Та лежала по-прежнему и бредила.
Слышались слова: венок, букет, Офелия...
Ханов подошел и положил руку на мраморный, античный лоб Людмилы. Голова была как огонь. Жилы на висках бились.
-- Тиф с ней, горячка, а вы -- пьяная! -- всхлипывала мать.
А сверху доносились звуки военного оркестра, наигрывавшего "Камаринского", и кто-то орал под музыку:
Там кума его калачики пекла.
Баба добрая, здоровая была!..
КОЛЕСОВ
I
Почтовый поезд из Рязани уже подходил к Москве. В одном из вагонов третьего класса сидел молодой человек, немного выше среднего роста, одетый в теплое пальто с бобровым воротником. Рядом с ним лежал небольшой чемоданчик и одеяло. Этот пассажир был Александр Иванович Колесов, служивший в одной из купеческих контор на юге чем-то вроде бухгалтера. Контора разорилась, и Колесов, оставшийся без места, отправился в Москву искать счастия. Деньги, заслуженные им в продолжение пятилетней службы, так и пропали. Продав кой-что лишнее из носильного платья, он отправился. Родственников у него нигде не было. Отец и мать, бедные воронежские мещане, давно умерли, а более никого не было нигде.
Какие мысли роились в голове его!.. Какие планы строил он!..
"Вот,-- думал Колесов,-- приеду в Москву. Устроюсь где-нибудь в конторе, рублей на пятьдесят в месяц. Года два прослужу, дадут больше... Там, бог даст, найду себе по сердцу какую-нибудь небогатую девушку, женюсь на ней, и заживем... И чего не жить! Человек я смирный, работящий, вина в рот не беру... Только бы найти место, и я счастлив... А Москва велика, люди нужны... Я человек знающий, рекомендация от хозяина есть, значит, и думать нечего".
Раздался последний свисток, пассажиры зашевелились-начали собирать вещи, и через минуту поезд уже остановился. Колесов вышел из вагона на платформу Его тотчас окружили "вызывалы" из мелких гостиниц и дурных номеров, насильно таща каждый к себе. Один прямо вырвал из рук Колесова его чемодан.
Пожалуйте-с к нам остановиться, сударь, номера почти рядом, дешевые-с, от полтинника-с! Пожалуйте-с за мною...
Пожалуй, пойдем, если только номера приличные; где ни остановиться, мне все равно.
-- Приличные-с, будьте благонадежны, можно сказать, роскошные номера за эту цену, пожалуйте! И близко-с, даже извозчик не требуется.
Через несколько минут чичероне заявил, указывая на меблированные комнаты:
Здесь!
А улица какая?
Самая спокойная в Москве-с. Дьяковка прозывается.
В полтинник номеров не оказалось, пришлось занять в рубль.
-- Самоварчик-с? -- предложил юркий, с плутовскими глазами коридорный.
Колесов приказал самовар.
Документик теперь прикажете получить? Документ был отдан.
Из провинции изволили прибыть в белокаменную?
Да, из Воронежа.
По коммерции-с?
Нет, места искать!
И Колесов рассказал коридорному причину, заставившую его прибыть в Москву.
-- Те-кс! -- протянул служитель и, вынув из кармана серебряные часы, посмотрел на них, потом послушал.
Остановились! А на ваших сколько-с? Колесов вынул золотые недорогие часы.
Ровно десять.
Так-с! А что намерены делать сегодня?
Отдохну полчасика, а потом куда-нибудь пройдусь, Москвой полюбуюсь.
-- Доброе дело-с!
Коридорный скрылся, а Колесов, напившись чаю, оделся, запер дверь, ключ от номера взял с собой и пошел по Москве. Побывал в Кремле, проехался по интересовавшей его конке и, не зная Москвы, пообедал в каком-то скверном трактире на Сретенке, где содрали с 1 него втридорога, а затем пешком отправился домой, спрашивая каждого дворника, как пройти на Дьяковку.
Трактир низшего разбора был переполнен посети- :| телями. В отдельной комнатке, за стенкой которой гремел, свистя и пыхтя, как паровик, расстроенный оркестрион, сидели за столом две женщины; одной, по-' видимому еврейке, на вид было лет за пятьдесят. Дру- ) гая была еще молоденькая девушка, строгая блон- ( динка, с роскошной косой и с карими, глубокими гла; зами -- Гретхен, да и только. Но если попристальнее | вглядеться в эту Гретхен, что-то недоброе просвечи- ; вало в ее глазах, и ее роскошная белизна лица с легким ' румянцем оказывалась искусственно наведенной. Обе были одеты безукоризненно. На руках молодой сверкали браслеты и кольца. На столе перед ними стояла пол-бутылка коньяку и сахар с лимоном.
Да! Сенька все дело испортил своим дурацким кашлем! -- говорила блондинка.
Испортил? Как же?
Да так: сидели мы во втором классе. Подходящего сюжету не было. Вдруг в Клину ввалился толстый-претолстый купчина, порядком выпивши. Сенька сел с ним рядом, тут я подошла. Толстяк был пьян и, как только сел, начал храпеть, отвалившись на стенку дивана. Сенька мне мигнул, мы поменялись местами, я села рядом с купчиной, а Сенька, чтоб скрыть работу от публики, заслонил купца и полез будто бы за вещами на полочку, а я тем временем в ширмоху за лопатошником '. В эту самую минуту Сенька и закашлялся. Мощи проснулись, и не выгорело! Из-за дурацкого кашля напрасно вся работа пропала. Стоит с Сенькой ездить! То ли дело Лейба!
-- Лейба? Толст очень, ожирел, да и работой нест! На выставке и то попался из-за красненькой!
Блондинка замолчала, налила по рюмке коньяку, выпила и заговорила:
Выручи, Марья Дмитревна, сделай милость,дай рубликов пятьдесят, работы никакой, ехать в дорогу не с кем, с Сенькой поругалась, поляк сгорел '.Милька...
Здесь работай!
Работы никакой. Сашка номерной давеча мигал что-то из двери, когда мы ехали,-- да напрасно, кажись!
Не напрасно-с, Александра Кирилловна, дело есть!
Сашка, легок на помине! -- воскликнули обе.
Как черт на овине,-- раскланиваясь, проговорил знакомый уже нам коридорный, прислуживавший Колесову.
У вас? -- заговорила блондинка.