— Я ещё раз прошу прощения за мою бывшую прошлым вечером, с ней может быть очень трудно справиться.
— Она выглядела так, как будто собиралась наброситься на меня, — говорю я, вспоминая худую блондинку с огромными сиськами, которая ясно дала понять, что ей не нравится, как близко мы с Таном были друг к другу.
— Чар сейчас совсем другая женщина по сравнению с тем, когда мы впервые встретились. Я действительно не понимаю ни её, ни того, что она делает. Оглядываясь назад, я не понимаю, почему я терпел это так долго.
— Вы долго были вместе? — спрашиваю я, заинтригованная тем, что он сказал это о своей собственной жене или будущей бывшей.
— Нет, незадолго до того, как она забеременела, и это действительно то, что подтолкнуло нас к браку и к тому, чтобы мы оставались вместе так долго, как мы это делали. А как насчёт тебя, почему ты развелась?
— О… я не… — Я не знаю, как это сказать. Он наблюдает за мной, совершенно удивленный, и я не хочу, чтобы у него сложилось неправильное впечатление, поэтому я просто говорю это. — Я вдова. Мой муж Бен скончался чуть больше года назад.
— О, уф, Фэй, мне так жаль это слышать. Я понятия не имел. Я только что заметил, что у тебя нет кольца.
Я вытаскиваю из под футболки длинную цепочку, на которой висят наши с Беном обручальные кольца. Я знаю, что ему плохо, но слово «прости» ничего не значит. По какой-то причине, как люди, мы чувствуем себя обязанными сказать это.
— Вот наши кольца. Бен попросил меня не носить моё кольцо после его ухода. Он не хотел, чтобы я стояла на месте во времени, но даже без этого кольца на моем пальце время всё равно стоит на месте, потому что его здесь нет.
Я несколько раз моргаю, смахивая слезы, и возвращаюсь к ночи, когда я потеряла его, образ так живо стоит в моей голове, но Тан возвращает меня в настоящее, положив свою руку поверх моей на столешницу.
— Похоже, он очень храбрый человек. Я не думаю, что смог бы это сделать.
— Он был, — выдыхаю я и продолжаю: — Прости.
Даже не знаю, почему мне так комфортно делиться с ним таким личным.
— Нет, не извиняйся, это последнее, что тебе следует делать.
— Спасибо.
— Конечно. Так что, может, нам поесть и поговорить о бабочках или о чем-нибудь ещё? — спрашивает он с улыбкой. Я киваю, посмеиваясь, когда представляю, как вокруг порхают бабочки, затем смотрю на огромное количество еды, разложенной перед нами.
— Тебе нравится средиземноморская кухня?
— Да, мне нравится.
Мы набрасываемся, каждый наполняет свои тарелки.
— Так ты работаешь? — спрашивает он.
— Да, я художник. Я взяла небольшой отпуск, но пытаюсь вернуться в ритм жизни.
— Каким видом искусства ты занимаешься? — Он продолжает смотреть на меня, пока говорит, заставляя моё сердце биться ещё сильнее.
Наблюдая за тем, как он облизывает губы, я говорю ему:
— Тяжело дышу. Чёрт, прости, я имела в виду живопись. — Я отвожу взгляд.
Но его, похоже, не смутил мой промах.
— Ты можешь заработать на этом деньги?
— Да, пожалуй. Я занимаюсь этим уже много лет, и есть много галерей, которые продают мои работы.
— У тебя здесь есть что-нибудь?
Допиваю бокал вина, алкоголь, кажется, делает меня более уравновешенным и более спокойной.
— Мммм. Я покажу тебе, когда мы закончим есть. — Я встаю со стула и беру ещё вина, наполняя наши бокалы.
После того, как мы закончили есть, я спрашиваю его:
— Готов? — А затем веду его в свою студию. Повсюду на стенах, от пола до потолка, висят картины. Есть некоторые из моих любимых, с которыми я просто не могу расстаться.
— Ух ты! — восклицает Тан, принимая всё во внимание, а затем останавливается перед одной из картин с изображением спящего Бена.
Он сглатывает и скрещивает руки на груди, рассматриваю сцену.
— Бен никогда не сидел спокойно достаточно долго, чтобы я могла нарисовать его, а потом, когда мы ждали новостей о результатах его тестов, он уже так устал, что мы и не заметили. И я боялась, что результат окажется положительным — я думаю, в глубине души мы оба знали, что он болен. Я молилась, чтобы он был отрицательным, но я не могла спать или делать что-либо, кроме как беспокоится. Я знала, что если у него рак, наша жизнь никогда не будет прежней, даже если он пройдёт через это, поэтому я нарисовала его спящим, как напоминание о том, каким он был в тот момент. Когда солнце поднялось над утренним небом, я закончила картину, и он проснулся от телефонного звонка, которого мы так боялись.
— Господи, Фэй… я… я даже не знаю, что сказать.
— Тебе не нужно ничего говорить; я даже не знаю, зачем я тебе всё это рассказываю. — Я замолкаю и чувствую себя полной дурой из-за того, что излила ему свои чувства.
— Не прекращай говорить, — подбадривает он, и я, уставившись в пол, говорю:
— Через месяц после того, как я написала эту картину, Бен скончался.
Глава 4
Тан
Фэй, возможно, самая сильная женщина, которую я когда-либо встречал. Если бы я прошёл через четверть того дерьма, через которое она прошла, я был бы в грёбаной психиатрической лечебнице. Но Фэй, она находит позитив в жизни. Самые мрачные вещи, из которых она выкарабкивается, и я восхищаюсь этим. Я действительно так думаю.
— Папа, можно я останусь здесь ночевать? — спрашивает Джек, пробегая по коридору.
— О, приятель, я так не думаю.
— Пожалуйста! — умоляет он.
— У тебя здесь нет ни одежды, ни зубной щётки, может быть, в следующий раз.
Он кивает, слушая меня, как раз в тот момент, когда Брэксли кричит:
— Фильм начинается! — И он убегает по коридору, оставляя меня посмеиваться.
— Иногда мне интересно, что происходит в их маленьких умах, — говорю я Фэй, когда она зевает рядом со мной, в то время как мы оба сидим на диване. Я смотрю на часы, уже поздно, мы здесь весь день, и мне нужно идти, но часть меня этого не хочет.