Наше время..
Снова моя жизнь летит в тар тарары. Громов подонок, думающий только о себе. Я должна его ненавидеть, за все что он сделал, но я настолько глупая и бесхарактерная, что не могу заставить себя его не любить. Это чувство не поддаётся логике. Оно сидит глубоко внутри меня и медленно убивает. Каждый день, каждую минуту, каждую секунду, я убеждаю себя, что должна перестать думать о нём, должна идти дальше. Начать жить полноценной жизнью. Дать шанс тому же Диме, ведь он хороший парень и любит меня, готов принять моих детей, но проблема в том, что я так не могу. Я не могу только позволять любить себя, я хочу любить в ответ, хочу, чтобы это было взаимно.
Если бы только был жив папа, он бы обязательно помог мне найти выход. Защитил меня. Но папы нет. Это еще одна боль, которая останется со мной до конца жизни. Я настолько растворилась в Громове, что не заметила болезни отца, не успела, сказать, как люблю его, не успела попрощаться.
— Анюта, может ты поешь, а? — Катя подходит к кровати
— Нельзя так, Ань. Ты целый день ничего не ешь. — Исаева права. Но я не могу. Кусок в горло не лезет. Я не знаю, что ждет меня дальше и эта неизвестность страшит. Вчера мы с Громовым так и не поговорили. Сначала ждали скорую Егорке, слава богу, врач заверил, что с ним ничего страшного, обычное ОРЗ. Температура спала и больше не поднималась. Егорка чувствовал себя хорошо, смеялся и хорошо кушал. Как только скорая уехала, я уложила сына спать и сама отрубилась. Видимо, сказалось нервное напряжение последних дней. У Дениса хватило совести, меня не будить и уйти. Правда, прежде, чем уйти он оставил записку. Всего несколько слов.
"Ты моя, Аня. Всегда была и будешь моей. Я вернусь завтра и мы обсудим твое возвращение домой"
Громов не сомневался, что я вернусь. Подонок. Неужели, правда, думал, что я смогу простить его? Нет, нет и ещё раз нет. Простить его, это значит совсем потерять себя.
— Аппетита нет, Кать. Я так боюсь. Что теперь будет? Громов знает о детях. Если он захочет, с его возможностями…
— Анют, не думай о плохом. Ты вон какая сильная. Я бы на твоем месте давно сломалась, а ты держишься. — Катя садится на кровать, обнимает меня.
— Может тебе стоит подумать над возвращением домой? Тебя ж никто не заставляет жить с бывшим одной семьёй. Он все таки какой никакой, но отец и в два счета это докажет. Зачем тебе эта нервотрепка? Суды. Ты, итак сама на себя не похожа. Вернись в Москву, наберись сил. У тебя же там были друзья, может быть кто-нибудь из знакомых отца поможет.
Возможно, Катя права. Тягаться с Громовым у меня нет ни сил, ни возможностей. Я, как юрист понимаю, что в суде он размажет меня в два счета и заберет детей, а в том, что Громов на это пойдет, я не сомневалась. Он подонок, настоящий, качественный подонок, который ради своей цели пойдет по головам. Ни перед чем не остановится.
Когда раздаётся звонок в дверь, я вздрагиваю, понимая, что час х настал. Дальше оттягивать разговор некуда.
— Побудешь с Егором и Аленкой? — спрашиваю подругу, кивая на спящих детей. По моим подсчетам они просят от силы часа пол, если не меньше. У нас с режимом вообще проблемы. Я искренне не понимала, как мамы умудряются укладывать детей спать в одно и тоже время? Мои бандиты вечером засыпали слишком рано и слишком рано просыпались утром, зато чтобы уложить из спать днем, требовался целый ритуал.
— Конечно, Анют. И, пожалуйста, поменьше нервничай. Помни, он твоих слез не стоит.
Я иду к двери, как на каторгу. Мельком смотрю на себя в зеркало. Да, уж, Катя права: представляю из себя жалкое зрелище. Слишком худая, замученная, бледная. Огромные синяки под глазами и копна спутанных шоколадного цвета волос.
Молча открываю дверь, даже не взглянув на Дениса, иду на кухню. Наливаю себе кофе, ему не предлагаю.
Обойдется. Он от меня вообще ничего не получит. Захочет, чтобы я с детьми вернулась, мы вернемся, но он об этом пожалеет. Уж, я постараюсь.
— Неважно выглядишь, — Громов сканирует меня взглядом.
"Конечно, милый. Давай посмотрим во что я превратилась. Ты то привык рядом с собой видеть шикарных женщин"
— Я в твоей оценке не нуждаюсь, Громов, — огрызаюсь, отворачиваясь к окну.
— Говори, что хотел и проваливай. Скоро дети проснуться. Мне кормить их надо.
— Ты кормишь грудью?
Вроде обычный вопрос, но он вызывает во мне приступ ярости. Денис не имеет никакого права об этом спрашивать.
— Нет, я кормлю смесью, но это не твое дело, Громов.
— Это мои дети, Аня. Все, что касается их, касается и меня.
— Моим детям такой отец не нужен.
— Ты, Аня, эгоистка не меньше моего. Я не отрицаю своей вины. Ты могла уйти от меня, но скрыть свою беременность. Ты всю жизнь собиралась скрывать моих детей, жить на зарплату гребанной официантки. Думаешь с возрастом Егор с Алёной сказали бы тебе спасибо за то, каких возможностей ты их лишаешь?
Громов прав, боже. Как ни хотелось мне этого признавать, но он прав. С незаконченным образованием, без своего жилья, я врятли смогла бы найти хорошую работу. Нам сейчас то денег не хватало, а когда детям исполнится три года и перестанут платить детские пособия, я не знаю, чтобы я делала.
— А, что кроме денег им можешь дать ты, Громов? — злость придаёт мне сил. Я с трудом сдерживаю желание, съездить по его холеной морде, расцарапать смуглую кожу.
— Хотя о чем это я. Ты со своим богатым жизненным опытом, многому их научить можешь, да? Например, как идти к своей цели, не гнушаясь самыми мерзкими методами.
— Хватит, Аня, — Громов встает из-за стола, сунув руки в карманы, подходит к окну
— Я уже понял, что ты считаешь меня конченным ублюдком. Что ж, у тебя есть на это право.
— Спасибо, что разрешил, Громов, — нервно смеюсь я, расплескивая кофе на стол.
— Ты можешь и дальше ненавидеть меня, — не обращая внимания на мои слова продолжает Денис
— Но мои дети возвращаются в Москву. Я не позволю им оставаться в этой дыре. У тебя есть выбор, Аня. Вернуться с нами или остаться здесь. Надеюсь, ты понимаешь, что судиться со мной бессмысленно.
— Выбор? Какой выбор, Громов? Ты же уже все решил. Снова разрушаешь мою жизнь. Снова делаешь так, как приспичило тебе.
— Пойми ты, Аня. — Денис в два шага оказывается рядом со мной, упирается ладонях в стол по бокам, захватывая меня в капкан
— Я пытаюсь все исправить. Все то, что натворил, но ты не даешь мне шанса. Ты даже на секунду не можешь поверить, что я жалею. Искренне жалею и хочу вернуть свою семью, потому что, черт возьми, люблю тебя.
— Извините, что помешала, — Катя появляется на кухне, держа на руках Аленку. При взгляде на дочь, меня затапливает не контролируемая волна любви и нежности. Вот, ради кого, я должна оставаться сильной. Оттолкнув Громова, подхожу к Категории и беру дочь на руки
— Егор ещё спит, а Аленка проголодалась. — виновато улыбаясь, поясняет Катя.
— Все нормально, Кать. Иди к Егору, я Аленку покормлю.
Я замечаю расстерянный взгляд Дениса. Он смотрит на дочь, потом подходит к нам и я, на автомате, прижимаю Алену к себе, а вот она, будучи любопытной девочкой с интересом смотрит на отца. Они так похожи. Те же глаза, те же губы, та же чёрные волосы. От меня Алене достался разве что носик.
— Можно? — Денис тянет руки к дочери, намереваясь взять её.
— Алена не любит чужих людей, — качаю я головой.
— Аня, — хмурится Громов
— Я хочу её подержать.
Скрепы сердцем, я передаю дочь в руки Громова и с ревностью отмечаю, что Алена не плачет, наоборот, улыбается, трогая лицо Дениса руками. Изучает его, знакомится.
— Сделаю ей кашу, — бормочу я, неопределённо махнув рукой в сторону.
Достаю из тумбочки пачку с кашей, отмеряю нужное количество кипяченной воды. Руки трусятся, просыпаюсь кашу на столешницу и пол, чертыхаюсь, убеждаю себя, что должна успокоиться.
Заварив кашу, ставлю стул для кормления.
— Денис, мне Алену кормить надо. Тебе лучше уйти.
Лицо Громова кривится. Передернув плечами, он хмурится, отдавая дочь мне.
— Завтра вечером мы летим домой. Самолёт в 7 часов. Постарайся не опаздывать, Ань. Я заеду в 5. Дай мне свой паспорт и свидетельство о рождении детей. Билеты куплю.
Не выпуская Аленку из рук, я иду в комнату, достаю из стенки нужные документы и молча отдаю их Громову.
— И, ещё, Ань, — прежде, чем выйти, Денис оборачивается. Сейчас в его взгляде свозить неприкрытая тоска. Мое сердце делает кульбит в груди и разгоняется, работая в бешенном темпе.
— Спасибо, — бросает напоследок бывший муж.
— Засунь своё спасибо куда-нибудь подальше, — бормочу я тихо, достаточно тихо, чтобы услышал Громов.