— Тристан в ярости, — говорит Крид, устраиваясь на стуле рядом со мной, готовясь к нашему занятию. Я бросаю на него взгляд, у меня есть правило не вести личные беседы с парнями-Идолами. На данный момент это просто не имеет смысла.
И всё же я не могу удержаться от того, чтобы не поддразнить его.
— Почему? — невинно спрашиваю я, используя свой айпад, выданный академией, чтобы открыть задание, над которым мы должны работать.
Крид смеётся, и его смех такой же ленивый, как и всё остальное в нём. Беззаботный. Беспечный. Пренебрежительный.
— О, не веди себя как невинный ягнёнок, — мурлычет он, наклоняясь ко мне, его глаза полуприкрыты, на губах кривая улыбка. Мы ещё не говорили о том, что произошло на Хэллоуин. Я думаю, мы никогда этого не сделаем. — Мы все знали, что планировали Тристан, Харпер и Бекки. Так кто сказал тебе? — я игнорирую его и сосредотачиваюсь на задании. Я не только помогаю ему с его работой, но и должна завершить свою. — Это был Зейд?
— Почему бы тебе не сосредоточиться больше на своей работе и меньше на том, что делают все остальные? Может быть, тогда ты перестал бы быть вторым после Тристана. — Я заставляю себя улыбнуться, когда Крид хмурится. В глубине души я по-прежнему придумываю, как бы противостоять Тристану Вандербильту. Всё, что я сделала на этот раз, — это предотвратила катастрофу для себя. Вернула его на второе место, которое он занял бы в любом случае, если бы оставил моё эссе и тест в покое, но этого недостаточно.
Я думаю, что на данный момент мой единственный вариант — это Лиззи. Мне придётся позвонить ей после этого.
Крид внезапно протягивает руку, хватая за подлокотники моего кресла и поворачивая меня лицом к себе. Одно его колено оказывается между моих ног, а его руки прижимают мои запястья к подлокотникам. Он наклоняется так близко, что наши щёки почти соприкасаются.
— Если бы мы захотели, — начинает он, прижимаясь ртом к моему уху и слегка облизывая его, — мы могли бы уничтожить тебя и заставить умолять о большем в течение недели. Мы могли бы превратить всю твою жизнь в сущий ад, а не только тот, который у тебя в школе.
Поскольку колено Крида находится между моих бёдер, моё собственное колено оказывается вплотную к его промежности. Я сильно пинаю его коленом в его хреновину, и он отпускает меня, отступая назад, как будто я… ну, пнула его по яйцам. Его глаза сужаются до щёлочек.
— Если это так, то почему ты ещё этого не сделал? — он смотрит на меня в ответ и ничего не говорит, ничего не делает. — Я знаю твои личные причины, но как насчёт Тристана? А что насчёт Зейда? — я встаю из-за стола, запихиваю свои принадлежности в сумку с книгами и бросаю на Крида свирепый взгляд. — Вот немного грязи, которую нужно доставить обратно королю. — Лицо Крида искажается от отвращения при этом слове. — Скажи ему, что я ещё даже близко не закончила с ним. Если он хочет связываться с быком, он получит по рогам. — Я вздёргиваю подбородок, кружась в вихре юбок, и удаляюсь в тихую темноту библиотеки.
Крид не утруждает себя тем, чтобы следовать за мной или окликать меня. Но то место, где он лизнул меня в ухо… оно всё ещё горит.
В четверг перед зимними праздниками и за день до отъезда второкурсников на лыжную прогулку устраивается вечеринка. Единственная причина, по которой я знаю об этом, — это то, что Идолы заплатили одной из Плебеев, чтобы она воспользовалась своими привилегиями за пределами кампуса и купила им новые платья. Девушка, та самая Кларисса, которая обругала меня и была исключена из команды по плаванию Зейдом в прошлом году, говорит об этом в холле, когда я прохожу мимо.
После окончания занятий я одеваюсь, направляюсь в комнату Зака и молюсь, чтобы он снова не был без рубашки и в шортах, прежде чем постучать.
Когда он открывает, на нём всё ещё форма академии, и он поднимает брови, увидев мой розовый комбинезон и туфли на каблуках.
— Прекрасно выглядишь, — говорит он, и то, как слово «прекрасно» слетает с его губ… Я знаю, что он имеет в виду гораздо больше, чем просто это. Мои щёки краснеют, но мне удаётся выдержать его взгляд, не заикаясь.
— Спасибо. Сегодня вечером у меня задание. Не мог бы ты составить мне компанию? — Зак выглядит довольно шокированным, но я знаю, что не могу пойти на вечеринку Клуба Бесконечности без его члена. Я думала спросить Эндрю, но, несмотря на предупреждения Крида, Грег и Джон преследуют его по коридорам, пытаясь застать его одного в тёмном углу, если вы понимаете, для чего. В последний раз, когда это случилось, это было субботним вечером, и Эндрю записал всю встречу на видео. Ему едва удалось вовремя вернуться в своё общежитие. Поэтому я не хочу подвергать Эндрю опасности, и единственный известный мне член Клуба Бесконечности, с которым у меня нет постоянной вражды, — это Зак.
— Куда мы направляемся?
Я улыбаюсь и левой рукой играю с ожерельем, висящим у меня на шее.
— На вечеринку Клуба Бесконечности.
Улыбка Зака исчезает с его лица, но моя остаётся на прежнем месте.
На этот раз Идолы присвоили себе амфитеатр, тот самый, в котором меня избили, облили краской и унизили до невероятности.
Мне это не кажется совпадением.
Зак идёт впереди, небрежно одетый в джинсы, кроссовки и старую футбольную толстовку со времён своей прошлой школы. Он расстёгивает пояс и показывает свою татуировку «бесконечность» парню у двери, прежде чем мы заходим внутрь. Последние несколько клубных вечеринок, на которых я была, не казались такими официальными. Должно быть, они усиливают охрану.
— Ты мог бы просто отключить его, — шепчу я, улыбаясь, — даже несмотря на то, что он на четвёртом курсе, и я почти уверена, что он в университетской команде, судя по тому, как он смотрел на тебя.
Зак слегка улыбается мне и пожимает своими массивными плечами.
— Ага, он в команде, так что по умолчанию он ненавидит меня до глубины души. — Его рот слегка подёргивается. — Но да, ты права: я мог бы вырубить его. Дело в том, что я предполагаю, что сегодня вечером тебе нужно разворошить какое-то особенное дерьмо. Я не хотел красть весь твой триумф. — Зак держит меня под руку, пока мы пробираемся между рядами кресел, заполненных студентами, которые целуются, пьют или играют в карты. На сцене в передней части зала, той самой сцене, на которой я сидела со своей арфой, Голубокровки расположились вокруг столов, покрытых чем-то похожим на… костяшки пальцев? Мерзость.
— Ты ведь помнишь план, да? — спрашиваю я Зака, чувствуя, как все эти осуждающие взгляды устремляются на меня. Он коротко кивает, и мы поднимаемся по ступенькам к столу, за которым сидят Тристан, Зейд и Крид с Бекки, Харпер и Илеаной.
Тристан усмехается мне и бросает кости на стол. Я имею в виду, он точно не может жаловаться на то, что я с ним сделала, учитывая, что это было намного менее плохо, чем то, что он хотел сделать со мной. Я не отдала ему эссе с плагиатом, хотя могла бы это сделать.
— Ты, должно быть, совсем тупая, если пришла сюда добровольно, — огрызается он, теряя тот отработанный самоконтроль, который я одновременно ненавидела и которым восхищалась с прошлого года. Я вижу едва заметные очертания синяка на его лице, и моя рука сжимается в маленький кулачок. Как бы сильно мне не нравился этот парень, я думаю, что его отец, возможно, избивает его. Это просто ужасно.
— Это что, кости? — спрашиваю я, скептически глядя на маленькие белые и кремовые кусочки на столе. Харпер перекидывает свои тёмные волосы через плечо и ухмыляется мне. Её правая рука ложится на руку Тристана, и она переплетает их пальцы, прежде чем сжать её. Как бы мне ни было неприятно это признавать, от этого зрелища меня подташнивает и крутит живот.
— У моего отца есть частный музей в его нью-йоркском пентхаусе. Он немного помешан на Гражданской войне. — То, как Харпер улыбается мне, напоминает мне Гринча, как будто это выражение расползается по её лицу, как болезнь. — У него целая кладовая, полная бесполезных артефактов, о которых он забыл. Эти кости всё равно никогда не увидят дневного света, поэтому я позаимствовала их. — Она пожимает плечами, её мерцающее чёрное платье ловит свет. — И они обошлись ему всего в четыреста или пятьсот тысяч?
— Ты играешь в кости настоящими человеческими пальцами? — рычит Зак, подходя так близко к столу, что он дребезжит. — Что, чёрт возьми, с тобой не так? Есть ли у тебя хоть капля уважения? Это не просто игровые элементы, это части реальных человеческих существ.
Я заговариваю раньше, чем кто-либо другой, позволяя проявить себя как любителя истории.
— Во Франции в 1800-х годах, когда церковь перенесла кости с переполненного кладбища в ныне знаменитые катакомбы, в земле остались большие ямы, заполненные человеческим жиром. Торговцы собирали это добро и делали свечи и мыло. Затем они заклеймили их как Невинные и продали богатым, которые сознательно использовали их, несмотря на то, что знали, откуда они взялись. Им реально это нравилось, они считали, что человеческие существа стоят так мало, что их можно сжечь, просто чтобы осветить комнату. — Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на Зака, даже когда Бекки усмехается и начинает скулить.
— Как будто нам не наплевать на какой-то дурацкий урок истории. Они давно мертвы, и никому, кроме тебя, нет дела до того, что происходит с костями каких-то тупоголовых солдат. Если бы они имели значение, они были бы генералами, президентами или политиками, и их кости не гнили бы в каком-нибудь хранилище. — Бекки протягивает руку, чтобы дотронуться до своих волос, которые скручены, уложены в причёску и покрыты таким количеством лака для волос, что трудно разглядеть отрезанный мной локон. Однако мне достаточно знать, что он есть.
Я игнорирую её и сосредотачиваюсь на своём, полностью осознавая, что Крид и Зейд наблюдают за мной.
— Некоторые люди считают других людей ниже себя, как будто они думают, что они боги или что-то в этом роде. Но скажи мне: как удаётся сбрить богу уродливую лысину на голове?
Бекки встаёт, как будто собирается наброситься на меня. Я просто стою и смотрю на неё, когда Харпер хватает её за руку и впивается ногтями в кожу своей лучшей подруги. Они вдвоём обмениваются взглядом, который я не могу толком прочесть.
— Мы здесь, потому что я хочу заключить пари, — говорит Зак, переводя взгляд с Крида на Зейда и Тристана. Он делает паузу, и его тёмно-карие глаза зацепляются за холодные серые глаза Тристана. — Вы трое. Давайте присядем за столик и поговорим. — Он делает жест подбородком и уходит, но, согласно его словам и правилам Клуба Бесконечности, когда кто-то бросает вам вызов, вы обязаны, по крайней мере, выслушать его.
— Это ёбаное дерьмо, — бормочет Зейд, поднимаясь на ноги и проводя пальцами по волосам. Крид ничего не говорит и тоже встаёт. Тристан встаёт последним, но, отходя, он задевает моё плечо своим, и, клянусь, я вижу звёзды. Он внезапно останавливается, как будто не ожидал этого. Низкий, почти неслышный, я слышу его голос у своего уха.
— Ты невероятно доверчива, — бормочет он, и я не могу до конца решить, оскорбление это или комплимент. Я смотрю, как четверо парней уходят, прежде чем занять место Тристана за столом.
— Ты не член Клуба Бесконечности, — огрызается на меня Илеана, скривив свои накрашенные золотом губы, обнажая зубы. Она права: эта татуировка на моём бедре горит так, словно её только что выгравировали на моей коже. Я не являюсь частью Клуба Бесконечности и никогда не буду. Слава Богу.
— Нет, но я здесь в качестве приглашённого гостя. Я тоже могу заключать пари. — Я кладу руки на стол, стараясь не задеть костяшки пальцев. Если бы у меня был какой-то способ забрать их и подарить музею, или похоронить должным образом, или что-то в этом роде, я бы это сделала. При нынешнем положении вещей всё, что я могу сделать, это принести молчаливые извинения душам, которые раньше принадлежали этим кусочкам костей. — И поверь мне: ты захочешь принять его.
— Правда? — Харпер растягивает слова, опершись локтем на стол и подперев подбородок рукой. Её голубые глаза сверкают ненавистью, когда она рассматривает меня. — И почему именно я должна захотеть это сделать? Я могла бы просто… позвонить в медицинский центр моей семьи и сказать им, чтобы они прекратили лечить твоего отца. По сути, сучка, ты моя.
Моё сердце замирает, и я чувствую, как меня охватывает холодный страх. Но я подозревала это; я знала, что это произойдёт. Ад замёрзнет раньше, чем Харпер добровольно мне поможет.
Я сижу неподвижно, продолжаю улыбаться и отказываюсь раскрывать свои карты.
— Как насчёт этого? — начинаю я, встречаясь с ней взглядом и отказываясь признавать двух других девушек. Ей это понравится, самопровозглашённой королеве академии. — Я заключу с тобой пари: если я выиграю, ты окажешь моему отцу такую же медицинскую помощь, какую оказала бы своему собственному. — Я делаю паузу на минуту. — Нет, ни так, ты оказываешь моему отцу наилучшую медицинскую помощь, лучше, чем оказала бы своему собственному отцу. Лучшую из лучших, не жалея средств. Если ты победишь, я встану перед тобой на колени перед всей академией и скажу всем, что ты была прав, что я хуже Плебея, или что я шлюха, неважно. Я поцелую твои ноги, соберу вещи и покину академию, и тебе больше никогда не придётся меня видеть.
Теперь Харпер наклоняется вперёд, её глаза сияют, её социопатические наклонности видны по всему лицу. Я не уверена, что до сих пор когда-либо по-настоящему понимала, что означает слово ненависть, до этого момента. Я не думаю, что ненавидела Идолов, даже после того, что они сделали со мной. Но почти уверена, что прямо сейчас я ненавижу Харпер Дюпон.
— Я слушаю… — мурлычет она, её голос, как иголки, впивается в мои барабанные перепонки. От неё пахнет персиками, и я решаю, что теперь этот аромат для меня окончательно испорчен. Каждый раз, когда я почувствую этот запах, я буду думать о ней и этой отвратительной улыбке.
— Если я проиграю, ты можешь полностью прекратить медицинское обслуживание моего отца. Но пока ты продолжишь лечить его. — Харпер прищуривает глаза, но, по крайней мере, она всё ещё слушает. — Вот пари: к концу года я заставлю Тристана, Крида и Зейда влюбиться в меня. — Её глаза недоверчиво расширяются, и выражение ликования, мелькающее на её лице, говорит мне, что она уже думает, что выиграла, что то, что я предлагаю невозможно. Я продолжаю говорить: — Но вам всем запрещено рассказывать им об этом пари. Если я уговорю их пойти со мной на выпускной второго курса, то считается, что я выиграла.
— Ты могла бы просто обманом заставить их поехать с тобой или что-то в этом роде, — усмехается Бекки, её голос похож на скрежет гвоздей по классной доске. — Нет, они должны прийти, с тобой или без, но все они должны думать, что ты будешь их парой на вечеринке в тот вечер. Они должны захотеть, чтобы ты была их парой. — Она ухмыляется мне, и я поджимаю губы, но всё равно киваю.
— Они идут со мной на выпускной праздник на озеро, и я выигрываю. Если они этого не сделают, то на вечеринке тем вечером я сделаю то, что сказала. Я сдамся, я приму поражениея и уйду. Ты выиграешь. — Харпер на мгновение задумывается над этим, перекатывая одну из костей на ладони.
— Отлично. Но это не значит, что я собираюсь перестать мучить тебя. — Она снова ухмыляется мне, и я просто знаю, что у неё уже что-то запланировано. — Между нами нет перемирия, но я позволю твоему жалкому отцу выпрашивать объедки в моей медицинской клинике. Когда я выиграю, — продолжает она, и от меня не ускользает её употребление слова «когда», — я хочу, чтобы твоё унижение было снято на видео, и ты будешь тем, кто выложит его на YouTube со своего собственного аккаунта.
Мои ноздри раздуваются, но я всё равно киваю и протягиваю руку, чтобы взять её за руку. Мы пожимаем друг другу руки, в то время как Бекки и Илеана обмениваются взглядами.
— Не думай, что ты сможешь выйти из этого пари, — усмехается Илеана, и я удивляюсь, насколько хорошо она вписывается в эту змеиную яму. Может, она и первокурсница, но она такая же порочная, как и два других Идола. — У моего отца есть команда тайной полиции, и я не побоюсь их использовать.
Её угроза не остаётся незамеченной, но я игнорирую её, поднимаюсь на ноги, отправляюсь на поиски Зака и надеюсь, что парни-Идолы отказались от любого нелепого пари, которое он предложил. Если они поймут, что это уловка, очень плохо. Если девочки расскажут, Харпер автоматически проиграет.
— Да, кстати, — окликает Харпер, и я оборачиваюсь. Она поднимает левую руку и показывает мне массивный камень на безымянном пальце. Кольцо, которое она носит, бьюсь об заклад, его стоимость исчисляется миллионами. Ожерелье, которое я надела сегодня вечером, чтобы разозлить Тристана, по сравнению с ним кажется дешёвой безделушкой. Мне удаётся сохранять невозмутимое выражение лица, даже несмотря на то, что внутри я чувствую, что меня вот-вот вырвет. — Мы с Тристаном теперь помолвлены. Подумала, что тебе, возможно, захочется это знать.
Она, конечно же, ждала, пока я не заключу пари, чтобы выложить эту информацию. Вот подлая, хитрая, психованная сучка. Но знаете, что? Лучшая месть из всех — это та, что я всё ещё не волнуюсь. Если мне нужен Тристан, я, чёрт возьми, заполучу его.
Не говоря ни слова, я поворачиваюсь и ухожу, уже вынашивается новый план в своей голове.
Моё пари с Харпер — это не только часть моего плана мести, но и ради моего отца я готова на всё. От этого зависит нечто большее, чем просто моя чёртова гордость.