В этот деликатный момент в тридцати метрах от них раздался звонок в дверь.
— Кого там еще несет?
Если это была Грация, костюмерша, то дело принимало интересный оборот. Можно было бы заняться кое-чем втроем.
— Подожди… у меня сюрприз.
Открыв дверь, он был разочарован.
Там стоял мужчина.
— Зря стараетесь, я ничего не куплю. И вообще, кто вас впустил? — На следующем заседании товарищества собственников он привратнику голову оторвет.
— Микеле! Неужели ты меня не узнаешь?
Режиссер быстро обшарил свою знаменитую фотографическую память, но это лицо ничего ему не говорило. Должно быть, это один из тех актеришек, что ходят и выпрашивают снять их в эпизоде.
— Нет. Извините, я занят… — И попытался закрыть дверь.
Но мужчина просунул в щель старый мокасин фирмы «Феррагамо»:
— Микеле, как уверенно ты стал разговаривать. Значит, преодолел психологический барьер? — И он покосился на член, который свисал из-под кимоно, как язык соборного колокола.
Микеле нервно одернул кимоно:
— Да что вам нужно?! Уходите!
— Это — мой шедевр! — сказал незнакомец, указывая на лобок режиссера.
Мозг Морина спроецировался в прошлое, на пять лет назад, когда в клинике Сан-Беллармино он познакомился… как же его звали… Бо… Бокки! Паоло Бокки! Они находились в кабинете у хирурга, который взвешивал на руке его причиндалы.
— Прибавить четыре-пять сантиметров — и у тебя не будет проблем…
— Нет, доктор, я хочу превзойти всех.
Если уж светило обеспокоилось, то, наверное, выявились какие-нибудь противопоказания, затруднения или, чего доброго, начнется отторжение…
— Профессор, простите меня! Я вас не узнал. Пожалуйста, входите! — И он провел Бокки в кабинет.
Антонелла подождет.
— Скажите, доктор, что-нибудь случилось?
Бокки уселся и закурил сигарету.
— Да, кое-какая проблема есть.
— Ради бога, доктор, не заставляйте меня сидеть как на иголках! — Безотчетно он потрогал пах.
— Представьте себе, что вы сняли фильм… шедевр… ну, я не знаю… «Апокалипсис наших дней», но никому не можете его показать. Как бы вы себя ощущали?
Куда это он клонит?
— Плохо бы ощущал…
— Вот и я говорю. Это, — он снова указал на режиссерский член, — мой шедевр. Что вы скажете на то, чтобы мне начать его немножко рекламировать?
Микеле Морин побелел:
— Что… что это значит?
— Вам известно, что есть фотодокументация объекта до и после операции? Убежден, что многие журналы дорого заплатят за такой материал! И прежде всего потому, что дело идет о знаменитом режиссере.
В голове Морина промелькнуло видение: сотни женщин перемигиваются у него за спиной… его высмеивают в убийственных репризах… и сам он, с веревкой на шее. Ретроспектива его работ на канале RAI-3 в два часа ночи…
Этот гаденыш его шантажирует.
— Вы не имеете права, — захныкал он, — это противоречит законам Эскулапа. Вы меня губите. Вы подписали контракт о секретности, и я…
— И что вы мне сделаете? Вычеркнете меня из сословия медиков? — развязно заявил Бокки. — Без вас вычеркнули. Посадите в тюрьму? Уже отсидел. Подадите в суд? А я неимущий, с меня взять нечего, значит, и терять мне тоже нечего. А вот вам… В хорошенькое дерьмо вы вляпались, а?
— Я понял. Вы — бессердечный злодей, вы пользуетесь слабостью другого…
— Браво!
Делать было нечего. Этот сукин сын припер его, как «рейндж-ровер» в узком переулке.
Морин бессильно опустился на диван в стиле Людовика XVI.
— Сколько вы хотите?
Бокки помотал головой:
— «Чего вы хотите?» Вот это будет правильный вопрос.
— Ладно. Чего вы хотите?
Бокки погасил сигарету.
— Вы приступили к съемке сериала «Доктор Кри». Сценарий третьей серии напишу я.
Морин не понял:
— Зачем?
— Затем. В этой серии бедняжка доктор Кри обнаружит у себя в левой груди узелок и ее прооперируют. Из врача она станет пациенткой. Драматургической шероховатости в этом нет. Для операции пригласят знаменитого хирурга из Штатов. Меня. В сопровождении афро-американского ассистента Мбумы Бованды-младшего.