33954.fb2
Умный любит учиться,
А дурак учить.
Скольких дураков в своей жизни я встретил!
Мне давно пора бы орден получить.
Б.Окуджава
Школа влекла меня всегда. Своей открытостью, суматохой, молодостью. В школу я периодически возвращаюсь. Когда я забываю, что такое голод и педагогический идиотизм, но явственно ощущаю собственную ограниченность и усталость от людей, у которых в глазах щелкают доллары, меня начинает мучить ностальгия по школе.
Нигде больше меня так не обожали, нигде так трогательно не выражали своих чувств, нигде так не слушали. Когда тридцать человек внимает, открыв рот, мое состояние характеризует известная фраза: "Остапа понесло!.." Я купалась в любви, понимании и энергии! И была весела, добра и счастлива. Именно за это, наверно, меня так не любили коллеги. Да, надо признать, что нигде больше меня так единодушно и не отвергали, нигде мой смех не звучал так вызывающе, нигде моя индивидуальность не воспринималась как вызов.
Когда я сама училась в школе, я часто задавалась вопросом: почему в учителя идут люди с авторитарным мировоззрением, истерической психикой и фригидным темпераментом? Когда я пришла туда работать, я поняла: приходят-то люди разные, но остаются только такие, которых "научились работать".
По возрасту я была как раз между школьниками и тетками, по психологии настолько ближе ученикам, что коллеги воспринимали меня как воспитуемую, при том трудновоспитуемую, некого идейного врага, угроза которого объединяет всех. Конфликт отцов и детей - это не конфликт поколений, это конфликт мировосприятий.
После нескольких дней работы учителем, меня вызвала директор школы и менторским голосом автомата, сообщающего нам об отключении телефона, сказала: "Если Вы хотите у нас работать, Вы должны: во-первых, сменить стиль одежда, не взирая на мои невнятные "а", "что собственно..." она настойчиво продолжала, - Во-вторых, стиль общения должен быть более официальным, а в-третьих, любые отклонения от программы подписывайте у администрации." О каких-либо возражениях речи быть не могло. Мне только удалось выяснить, в каком же стиле я должна одеваться. "В более консервативном",- был неумолимый приговор. "Да ведь это равносильно отказу от личности! - возмущалась я. - Господи, да ведь то же самое требуют от бедных школьников!" Но если ученикам хоть известно, чего от них хотят, то мне пришлось набить много шишек, прежде чем я осознала правила игры. Вот они:
Учительница должна всячески скрывать свою принадлежность к женскому полу. В идеале надо стать учителем (именно в мужском роде). Внешне должна быть подчеркнута асексуальность, солидность и мощь. Этот эффект достигается старомодной, одеждой темных тонов (для тучных предпочтение отдается трикотажу), бесформенными юбками, которыми надо маскировать хорошую фигуру, и стоптанными туфлями. (Однажды завуч, сделав замечание по поводу моих джинсов, задала мне вопрос: "Вы знаете, как влияет женщина в брюках на подрастающее поколении?" До сих пор не знаю, как же?)
1. В школьных стенах недопустимы звонкий смех, малейший намек на кокетство и индивидуальность.
2. Нельзя быть просто преподавателем предмета, нужно считать себя гуру, знающим как жить каждому. Иметь на все четкий однозначный ответ, любое инакомыслие считать глупостью и упрямством. Такт, уважение к Личности, частной жизни и свободе слова допускаются только теоретически в абстрактных рассуждениях, на практике квалифицируется как равнодушие, непрофессионализм и угроза хаоса. (У моего приятеля, подхалтуривавший факультативом по философии, после занятия по Ветхому завету был такой диалог с директором школы:
- Обязательно надо под запись дать основной вывод! Без этого все занятие пройдет впустую!
- А какой вывод, на Ваш взгляд, должен быть сделан из Ветхого завета?
- Как какой?!? Есть Бог или нет!
Вот вам и вся философия.)
3. Строго соблюдать субординацию. Не выражать сомнений в том, что начальство априори умнее тебя, приветствовать любую его глупость. Спрашивать советы по любому поводу у старших товарищей. На бесконечных переливаниях из пустого в порожнее сидеть серьезно, выражая смирение со своей участью.
4. Успех обучения оценивается по серьезности и трудности процесса. Занудство отождествляется с научностью, переписывание с работой, аккуратность со способностями. Сама мысль, что учится можно весело и легко - кощунственна и злонамеренна.
"Вы видели, какой кошмар творится у нас в туалетах!?! - с этого необычного вопроса начался очередной педсовет. Натуралистическое описание завершилось неожиданным выводом - Классные руководители, проведите на классных часах беседу о пользовании туалетом! Запишите себе в план!" Я единственная, кто не последовал машинально указанию начальства. Представив, как в своем 10-м объявляю тему беседы, я иронически заулыбалась. Мой сарказм не остался безнаказанным: "Вера Валентиновна, конечно, выше житейских нужд!" Мысль, что кто-то может быть выше физиологических нужд, развеселила меня еще больше, но я не успела ответить на этот каламбур. На меня излился весь директорский гнев, будто именно я являюсь источником грязи во всех туалетах и идеологом бытового вандализма. Из моей усмешки были сделаны далеко идущие выводы о моем равнодушии не только к школьному имуществу, но и воспитанию подрастающего поколения в целом.
С профессиональной привычкой педагога не терять нить даже после длинного отступления директор вернулась к начатой теме. "В обязанности дежурного учителя отныне входит наведение порядка в мужском туалете... - как представитель оппозиции я удостоилась персонального обращения, - И Вас, Вера Валентиновна, это тоже касается". От меня требовалось только внешнее проявление лояльности и пассивное соучастие в маразме. Вместо этого я искренне сказала, что по мужским туалетам ходить не буду. И, пытаясь мотивировать, добавила: "Я еще считаю себя женщиной". За этот выпад я удостоилась только презрительного: "Скажите, какая Анна Ахматова!!!" Я была совершенно не в курсе отношения Анны Андреевны к мужским туалетам, само сравнение меня никак не оскорбило (даже наоборот) и возражений не вызвало. Хоть последнее слово и осталось за директрисой, именно за плохое дежурство по школе и беспорядок в мужском туалете я получила свой первый выговор.
Второй выговор последовал за "безобразное заполнение журналов". Я была тогда настолько наивна, что считала журнал не священной реликвией, а рабочим инструментом. Что журнал заполняется не только одним почерком, но и одной ручкой, строго в соответствии с планированием мне, конечно, объяснили. Но, о ужас, я не имела и самого планирования! То есть, я, держа в голове, творчество каких писателей мы должны изучить, рассказывала и задавала то, что считала нужным в данном конкретном случае. Когда меня попросили принести пресловутое планирование, я набросала, во сколько приблизительно уроков намерена уложить творческое наследие классиков. Завуч удивленно подняла глаза с моей бумажки и спросила: "Что это?" . Я в свою очередь поинтересовалась у коллег, что собственно надо-то, и была поражена простотой ответа: переписать планирование, подставив туда свои числа. В духе журналистского расследования я продолжала свои расспросы:
- А с чего переписать?
- С методички, по которой работаете!
- А у меня нет никакой методички, - стыдливо призналась я.
- А как же Вы работаете? - в свою очередь удивилась собеседница.
- Да вот так, - замялась я. Но решив добраться до сути, все-таки спросила, - А как мне приобресть эту таинственную брошюру?
- Планирование продается в Университете Пед. мастерства.
- А есть такой университет?
- Как!?! - у моей коллеги не было слов.
Я упала в ее глазах ниже уровня восприятия. Зато с этой информацией я легко узнала адрес означенного учреждения, съездила и купила несколько брошюрок с заголовком "Планирование". Вчитавшись, я обнаружила тем не только темы уроков на весь год (которые от меня и требовалось переписать), но еще и вопросы, рекомендуемые задавать школьникам в качестве проверки усвоения материала. Почему-то там были даны и ответы на них. Видимо, во избежании мучительного разнообразия мнений. Только прочитав этот бестселлер, я узнала правильный ответ на вопрос: "За что Пушкин полюбил А.П.Керн?" Я-то цинично думала, кого ни полюбит страстный мужчина, когда на 300 верст вокруг одна Арина Радионовна.. А как, не зная нужного ответа, справиться с вопросом: "Достойна ли Одинцова любви Базарова?" Не приученная к единомыслию, я считала, что нельзя быть недостойным любви в принципе, так как она не выбирает по достоинствам, а уж базаровская страсть и вовсе и подарок...
Но о глобальных целях и методах обучения, работая на классно-урочном конвейере, размышлять некогда. Есть более насущные вопросы, требующие немедленного разрешения. Вот, например, диспансеризация. Простая вроде бы вещь - школьники сдают анализы. Но только учебное заведение способно сделать из этого мероприятие. В обязанности классного руководителя вменяется собрать с утра у своего класса баночки с мочой и "обеспечить стопроцентную сдачу анализов". Вместо разговоров о Достоевском хороший учитель должен пресечь стыдливую стеснительность учеников, которым не удобно демонстрировать образцы своей мочи одноклассникам. Дополнить ауру кабинета литературы восхитительным амбре привокзального туалета. Отчитать публично уклонившихся от процедуры и, дабы обеспечить массовость, наверно, разлить содержимое поровну.
Может, именно такие мероприятия убедили учительницу гимназии, что нельзя девочкам носить прическу баранчиком, "потому что символ Петербурга - это вертикаль"? Или это сублимация? Но что-то же заставило учительницу, пафосно рассказывавшую на уроке о Деве Марии и Христе, вызвать на педсовет ученика. Он осмелился спросить, верит ли она в непорочное зачатие, чем, как было написано в докладной, и "оскорбил ее как женщину". Святые женщины работают в школе! Святые.
Особенно ценились администрацией хорошие организаторы, напрочь лишенные рефлексии и иронии. Про одного коллегу я написала самую удачную свою эпиграмму:
Прост, как дерюга.
Активен, как вошь.
Другого такого нигде не найдешь.
А что остается человеку, который по своему психо-физическому типу не может относиться к этому серьезно? - Только пофигизм, выговоры, ощущение интеллектуального превосходства и тайный сговор с учениками.
Я не научилась проводить открытые уроки и увлеклась французскими мастерскими, продолжала ходить с интересными мне учениками в театры и лазать по саблинским пещерам, отклоняться от темы на уроках и говорить о литературе у костра. В моем кабинете со стен смотрели шаржи великих писателей, под стеклом на столе красовались цитаты БГ, а взгляд входящего падал на плакат: громила бил стоящего на коленях и приговаривал: "Повторяй, скотина, человек это звучит гордо!"
За 7 лет педагогического стажа я не приобрела педагогического зуда, командного голоса и самомнения, осталась на самом низком разряде, зато начала писать, обзавелась друзьями из бывших учеников; а потом и вовсе вышла замуж за своего ученика, подарив коллегам пищу для разговоров на годы вперед...
Глава IV
Референт
По деревне мы проходим
Девяносто пятый раз.
Неужели нам сегодня
По шеям никто не даст?!.
- Вер, привет! Как у тебя с работой? - Именно с этого вопроса моей знакомой начался новый этап в моей жизни. С работой, как всегда, было неважно, т.е. она была, чего нельзя было сказать о зарплате и моральном удовлетворении... Поэтому фраза: "Я знаю директора фирмы, которая чем-то на тебя похожа..." - особенного энтузиазма не вызвала. Факт, что у других тоже проблемы, малоутешителен. Но даже такое нестандартное предложение, как: "Съездим, познакомлю, может, возьмет тебя на работу!" - не показалось мне абсурдным. И мы поехали на другой конец города, бог знает зачем.
Путь наш лежал через Промзону, и когда мне пришлось проползать под какими-то вагонами и, шарахаясь от кранов и фур, идти пару километров по напоминающей лунную поверхности, цель нашей поездки казалась мне все более сомнительной.
В маленькой комнатушке, заваленной какими-то бумагами и коробками, нас недружелюбно встретила молодая женщина, действительно, чем-то меня напоминающая. Про себя я сразу же отметила, что это, так сказать, худший набросок меня. "Стерва",- печально подумала я. Кажется, визави, рассматривая меня, пришла к тому же выводу, но, в отличие от меня, впечатление ее вдохновило. Она повеселела, начался абсурдный диалог.