После каникул занятия в школе начинаются бегом и не замедляются. У меня так мало свободного времени, что мои планы мести ненадолго приостанавливаются, пока я занимаюсь учёбой, тренировками команды поддержки и репетициями оркестра. Зак начал тренироваться по лёгкой атлетике в феврале, а Миранда отправилась в Ла-ла Ленд с Джесси. Теперь они официально встречаются. Я волнуюсь за них, но иногда ловлю себя на том, что Миранда смотрит куда-то вдаль, как будто она мечтает о ком-то другом.
О-о-о.
Моя репетиторская деятельность с Кридом продолжается, и академия настолько впечатлена моей «жизнестойкостью» (как они это назвали), что меня пригласили стать наставником студентов. По сути, я здесь для того, чтобы помогать студентам, у которых возникают проблемы с издевательствами, или помогать руководить первокурсниками, которые испытывают трудности. Конечно, никто никогда не подписывается на работу со мной. Тем не менее, я всё ещё получаю за это похвалу, так что всё хорошо.
В конце нашей первой недели после возвращения я по чистой случайности нахожу «золото».
Я направляюсь из своего общежития — кто-то снова нацарапал на двери слово «Бордель» — в комнату смешанной музыки, чтобы отрепетировать несколько песен для зимнего концерта. Однако, когда я добираюсь туда, комната занята Зейдом и его дружками.
Его воющий смех эхом разносится по коридору, когда я останавливаюсь и заглядываю внутрь. Бекки навалилась на него всем телом, заставляя мой желудок скручиваться, когда она прижимается к нему носом. Она сменила униформу на розовую майку без лифчика и прижимается своей грудью к его груди. Интересно, занимались ли они сексом? Я думаю, что они, вероятно, уже сделали это, и мой желудок скручивается от отвращения.
В конце концов я прижимаю кулак к груди, чувствуя бешеный ритм своего сердца.
Неужели Зейд разбил мне сердце?
Определённо, именно так и ощущается, наблюдая, как он смеётся и шутит со своими друзьями. Когда он запечатлевает нежный поцелуй на губах Бекки, у меня в горле появляется кислый привкус. Его волосы теперь выкрашены в бледно-голубой цвет с темными корнями, а макияж сценически тёмный, как будто он готовится к концерту. Вся эта подводка подчёркивает, какие красивые у него зелёные глаза, какие длинные ресницы.
— Типа, мой новый альбом — отстой, но он будет продаваться, ты понимаешь, о чём я? — спрашивает Зейд, от его хрипловатого голоса рок-звезды у меня мурашки бегут по коже. Ни секунды не колеблясь, я достаю свой телефон и начинаю запись. Нет ничего лучше, чем позволить этим идиотам-Идолам повесить самих себя.
— Ты имеешь в виду, что Плебеи настолько чертовски глупы, что купят его, несмотря ни на что? — спрашивает Бекки, и от её смеха у меня по коже бегут мурашки. Она наслаждается пытками и болью, как никто другой, ну кроме Харпер Дюпон.
— Ага, типа того, — начинает Зейд, а потом достаёт сигарету и закуривает. Курение в здании часовни — строгое табу, но ему, похоже, всё равно, он выпускает сизый дым из своих сексуальных губ. Наблюдение за тем, как его татуированные пальцы сжимают сигарету, не должно меня заводить — как правило, я ненавижу курение — но какая-то случайная бунтарская часть меня стала такой. — Я пишу всё это глубокое дерьмо, и оно получается хорошим, но недостаточно хорошим. Звукозаписывающий лейбл дышит мне в затылок, требуя ещё одного хита. Итак, они попросили каких-то сценаристов-призраков сочинить эту чушь и сказать мне, что это сделает меня знаменитым. Может быть, есть причина, по которой некоторые люди бедны? Они настолько тупы, что потратят те небольшие деньги, которые у них есть, на этот дерьмовый альбом.
Вся толпа смеётся, и у меня внутри всё превращается в лёд. Вау. Как, чёрт возьми, он смеет так оскорблять своих фанатов? Загребает их с трудом заработанные деньги и издевается над ними за это.
— В любом случае, вы, ребята, хотите услышать новый сингл? Плебеи будут в восторге. — Бекки взбирается на Зейда, как коала, и, клянусь, на его лице появляется вспышка раздражения, когда он достаёт свой телефон и нажимает кнопку воспроизведения поп-рок-песни, которая немного более запоминающаяся, чем мне хотелось бы признать.
Наверное, есть причина, по которой я Плебей, верно? Блять.
— Как только песня закончится, давай вернёмся в мою комнату, и я отсосу тебе, — мурлычет Бекки, потираясь всем телом о Зейда и облизывая его ухо по всей длине. Он отталкивает её на шаг назад, и она спотыкается.
— Можем мы, просто сука, послушать эту чёртову песню? — рявкает он, и её голубые глаза расширяются. Она протягивает руку и щиплет Зейда за татуированную руку своими длинными ногтями, а он насмехается над ней.
— Ты всегда был полностью готов к траху, пока не начал заигрывать с этой Работяжкой. Полагаю, я не могу соперничать с набором навыков проститутки, да?
— Бекки, заткнись, чёрт возьми, — стонет Зейд, откидывая голову назад, чернила выползают из-под его мятой рубашки академии.
— Нет, я не заткнусь, — продолжает она, и Сай Патель, Мэйлин Чжан, Грег и Джон обмениваются взглядами друг с другом. — Ты стал таким чертовски странным. Всё лето ты был странным. Что такого есть в этой низкопробной сучке, на чём ты так помешан?
Зейд опускает голову и прищуривает свои зелёные глаза. Начинает пахнуть жареным.
— Низкопробной? Марни, может, и отброс из трейлера, — ауч, Зейд, — но она в сто раз круче тебя. Я так устал от твоего дерьма, Бекки. Ты хочешь, чтобы я был твоим парнем или что-то в этом роде? Важные новости: меня это больше не интересует. Чёрт, меня это никогда не интересовало. Это была игра, чтобы посмотреть, смогу ли я заполучить тебя, и знаешь что? Тебя было в сто раз легче обвести вокруг пальца, чем Черити.
Бекки протягивает руку и отвешивает Зейду пощёчину так сильно, как только может, прежде чем повернуться и взбежать по ступенькам ко мне. Я отползаю в сторону и ныряю в столовую прежде, чем она выходит за дверь. К счастью, внутри никого нет, и как только я думаю, что у неё было достаточно времени, чтобы уйти, я выбираюсь обратно.
Зейд только что начал новую песню, так что я жду там и записываю её целиком.
«Почти уверен, что я такой же хреновый, как и они, единственный, кто знает одиночество моего трона. В самые тёмные ночи есть только одна яркая звезда, но когда я поднимаю руку, она устремляется ввысь туда, в пустоту, чернота слишком далеко».
Мм.
Я не уверена, что верю в рассказ о писателе-призраке.
Эти тексты кричат мне о Зейде Кайзере.
После того, как всё заканчивается, наступает некоторое молчание, прежде чем смех Сая Пателя разражается подобно удару хлыста. У него довольно сильный нью-йоркский акцент, так что легко определить, кто говорит. Если не считать обычных колкостей, он ничем особенным для меня не выделялся.
— Это самое тупое дерьмо. Срань господня, чувак, это же чушь собачья.
Другие мальчики смеются, повсюду слышится женское хихиканье Мэйлин. Когда я выглядываю из-за угла, мне интересно, единственный ли я человек, который видит, как крепко сжата челюсть Зейда.
В понедельник я выхожу в холл, и начинается настоящий хаос.
— Марни, о боже мой, — выпаливает Миранда, хватая меня за руки, её лицо порозовело. Её глаза сверкают, когда она тащит меня по коридору, наши белые юбки развеваются, когда мы направляемся во внутренний двор и проталкиваемся сквозь толпу людей к выходу. Там внизу стоит шикарная чёрная спортивная машина, водителя не видно.
— Эм, что? — спрашиваю я, когда Миранда поворачивается ко мне, ударяя меня по лицу своими блестящими светлыми волосами. Она даже пахнет почти как Крид. Странно ли, что я это замечаю?
— Это машина агента Зейда, — выдыхает она, указывая на неё. — Прежде чем мисс Фелтон заберёт наши телефоны, посмотри на это. — Я достаю свой телефон из сумки с книгами и делаю, как она просит. Не то чтобы мне это было нужно, поскольку я точно знаю, что происходит. — Здесь повсюду твоя подпись, — шепчет она, наклоняясь ко мне, пока несколько сотрудников пытаются увести студентов со двора. Я поднимаю взгляд, и наши глаза встречаются. Миранда взвизгивает, и я застенчиво улыбаюсь.
Всё, что я сделала, это загрузила разговор Зейда и часть его песни. Вот оно.
Однако его собственные слова подобны дыре в борту корабля, медленно заполняющейся водой. Зейд Кайзер пойдёт ко дну.
«Сын известного рокера Билли Кайзера издевается над своими поклонниками»
Это первая статья, которая появляется на экране. Они даже не назвали его по имени в заголовке, только по достижениям его отца. Хорошо. Мои брови поднимаются вверх, пока я продолжаю прокручивать страницу.
«Зейд Кайзер, в которого влюблены миллионы, на самом деле полон дерьма»
О, мне нравится этот заголовок.
— Марни, — говорит Зак, подходя и становясь рядом с нами. Его волосы всё ещё влажные после утреннего душа — он всегда находит время принять душ после утренней пробежки, — но его униформа в порядке, даже если галстук немного сбился набок. — Это великолепно.
Толпа расступается, и над собравшимися студентами воцаряется тишина, когда мужчина в костюме устремляется вперёд, лохматый парень в джинсах следует за ним по пятам. Зейд там же, плетётся за ним, его лицо удручено, глаза мокры от злых слёз.
Он следует за двумя другими мужчинами вниз по ступенькам, чтобы встать у машины, и они несколько минут разговаривают вполголоса, прежде чем Зейд отходит назад, а остальные садятся в машину и уезжают.
— Это был Билли Кайзер, — шепчет Миранда мне на ухо. Это довольно легко понять, даже без её подтверждения. Судя по тому, как Зейд смотрит на него, со смесью ненависти и тоски, он не мог быть никем другим. Через мгновение Зейд поворачивается и направляется обратно вверх по ступенькам. Сначала я думаю, что он пройдёт мимо, но потом он останавливается и оборачивается.
Наши взгляды встретились, и толпа сделала коллективный вдох, когда Зейд подошёл и встал передо мной. Его грудь тяжело вздымается, он весь в поту, его светло-голубые волосы прилипли ко лбу. Сегодня утром на нём нет ни геля для волос, ни подводки для глаз. У него такой вид, будто он хочет убить меня.
— Что ты наделала? — налетает он, но всё, что я делаю, это стою и смотрю. Я заставляю себя вспомнить свои трусики в его руке, то видео, где мы целуемся на экране. Трофей, его лицо, то, как он просто стоял там, обнимая долбаную Бекки Платтер вместо меня.
— Вызов был принят, встречен и получил свой ответ, — отвечаю я, и Зейд издаёт этот странно мелодичный крик. Он был рождён, чтобы петь. Очевидно, также рождён, чтобы быть мудаком. Он протягивает руку и хватает себя за волосы двумя кулаками, как будто он может быть чертовски близок к нервному срыву.
Зак подходит ко мне, скрещивая руки на своей массивной груди, как будто он телохранитель или что-то в этом роде.
— Тебе, блядь, меня не запугать, — шипит Зейд, ухмыляясь. — Ты не ангел, Зак Брукс. В конце концов, Марни увидит это и бросит тебя ради кого-то вроде меня. — Последняя часть срывается с его языка как оскорбление, прежде чем он разворачивается и пробирается сквозь толпу, расталкивая людей локтями на ходу.
Мой список лежит в переднем кармане моей сумки, поэтому я достаю его, разворачиваю и наслаждаюсь скрипом красного фломастера в тишине внутреннего двора.
Мне приносит столько удовольствия, вычёркивать имя Зейда из моего списка.
Тристан — маленький идол, которого сложно поймать на крючок. Я почти чувствую, что он активно избегает меня, что не имеет никакого смысла, учитывая все угрозы, которые он высказывал в мой адрес.
Итак, мой следующий шаг — сесть с Мирандой и послушать подробный рассказ о том, что произошло в Хэмптоне летом. По её словам — а она королева сплетен — Лиззи Уолтон объявила войну Идолам Бёрберри. Тристан, в частности, был объектом её гнева.
— Я думаю, она сделала всё это ради тебя, — говорит Миранда, но даже при том, что я вроде как простила Зака, как я могу справиться с Лиззи? Что я могу сделать, чтобы отомстить ей и уравнять шансы? Но связаться с ней — это, вероятно, лучший шанс, который у меня есть, найти какой-нибудь способ втереться в доверие к Тристану. Я имею в виду, что я всё ещё надираю ему задницу в академическом плане, но я делала это и в прошлом году. Этого недостаточно, даже близко нет.
Кроме того, я не признаюсь в этом вслух, но… Я скучаю по Лиззи. Каждую пятницу я с нетерпением ждала наших бесед. Без неё жизнь в академии кажется намного пустее.
— Она тоже всё ещё влюблена в него, — добавляет Миранда с задумчивым, печально звучащим вздохом. — Она собирается выйти замуж за этого придурка, как его там, того, который всегда поправляет свои причиндалы и облизывает губы, когда делает это? Как бы то ни было, она собирается выйти за него замуж, но в первую брачную ночь ей будет сниться Тристан.
— Как ты думаешь, он всё ещё любит её? — спрашиваю я, и в глубине моего сознания зарождается идея. Хотя я знаю, что это смешно, я, затаив дыхание, жду, когда Миранда ответит на мой вопрос.
— Определённо, — отвечает она, и будто стрела только что пронзила моё сердце. В этом нет никакого смысла. Как только я увидела, как Тристан смотрит на Лиззи Уолтон в прошлом году, я уже поняла это. Все это знают. Он никогда не любил меня. Как он мог? Всё это время это была игра. Хотя Зак… Нет. Я отключаю эту часть своего мозга и отказываюсь идти туда. Встречаться с Заком не получится, по крайней мере, с теми планами, которые у меня уже есть в голове. — А что? Ты хочешь разделить с ним комнату во время лыжной прогулки или что-то в этом роде? — Миранда хихикает, и я морщу нос. — Ты ревнуешь?
— Фу, нет, — смеюсь я, отталкивая её, в то время как она отталкивает меня в ответ. — Я не собираюсь на лыжную прогулку. — Миранда глупо моргает, глядя на меня. Вместо зимних официальных танцев второкурсникам предоставляется возможность принять участие в лыжной поездке, спонсируемой академией. Машины отправляются в последнюю пятницу перед зимними каникулами и доставляют студентов по домам (или в аэропорт) во вторник, в канун Рождества.
— Ты должна поехать туда, — стонет она, утыкаясь лбом в стол для пикника. Мы сидим на улице, наслаждаясь морозным утром и яркими лучами солнца, от которых иней испаряется, как туман. — Это обряд посвящения.
— В последний раз, когда ты использовала эту фразу в отношении меня, ты потащила меня на ту пляжную вечеринку.
— И тебе было весело, несмотря на придурков в резиденции, верно? — спрашивает она, поднимая голову от стола. Я вздыхаю, и Миранда мягко улыбается. — Я знаю, ты хочешь вернуться домой к своему отцу, но это всего на несколько дней. — Я бросаю на неё скептический взгляд, постукивая пальцами по столу. — О, ну по крайней мере, подумайте об этом, мисс Месть. Но стоит учесть, вот что: во время лыжной прогулки так много измен и дурачеств, что теперь стало легендой называть домик Местом Шуры-Муры. — Она улыбается мне, когда я поднимаю брови. — Ты же видишь, насколько запутанными всё ещё остаются отношения Джален и Эбони после случая с «Дневником»? Отправляйся на лыжную прогулку, и я гарантирую, что ты капаешь там какую-нибудь новую грязь.
— После некоторого тщательного рассмотрения… — начинаю я, и Миранда визжит от смеха, крепко обнимая меня. Краем глаза я вижу, что Крид наблюдает за нами, и показываю ему средний палец.
Его сестра предпочла бы быть со мной, а не с ним.
Он ухмыляется мне, заворачивая за угол, и тут я вижу, что он держит под руку Анну Киркпатрик.
Хм-м.
Отлично. Вызов принят — всё верно.
— Я поеду, — говорю я Миранде, внимательно наблюдая за Анной.
Если она не путается с кем-нибудь из других Голубокровок, я буду шокирована.
Верность не заложена в их ДНК.
Дверь в музыкальную комнату открывается, и заходит Зейд, удивляя меня. Он засунул пальцы в карманы своих мятых белых академических брюк. Его пиджака нигде не видно, а галстук развязан и перекинут через правое плечо. С закатанными рукавами я вижу две мускулистые руки, покрытые татуировками.
Мои пальцы замирают в танце по струнам арфы, заканчивая соло на арфе из оперы Доницетти Лючия ди Ламмермур. Я откидываюсь на спинку стула и настороженно наблюдаю за его приближением. Мистер Картер находится в своём смежном кабинете с закрытой дверью, так что ничего по-настоящему плохого здесь произойти не может. Я скрещиваю руки на груди и жду.
Как ни странно, одна из вещей, по которым я больше всего скучаю в прошлом году, — это присутствие Тристана на репетициях моего оркестра. Сидящего на одном из задних рядов, сцепив пальцы и не сводя с меня глаз… В нём была какая-то сила, которая передавалась и моей музыке. Я чувствую, что играла лучше, когда он был рядом.
Зейд спускается по ступенькам зрительного зала и останавливается рядом с возвышением в передней части. Я бы назвала это сценой, но она используется только для того, чтобы преподаватели читали лекции. На самом деле здесь не происходит никаких представлений.
— Так вот как ты добралась до меня? — спрашивает он, протягивая руку, чтобы провести пальцами по своим бледно-голубым волосам. Он оглядывает комнату так, словно никогда не видел её раньше. Но я знаю, что он проводит здесь всё время. Этот взгляд сладкого, слегка растерянного смущения — чушь собачья, как и всё остальные выражения его лица. Зейд играет обаятельного паршивца очень, очень хорошо. — Подслушала за этой дверью и трахнула меня?
— Всё, что я сделала, это загрузила твои собственные слова на один веб-сайт. — Я поднимаю один палец. — Один. — Его зелёные глаза встречаются с моими карими, и я не могу отрицать, что между нами есть притяжение. Между нами всегда есть химия, хочу я это признавать или нет. То, что он придурок, этого не меняет. — Если бы ты не говорил этих вещей, то они не ополчились бы против тебя и не преследовали.
Я снова поднимаю руки к струнам арфы и готовлюсь играть снова, отпуская его. Однако Зейд никуда не уходит, просто садится смотреть и слушать. Я проигрываю три песни, прежде чем понимаю, что он не уходит, опускаю руки на колени и свирепо смотрю на него.
— Чего ты хочешь? — спрашиваю я, и Зейд натянуто улыбается. Он прищёлкивает языком и некоторое время поигрывает кольцами на губах, прежде чем ответить.
— Должен признать, — говорит он, постукивая испачканными чернилами пальцами по подлокотнику кресла, — у тебя яйца больше, чем я думал.
Я хмуро смотрю на него.
— Может быть, яичники? — я почти улыбаюсь, но Зейд просто пожимает плечами и встаёт. Он выглядит как мечта в белой форме второкурсника. Как будто полное отсутствие цвета в его наряде подчёркивает, как много цвета у него на коже. Он подходит, чтобы встать рядом со мной, и у меня перехватывает дыхание. Я знаю, что я не единственная, кто это замечает. Зейд протягивает руку, чтобы заправить выбившуюся прядь волос мне за ухо, и я позволяю ему, хотя знаю, что не должна.
— Как бы ты ни хотела это назвать, у тебя это есть. Большие яйца, железная матка, глубокий тёмный шарм… В любом случае, — он указывает на меня двумя пальцами, как будто изображает пистолет, — ты выстрелила мне прямо в промежность из этого пистолета. Попадание в яблочко, бинго, победа за тобой. Звукозаписывающий лейбл только что уничтожил мой новый альбом. — Он хмуро смотрит на меня сверху вниз, и в его изумрудно-зелёных глазах столько печали, что я удивляюсь. Оно отражает лицо девушки, выражение которой я видела в своём отражении в тот прошлогодний день. Так, хорошо. Ему больно. Это то, чего я хотела, не так ли?
— Будет новый альбом, — говорю я со вздохом, кладя руки на колени. У меня есть специальное разрешение носить белые академические брюки, когда я играю на арфе. Это педальная арфа, так что мне нужно использовать ногу, а если бы я надела стандартную юбку второкурсницы, то было бы видно больше, чем просто мою музыку. — В этом проблема всех вас; вы никогда не узнаете, каково это на самом деле — причинять боль. Всегда есть больше денег, новые возможности, тайные услуги…
Зейд качает головой и лезет в карман, чтобы вытащить небольшую пачку бумаг. Он протягивает их мне, и я мгновение колеблюсь, прежде чем взять их.
— Нет, не в этот раз. Мой отец так взбешён, он думает, что это может повлиять и на его карьеру, поэтому он попросил лейбл полностью отказаться от меня. — Зейд ждёт мгновение, пока я разворачиваю бумаги, и хмурится, когда я нахожу копию теста, который я сдавала в пятницу. Что ж, тест тот же, но ответы не те, что я дала. Моё имя может быть в верхней части листа, но это не мой тест. — Сейчас ты смотришь на неподписанного музыканта без гроша в кармане. — Зейд смеётся и протягивает руку, чтобы закрутить свои намазанные гелем волосы в маленькие колючки.
Я настолько отвлечена тестом и эссе под ним, в котором также есть моё имя, но нет моих слов, что мне требуется мгновение, чтобы осознать, что он только что сказал. Я поднимаю глаза.
— Они не хотят, чтобы ты, типа, выступил с заявлением или что-то в этом роде? — Зейд одаривает меня кривой ухмылкой, как будто ему на это наплевать. Совершенно очевидно, что ему чертовски не всё равно.
Он игнорирует мой вопрос, отмахиваясь от него взмахом руки.
— Послушай, ты не застанешь Тристана с поличным. — Зейд протягивает руку, чтобы похлопать по бумагам в моей руке, и наши пальцы соприкасаются. Тепло передаётся от его кожи к моей, и мы оба дрожим. Это нечестно. Это несправедливо, что у меня есть химия с таким мудаком, как Зейд Кайзер. — Это тест с результатом около… — Зейд делает паузу, чтобы на минуту задуматься. — Шестьдесят пять процентов? В эссе копия прошлогоднего эссе Джины Уитли. Плагиат и всё такое.
— Почему на этих вещах написано моё имя? — спрашиваю я, чувствуя, как моё сердце учащённо колотится в груди. Мне должно было прийти в голову, что Идолы попытаются ударить меня туда, где будет больнее всего (кроме моего отца, конечно): в учёбе. Я поднимаю взгляд на Зейда. — И почему ты показываешь мне это?
— Бекки на днях оставила у меня свой пиджак, — начинает Зейд, закатывая глаза, как будто он просто не может с ней разговаривать. Самое смешное, что они похожи как две капли воды; они заслуживают друг друга. — Это выпало из него. Я должен отнести их ей, и я думаю, что завтра, когда она будет выполнять свою работу на третьем уроке, приводя в порядок работы мисс Перегрин, она заменит на них твой настоящий тест и эссе.
Зейд протягивает руку, чтобы взять бумаги, и я позволяю ему, совершенно сбитая с толку.
— Зачем ты мне это рассказываешь? — повторяю я, пока Зейд убирает бумаги в свой портфель. — Я не понимаю.
В этом году ребята относились ко мне намного лучше, чем в прошлом, но в этом нет никакого смысла. Должно быть, они готовятся к чему-то большему.
— Как бы то ни было, — говорит Зейд, отворачиваясь и оглядываясь на меня через плечо, — как только я узнал, что Бекки ударила тебя, я не прикоснулся к ней. Я просто не смог. — Зейд морщит нос и качает головой. — Я не хочу, чтобы тебе было больно, поэтому, пожалуйста, ради всего святого, Черити, просто уходи.
Зейд разворачивается и направляется вверх по лестнице. Я смотрю, как он уходит, а потом делаю всё возможное, чтобы придумать план.