова, — я морщусь от собственной честности. Я делаю паузу, считая четыре вдоха и выдоха. — Я так по тебе скучала, — мой голос дрожит, но я продолжаю. — Я хочу сделать, как лучше. Я хочу всё исправить. Но я не знаю, что сказать, чтобы сделать это прямо сейчас. Пожалуйста, просто дай мне ещё немного времени.
Я сосредотачиваю своё внимание на своем пустом стакане. Я обхватываю его обеими руками, чтобы он не видел, как они дрожат. Затем я слышу мягкий хлопок пробки бутылки. Я поднимаю взгляд, мои глаза расширяются от страха. Но сейчас его глаза мягкие, даже немного грустными.
— Выпей ещё, Перси, — мягко говорит он, наполняя стакан. — Мы не должны говорить об этом сейчас.
Я киваю и с благодарностью делаю глубокий вдох.
— Na zdrowie, — говорит он по-польски, прикасаясь своим бокалом к моему и поднося его к губам, ожидая, что я сделаю то же самое. Вместе мы залпом допиваем наши напитки.
В кармане у него жужжит телефон. Это не первый раз, когда он срабатывает сегодня вечером. Он проверяет экран и засовывает его обратно в шорты.
— Тебе нужно ответить? — спрашиваю я, думая о Шанталь и чувствуя укол вины. — Я не возражаю.
— Нет, они могут подождать. Я выключу его, — он поднимает бутылку виски. — Ещё один?
— Почему, черт возьми, нет? — пытаюсь улыбнуться.
Он наливает ещё, а затем обходит бар и садится на табурет рядом со мной.
— Нам, вероятно, следует пить медленнее, — говорит он, наклоняя свой стакан.
Я взъерошиваю пальцами челку, отчасти от нервов, отчасти в надежде придать ей хоть какой-то презентабельный вид.
— Однажды ты поклялась, что больше никогда не будешь стричь челку, — говорит Сэм, искоса глядя на меня.
Я поворачиваюсь на своем сиденье лицом к нему.
— Это, — произношу я, — моя чёлка после расставании!
И, ого, неужели я уже пьяна?
— Твоя что? — спрашивает он, поворачиваясь ко мне лицом с кривой ухмылкой, при этом задевая мои ноги своими.
Я смотрю вниз, где его бедра обхватывают мои, затем быстро возвращаюсь к его лицу.
— Ну, знаешь — челка после расставании, — говорю я, стараясь произносить как можно более четко. Он выглядит озадаченным. — Женщины делают новые прически, когда нас бросают. Или когда мы кого-то бросаем. Или иногда как раз тогда, когда нам нужно начать всё сначала. Челка — это как канун Нового года, но с волосами.
— Понял, — медленно говорит Сэм, и ясно, что он имеет в виду Я ничего не понял, и ещё Это безумие. Но на его губах играет улыбка. Я стараюсь не зацикливаться на маленькой складке посередине его нижней губы. Выпивка и Сэм — опасная комбинация, понимаю я, потому что мои щеки подрумянились, и всё, о чем я могу думать, это о том, как сильно я хочу пососать эту складку.
— Так ты была той, кто бросил, или той, кого бросили? — спрашивает он.
— Меня бросили. Совсем недавно, — я пытаюсь сосредоточиться на его глазах.
— Ах, блин. Извини, Перси.
Он опускает голову до моего уровня, так что оказывается прямо на линии моих глаз. О боже, он заметил, что я пялюсь на его рот? Я заставляю себя встретиться с ним взглядом. У него странное суровое выражение лица. Моё лицо горит. Я чувствую, как над моей верхней губой выступают капельки пота.
— Нет, всё в порядке, — говорю я, пытаясь незаметно промокнуть пот. — Всё было не так серьёзно. Мы были вместе не очень долго. Я имею в виду, семь месяцев. Это долго для меня — на самом деле, дольше всего для меня. Но, вроде бы, недолго для большинства взрослых людей.
О, хорошо, теперь я говорю бессвязно. А может быть, невнятно?
— В любом случае, всё в порядке. Он был не тем парнем, который мне нужен.
— А, — говорит он, и когда я снова смотрю на него, он кажется более расслабленным. — Не фанат ужасов?
— Ты помнишь это, да?
Восторг покалывает у меня в пальцах ног.
— Конечно, — говорит он с открытой, обезоруживающей честностью. Я улыбаюсь — широкой, одурманенной, подпитываемой виски улыбкой. — Кто мог забыть, что его годами подвергали просмотру дерьмовых фильмов ужасов?
Это классический Сэм, дразнящий, но всегда нежный и никогда не злой.
— Прошу прощения?! Ты обожал мои фильмы!
Я игриво бью его по руке, и, Господи, его бицепс как бетон. Я трясу кулаком, глядя на него с неверием. На его лице легкая усмешка, как будто он точно знает, о чем я думаю. Я делаю глоток виски, чтобы снять нарастающее напряжение.
— В любом случае, нет. Себастьяну определенно не нравились фильмы ужасов, — говорю я, а затем переосмысливаю это. — На самом деле, я не знаю. Я никогда не спрашивала. И мы никогда не смотрели один из них вместе, так что кто знает? Может быть, ему они и нравились.
Я опускаю часть о том, что я не рассказывала никому, с кем встречалась, об этой своей странной страсти. Что я даже фильмы ужасов больше не смотрю. Для Сэма моя любовь к классическим фильмам ужасов, вероятно, была основным биографическим фактом о Перси. Но для меня это была слишком интимная деталь, чтобы раскрывать её кому-либо из мужчин, с которыми я встречалась. И, что более важно, после того первого лета на озере эти фильмы у меня ассоциируются с Сэмом. Смотреть их сейчас было бы слишком больно.
— Ты шутишь? — спрашивает Сэм, явно сбитый с толку.
Я качаю головой.
— Что ж, ты права, — бормочет он. — Он определенно не тот парень, который тебе нужен.
— А как насчет тебя? — спрашиваю я. — Все ещё читаешь учебники анатомии для удовольствия?
Его глаза становятся шире, и я думаю, что его щеки потемнели под щетиной. Я не хотела поднимать это конкретное воспоминание. О его руках и губах на мне в его спальне.
— Я не… — начинаю я, но он перебивает: — Думаю, что мои дни чтения учебников закончились, — говорит он, давая мне выход. Но потом он добавляет: — Успокойся, Перси. Ты выглядишь так, словно тебя застукали за просмотром порно.
Я издаю звук облегчения, который находится на полпути между смехом и вздохом.
Мы допиваем наши напитки в счастливом молчании. Сэм наливает ещё. На улице уже темно, и я понятия не имею, как долго мы здесь находимся.
— Завтра мы пожалеем об этом, — говорю я, но это ложь.
Я бы выдержала двухдневное похмелье, если бы это означало, что я могла бы провести еще один час с Сэмом.
— Ты поддерживаешь связь с Делайлой? — спрашивает он, и я чуть не давлюсь своим напитком.
Я не разговаривал с Делайлой уже много лет. Мы друзья на Facebook, так что я знаю, что она какой-то политический пиарщик в Оттаве, но я оттолкнула её вскоре после того, как всё испортила с Сэмом. Две мои самые большие дружбы исчезли в течение нескольких месяцев. И та, и другая исчезли из-за меня.
Я провожу пальцем по краю своего бокала.
— Мы перестали быть близки в университете, — говорю я.
Правда об этом всё ещё причиняет боль, хотя это ещё не вся история, даже близко. Я смотрю на Сэма, чтобы увидеть, понимает ли он это.
Он немного ёрзает на табурете, выглядя неловко, и делает большой глоток.
— Мне жаль это слышать. Вы обе были очень близки какое-то время.
— Это так, — соглашаюсь я. — На самом деле, — добавляю я, глядя на него, — ты, вероятно, видел её больше, чем я, с тех пор, как вы оба пошли в университет Квин.
Он чешет щетину на своей челюсти.
— Это большой кампус, но да, я сталкивался с ней один или два раза.
Его голос грубый.
— Она бы получила удовольствие, увидев, каким ты стал, — выпаливает мой глупый рот, благодаря виски. Я опускаю взгляд на свой напиток.
— Да? — спрашивает он, ударяя меня по колену своим. — И каким же я стал?
— Очевидно, дерзким, — бормочу я, щурясь на свой стакан, потому что каким-то образом их теперь два.
Он хихикает, а затем наклоняется ко мне и шепчет мне на ухо: — Ты тоже стала довольно дерзкой.
***
Сэм отодвигается назад и изучает меня.
— Могу я тебе кое-что рассказать? — спрашивает он, и его слова немного сливаются воедино.
— Конечно, — выдавливаю я из себя.
Его глаза немного расфокусированы, но он смотрит на меня.
— Когда я поступил на медицинский, в Кингстоне был невероятный магазин подержанных книг и видео, — начинает он. — У них был огромный раздел ужасов — вся подборка того, что тебе нравилось. Но и другие фильмы тоже. Малоизвестные, которые, как я думал, ты, возможно, не видела. Я проводил там много времени, просто рассматривая всё вокруг. Это напоминало мне о тебе, — Сэм качает головой, вспоминая. — Владельцем был сварливый парень с татуировками и огромными усами. Однажды он очень разозлился на то, что я все время захожу и ничего не покупаю, поэтому я схватил экземпляр Зловещих мертвецов и швырнул его на прилавок. А потом я просто продолжал возвращаться, но, конечно, каждый раз мне приходилось что-то покупать. В итоге у меня были Кэрри, Психо, Изгоняющий дьявола и все эти ужасные фильмы о Хэллоуине, — говорит он. Он делает паузу, изучая мое лицо. — Но я никогда их не включал. Мои соседи по комнате думали, что я сошел с ума из-за всех этих фильмов, которые я даже не смотрел. Но я просто не мог заставить себя это сделать. Без тебя мне было как-то не по себе.
Это потрясает меня.
Я проводила часы, дни, целые годы, задаваясь вопросом, может ли быть такое, что Сэм тосковал по мне так же, как я тосковала по нему. В некотором смысле это было похоже на принятие желаемого за действительное. В течение нескольких месяцев после нашего разрыва я оставляла бесчисленное количество сообщений на его телефоне в общежитии, отправляла смс за смс и писала электронное письмо за электронным письмом, проверяя, как он, рассказывая ему, как сильно я скучаю по нему, и спрашивая, можем ли мы, пожалуйста, поговорить. Он не ответил ни на один из них. К маю на звонок ответил кто-то другой — в его комнату переехал новый студент. Я рассматривала вариант того, чтобы поехать в Баррис-Бей, рассказать ему всё, попросить прощения, но подумала, что к тому моменту он, вероятно, стер меня, мое имя и все воспоминания о нас из своей памяти.
Во мне всегда была маленькая, полная надежды частичка, которая чувствовала, что он должен иногда замечать, что его мысли возвращаются ко мне, к нам. Он был для меня всем, но я знаю, что то же самое было верно и для него. Слушая, как он говорит о видеомагазине, я немного вытесняю этот глубоко спрятанный лучик надежды.
— Я тоже их не смотрю, — признаюсь я шепотом.
— Нет?
— Нет, — прочищаю горло. — По той же причине.
Мы смотрим друг на друга, не моргая. Стеснение в моей груди почти невыносимо. Искушение прижаться к нему, показать ему, что он значит для меня своими руками, ртом и языком, почти невозможно игнорировать. Но я знаю, что это было бы несправедливо. Мое сердце — это паническое бегство животных из зоопарка, но я сижу неподвижно, ожидая его ответа.
И потом Сэм улыбается, и его голубые глаза сверкают. Я чувствую, что будет дальше, ещё до того, как он заговорит, и я уже улыбаюсь.
Я знаю тебя, думаю я.
— Хочешь сказать, что у тебя наконец-то появился приличный вкус в кино?
Его остроумный комментарий прогоняет нависшую над нами тяжесть, и мы оба впадаем в приступ смеха. Очевидно, виски подействовало в полной мере, потому что мои смешки прерываются икотой, а по лицу текут слезы. Я кладу руку на колено Сэма, чтобы не упасть, не осознавая, что прикасаюсь к нему. Мы всё ещё смеемся, и я делаю большие судорожные вдохи, пытаясь успокоиться, когда женский голос заглушает наш всплеск эмоций.
— Сэм?
Я поднимаю взгляд, и Сэм поворачивается к дверям кухни, моя рука падает с его колена, когда он двигается. В дверях стоит высокая блондинка. Она выглядит примерно нашего возраста, но одета безупречно: белые брюки в матросском стиле и шелковая блузка без рукавов в тон. Она худенькая и подтянутая, её волосы собраны сзади в низкий пучок на затылке ее длинной шеи. Внезапно я полностью осознаю, насколько измято мое красное платье и какими растрепанными должны быть мои волосы.
— Извините, что прерываю, — говорит она, направляясь к нам, сжимая в руке ключи от машины. Выражение ее лица холодное, и я скорее чувствую, чем вижу, как она оценивает меня, потому что я смотрю на Сэма в замешательстве.
— Я пыталась дозвониться до тебя несколько раз, — говорит она, ее карие глаза мечутся между нами.
Я познакомилась с некоторыми двоюродными братьями и сёстрами Сэма, когда мы были детьми, и я пытаюсь вспомнить эту женщину среди них.
— Черт, извини, — говорит он, слова его извинения сливаются воедино. — Мы немного отвлеклись.
Она поджимает губы.
— Ты собираешься нас познакомить? — спрашивает она, махнув в мою сторону.
У нее светлый цвет волос Флореков, но определенно не та теплота.
Сэм поворачивается и одаривает меня кривой улыбкой, которая не касается его глаз.
— Перси, это Тейлор, — говорит он.
— Двоюродная сестра? — спрашиваю я, но Тейлор отвечает за него.
— Девушка.
***
Сэм знакомит меня с Тейлор. С его девушкой. А не двоюродной сестрой.
У Сэма есть девушка.
Конечно, у него есть девушка!
Как я раньше не подумала об этом? Он горячий доктор. Он высокий, и у него такие глаза, и ему идут растрепанные волосы. Я почти уверена, что любая твердая поверхность, которую он прячет под своей футболкой, заставила бы меня плакать. Тот Сэм, которого я знала, также был добрым, веселым и великолепным — слишком умным для своего собственного блага, на самом деле. И он намного больше всего этого. Он Сэм.
Тейлор стоит перед нами, уперев руки в бока, выглядя свежей, стильной и внушительной в своем полностью белом наряде, в то время как я сижу с открытым ртом. В любом случае, какой нормальный человек носит всё белое без того, чтобы спереди не осталось какого-нибудь пятна? Если подумать, кто надевает парадные брюки и шелковый топ в тон в четверг вечером в Баррис-Бей? В любую ночь в Баррис-Бей? Я хочу облить её одной из бутылок ресторанного кетчупа.
— Тейлор, это Перси, — говорит Сэм, как будто он упоминал меня раньше, но Тейлор смотрит на него непонимающе. — Помнишь? Я рассказывал тебе о Перси, — настаивает он. — У нее был коттедж по соседству. Мы всё время тусовались вместе, когда были детьми.
Тусовались? Тусовались?!
— Как мило, — говорит Тейлор таким тоном, что это звучит так, будто она вообще не считает наши детские тусовки очень милыми. — Так что, вы двое просто наверстываете упущенное?
Она адресует вопрос Сэму, но её глаза устремляются на меня, и я вижу, как она оценивает ситуацию: угроза или нет? Мое платье мятое и, возможно, потное. У меня на груди пятно от мороженого. И не может быть, чтобы от меня не пахло виски. Её плечи немного расслабляются — она не думает, что есть о чем беспокоиться.
Сэм что-то говорит в ответ Тейлор, но я понятия не имею, что именно, потому что меня вдруг так замутило, что мне приходится ухватиться за стойку.
Мне нужен воздух.
Я начинаю делать глубокие вдохи. Вдооох один, два, три, четыре и выыыдох один, два, три, четыре. Виски, которое ещё несколько минут назад было теплым и сладким, как мёд, теперь на вкус затхлый и кислый у меня во рту. Блевануть — это вполне реальная возможность.
— С тобой всё в порядке, Перси? — спрашивает Сэм, и я понимаю, что считала вслух. Он и Тейлор оба смотрят на меня.
— Угу, — натянуто напеваю я. — Но думаю, что виски догоняет меня. Наверное, мне пора идти. Было приятно познакомиться с тобой, Тейлор.
Я слезаю со своего места у стойки и делаю шаг вперед, и моя нога зацепляется за ножку стула Сэма. Я спотыкаюсь прямо перед Тейлором, которая, между прочим, пахнет, как гребаный розовый сад.
— Перси, — Сэм хватает меня за руку, и я на мгновение закрываю глаза, чтобы успокоиться. — Ты не можешь сесть за руль.
Я поворачиваюсь к нему, и у него такое выражение лица, как будто ему жаль меня. Я ненавижу это.
— Всё в порядке, — начинаю я. — Нет, я имею в виду, я знаю, что не могу сесть за руль. Но всё в порядке, потому что я не была за рулем. Я пришла сюда пешком.
— Пришла пешком? Где ты остановилась? Мы тебя подвезем, — предлагает Сэм.
Мы.
Мы.
Мы.
Я смотрю на Тейлор, которая не очень хорошо скрывает свое раздражение. С другой стороны, если бы я застала своего горячего парня-доктора пьяным со странной, неуклюжей женщиной, которая думала, что я его двоюродная сестра, я бы тоже была раздражена. И если бы этим парнем был Сэм, раздражение было бы не скрыть. Я была бы смертоносна.
— Очевидно, что вас обоих нужна подбросить, — говорит Тейлор. — Пойдёмте. Моя машина на заднем дворе.
Я следую за Тейлор и Сэмом. Я могу представить их вместе на свидании — оба высокие, подтянутые и до глупости красивые. Она могла бы быть балериной, с её гибкими конечностями и волосами, собранными сзади в аккуратный пучок. Он сложен как пловец — широкий в плечах, узкий в бедрах, с мускулистыми, но не массивными ногами. Его икры кажутся высеченными из мрамора. Он, наверное, всё ещё бегает. Они, наверное, бегают вместе. Вероятно, они бегают вместе, а потом занимаются таким потным сексом после пробежки, какой бывает у здоровых, счастливых людей.
Тейлор ведет меня к кухонной двери, и Сэм придерживает ее открытой, чтобы я могла пройти. Я жду, пока он закроет дверь, в то время как Тейлор садится в свой белый BMW. Я замечаю, что её сумочка и лоферы тоже белые. Эта женщина, наверное, гадит белым.
— Ты в порядке? — тихо говорит он.
Я слишком пьяна, чтобы думать о том, как ответить на его вопрос убедительной ложью, поэтому я слабо улыбаюсь ему, прежде чем пойти к машине.
Я сажусь на заднее сиденье, чувствуя себя ребенком и третьей лишней, и к тому же у меня очень кружится голова.
— Так как вы двое познакомились? — спрашиваю я, хотя на самом деле не хочу знать ответа.
Что со мной не так?
— В баре, из всех мест, — говорит Тейлор, бросая на меня взгляд через зеркало заднего вида, который говорит мне, что ей не нужно тратить много времени на то, чтобы подцепить парня за парой кружек пива. Мысль о том, что Сэм просто бродил по миру, шатался по барам, искал женщин для знакомства, настолько ужасна, что мне нужно время, чтобы собраться с мыслями. — Это было сколько, два с половиной года назад, Сэм?
Два года. Два года — это серьезно.
— Ммм, — предлагает Сэм вместо ответа.
— А чем ты занимаешься, Тейлор? — спрашиваю я, быстро меняя тему.
Сэм оглядывается через плечо, посылая мне забавный взгляд, который, как я понимаю, означает Что ты задумала? Я предпочитаю игнорировать это.
— Я юрист. Прокурор.
— Вы что, издеваетесь надо мной?! — взвизгиваю я. Я не знаю, то ли дело в Сэме, то ли в алкоголе, который так основательно убрал мой фильтр. — Адвокат и врач? Это должно быть незаконно. Вы двое, типа, забираете всех богатых, горячих людей у всех нас.
О, я очень, очень пьяна.
Сэм разражается громким, раскатистым смехом. Но Тейлор, которая явно не оценила моё пьяное чувство юмора, молчит, бросая на меня озадаченный взгляд в зеркало.
Поездка занимает немного времени, и мы в мотеле меньше чем через пять минут. Я указываю на номер 106, и Тейлор останавливается перед ним. Я благодарю её за поездку веселым (возможно, безумно звучащим) голосом и, без малейшего изящества, вываливаюсь из машины и шаркаю к двери, доставая ключ из сумки.
— Перси! — Сэм зовет меня сзади, и я на мгновение закрываю глаза, прежде чем обернуться, весь груз моего унижения давит на мои плечи.
Я хочу заползти в постель и никогда не просыпаться. Он опустил стекло и склонился над своим мускулистым предплечьем, которое покоится на краю. Секунду мы смотрим друг на друга.
— Что? — говорю я ровным голосом. Мне надоело притворяться веселой Перси.
— Я скоро увижу тебя, хорошо?
— Конечно, — отвечаю я и поворачиваюсь обратно к двери.
Как только я открываю её, фары двигаются, но я не оборачиваюсь, чтобы посмотреть, как машина отъезжает. Вместо этого я бегу в ванную и склоняю голову над унитазом.
***
Я лежу в постели и, моргая, смотрю в потолок. Я знаю, что уже, должно быть, давно наступило утро, потому что солнце уже высоко. Я не поворачивала головы, чтобы посмотреть на часы, потому что не хотела разбудить зверскую головную боль, которая таится у меня в висках. У меня во рту такой вкус, как будто я провела ночь, вылизывая пол в придорожном пабе. И всё же я улыбаюсь про себя.
Я нашла Сэма.
И я почувствовала это. Притяжение между нами. То, которое было там с тех пор, как нам исполнилось тринадцать, то, которое становилось только сильнее, когда мы становились старше, то, которое я пыталась отрицать двенадцать лет назад.
Я не разрушила его. Я разрушила нас. Я могу это исправить.
А потом она появляется из тумана моего похмелья в белом брючном костюме: Тейлор. Беее. Я нахожу маленькое мелочное удовольствие в её имени. Тейлор — одно из тех модных имен, которые сейчас звучат устаревшими и банальными. Моя мать сочла бы его мерзким.
Это было сколько, два с половиной года назад, Сэм?
Я морщу нос при воспоминании о натянутой непринужденности Тейлор. Я не была бы шокирована, если бы она знала, как долго они вместе, вплоть до секунды.
У Сэма есть девушка. Красивая, успешная, предположительно умная девушка. Кто-то, кто, возможно, понравилась бы мне при других обстоятельствах.
Мне нужно отвлечься.
Я случайно наклоняю голову к часам и испытываю облегчение от того, что пульсирование не усиливается. Я замечаю две фиолетовые обертки от шоколадных батончиков на кровати рядом со мной и вспоминаю, как достала их из мини-бара после того, как меня вырвало. Сейчас 10:23. Я стону. Я должна вставать. Я взяла на сегодня выходной, так что мне не нужно работать, но мне нужно принять душ. Даже я чувствую свой запах. Тейлор, наверное, и просыпается в отглаженном брючном костюме. Вероятно, она хранит в кухонном ящике плитку 75 % темного шоколада, и съедает один кусочек по особым случаям. Сколько бы я ни общалась с напыщенными дизайнерами интерьеров и архитекторами, или ни рекомендовала модный новый ресторан, в котором действительно хорошая еда и обслуживание, или проводила вечер на каблуках, не показывая боли на лице, внутри я всегда буду беспорядочной.
Обычно я хорошо справляюсь с тем, чтобы держать эту сторону себя в секрете. Но время от времени она всплывает наружу, как в тот раз, когда я назвала лучшего друга Себастьяна с прогрессивного вида бородой «худшим женоненавистником» за ужином после того, как он неоднократно заглядывал под рубашку нашей официанты и спрашивал меня, выйду ли я на неполный рабочий день или полностью уйду с работы после того, как у меня появятся дети. Себастьян посмотрел на меня с отвисшей челюстью, он никогда не видел, чтобы я так срывалась, и я извинилась за свою вспышку, обвинив в этом вино.
Все ещё во вчерашнем сарафане, я выбираюсь из кровати и медленно направляюсь в ванную. Тело ломит, но меня не тошнит. Я расстегиваю пояс и стягиваю платье через голову, снимаю нижнее белье, а затем встаю под горячую струю душа. Пока мыло и вода выгоняют смог из моего мозга, я составляю план отправиться после завтрака на общественный пляж. Мы с Сэмом никогда не плавали на пляже, когда были младше. Раз или два мы бездельничали в близлежащем парке с его друзьями, но пляж был только для городских детей, которые не жили на озере. Я знаю, что там нет ни причала, ни плота, но мне отчаянно хочется поплавать.
После душа я высушиваю волосы полотенцем, пока они не становятся влажными, и провожу по ним расческой. Я бросаю взгляд на свой телефон.
Ещё одно сообщение от Шанталь: ПОЗВОНИ МНЕ.
Вместо этого я пишу ей в ответ: Привет! Не могу сейчас говорить. Тебе не нужно сюда приезжать. Я в порядке. Вчера столкнулась с Сэмом.
Я могу представить, как она закатывает глаза от моего ответа. Я знаю, что, вероятно, ничего не смогу от неё скрыть, и я чувствую себя виноватой за то, что не позвонила, но быть здесь и видеть Сэма вчера кажется таким нереальным, я не могу представить, как это выразить словами.
Я нажимаю «Отправить», а затем надеваю свой ярко-красный купальный костюм, который я редко использую, и пару джинсовых шорт. Я собираюсь надеть рубашку, прежде чем отправиться в ресторан мотеля, когда раздается стук в дверь. Я замираю. Ещё слишком рано для уборки.
— Это я, Перси, — говорит глубокий, скрипучий голос снаружи.
Я открываю дверь. Сэм стоит в дверном проеме с влажными волосами и свежевыбритым лицом. На нем джинсы и белая футболка, в одной руке кофейная чашка и бумажный пакет. Фантазия каждой гетеросексуальной женщины, страдающей похмельем, находится у входа в мою комнату. Он протягивает их, а затем оглядывает меня, останавливая взгляд на купальнике на одно плечо, который на мне надет. Его голубые глаза сегодня каким-то образом ярче.
— Хочешь поехать на озеро?
***
— Что ты здесь делаешь? — спрашиваю я, хватая кофе и пакет. — Неважно, мне все равно почему. Ты мой герой.
Сэм смеется.
— Я же сказал тебе, что скоро тебя увижу. Я подумал, что ты простишь меня за то, что я напоил тебя вчера, если принесу еду, и я знаю, что ты не любишь сладости на завтрак. Или, по крайней мере, раньше ты не любила.
— Неа, всё еще не люблю, — подтверждаю я, засовывая нос в пакет. — Круассан с сыром и ветчиной?
— Бри и прошутто — из нового кафе в городе, — отвечает он. — И латте. Баррис-Бей теперь модный.
— Вчера я заметила более утонченный вид, — я ухмыляюсь, делая глоток. — Тейлор не будет возражать, если я приду в дом? Ей может быть дискомфортно, потому что мы все время тусовались, когда были детьми.
И в этом проблема встречи с Сэмом до того, как у меня будет время придумать, как с ним поговорить, или, по крайней мере, до того, как я выпью кофе. Слова приходят мне в голову, а затем вылетают изо рта без каких-либо задержек — так было, когда мы были подростками, и, очевидно, это не изменилось, независимо от того, насколько я выросла, независимо от того, какой успешной женщиной я стала. Это звучит мелочно, по-детски и ревниво.
Сэм потирает затылок и смотрит через плечо, размышляя. За те две секунды, что ему требуется, чтобы перевести взгляд обратно на меня, я растаяла в липкую лужу смущения и снова превратилась в ту, кто, я надеюсь, выглядит как нормальный человек.
— То что между мной и Тейлор…
Я прерываю его, отчаянно тряся головой, прежде чем он заканчивает предложение. Я не хочу знать о том, что было между ним и Тейлор.
— Тебе не нужно ничего объяснять, — говорю я.
Он безучастно смотрит на меня, моргая всего один раз, прежде чем сжать губы и кивнуть головой в знак согласия двигаться дальше.
— В любом случае, что-то срочное произошло с делом, над которым она работала. Сегодня утром ей пришлось вернуться в Кингстон.
— Но похороны завтра.
Слова вырываются потоком, густо покрытые осуждением. Сэм, вполне обоснованно, выглядит озадаченным моим тоном.
— Зная Тейлор, она найдет способ вернуться.
Это странный ответ, но я принимаю его.
— Пойдем? — спрашивает он, указывая большим пальцем через плечо на красный пикап, который я до сих пор не замечала.
Я смотрю на него в шоке. В Сэме не ничего, что говорило бы о красном пикапе, за исключением того, что он родился и вырос в сельской местности Онтарио.
— Я знаю, — говорит он. — Это мамин, и я начал водить его, когда переехал сюда. Он намного практичнее, чем моя машина.
— Живешь в Баррис-Бей. Водишь пикап. Ты изменился, Сэм Флорек, — торжественно говорю я.
— Ты была бы удивлена, узнав, как мало я изменился, Персефона Фрейзер, — отвечает он с кривой усмешкой, которая посылает тепло туда, куда не следует.
Я поворачиваюсь, сбитая с толку, и бросаю полотенце и смену одежды в пляжную сумку. Сэм забирает ее у меня и бросает в кузов пикапа, прежде чем помочь мне забраться внутрь. Как только двери закрываются, насыщенный запах кофе смешивается с чистым ароматом мыла Сэма.
Когда он заводит двигатель, мой разум начинает лихорадочно соображать. Мне нужна стратегия, и как можно скорее. Вчера вечером я сказала Сэму, что дам ему объяснение тому, что произошло много лет назад, но это было до того, как я встретила Тейлор. Он двинулся дальше. У него долгосрочные отношения. Я обязана извиниться перед ним, но мне не нужно вываливать на него свои прошлые ошибки, чтобы сделать это. Или нужно?
— Ты что-то притихла, — говорит Сэм, когда мы выезжаем из города к озеру.
— Наверное, я нервничаю, — честно говорю я. — Я не возвращалась с тех пор, как мы продали коттедж.
— С того Дня Благодарения? — он смотрит на меня, и я киваю.
На нас опускается тишина. Я обычно крутила свой браслет, когда была встревожена.
Теперь у меня подпрыгивает колено вверх-вниз.
Когда мы сворачиваем на Дорогу Голых Скал, я опускаю стекло и делаю глубокий вдох.
— Боже, я скучала по этому запаху, — шепчу я.
Сэм кладет свою большую руку мне на колено, останавливая колебания, и нежно сжимает его, прежде чем снова положить руку на руль и въехать на подъездную дорожку.