- Ты, стал быть, у нас человек! Единственный! Честь и совесть батальона!- Комбат с
трудом цедил слова, сдерживался, видно, из последних сил.- Ну что ж, человек, тогда за
мной шагом марш! Пистолет оставь, не на дуэль зову! С говном не дерусь. Покажу тебе кое-
что.
Шатаясь, Гольдин поплелся за комбатом.
Темнело. Ужин закончился, народ разбредался по палаткам. Но в палатке
медсанбатовского "морга" еще работали. На двух столах обмывали и зашивали сразу двоих
покойников: лейтенанта Черниченко и сержанта Равиля Нигматуллина. Еще лежали в ряд у
входа в палатку в окровавленной, грязной одежде- ждали очереди. "Самая спокойная
очередь!"- мелькнула пьяная мысль и, словно застыдясь, исчезла.
- Ну что?- резко повернулся комбат, голос его вдруг стал сиплым, словно гортань
надрали наждаком. - Видишь? Смотри внимательно, док, это твоя работа! Это цена твоей
сраной человечности!
- Я уже насмотрелся... и поковырялся в них тоже, так что ты не трынди. Я тоже мог
лежать тут. И ты мог... Я за их спинами не прятался!-вдруг выкрикнул доктор. - Или мы не
рядом с тобой были? Просто нам с тобой повеэло больше, в нас не попали! Так что...
- Нет, док, не так! Ты не трус, ты никогда не прятался, об этом речи нет! Но если бы
ты, бля, погиб, то лишь по собственной дури или собственной же невезухе. Собственной! А
вот все эти погибли по чужой, а именно по твоей дури!
Гольдин подавленно молчал.
- Ладно, пошли отсюда, - круто повернулся комбат. Они вернулись в медпункт, равлили по стаканам спирт, не чокаясь, выпили, захрустели луком с хлебом.
- Во, ѐбтыть, как вода, прошел, даром что нераэведенный! - прислушался к себе
комбат и вздохнул: - Ну что, док, понял на-конец, что ты натворил? А скольких ещѐ тот
бачонок убьет, когда вырастет!
- Кто его знает, Валера, может, он вспомнит, как его пожалели.
- Не вспомнит, дурила ты, Яшка, долбаный! Он вспомнит, как у него убили маму, папу, брата и дедушку! И рассчитается за каждого! Но не с нами, нас уже здесь не будет, так
что рассчитываться он будет с другими, понял? И тех, других, ты тоже как бы подставил!
- Мы профессиональные солдаты, погибать - часть нашей профессии. А он пацан. И
не хер тут...
- Убивать, кстати, тоже часть нашей профессии! Причем главная часть! Ты забыл, док, что ты здесь сначала офицер-десантник, штурмовик долбаный, а уже только потом доктор!
- Я тебя понял, Валера. Можешь делать со мной что захочешь, власть твоя, но детей
не убивал и не буду!
- Ну что ж... Все же мы друзьями были, воевал ты нормально, раненых на себе
вытаскивал- все помню! О том, что я приказ отдал, а ты его не выполнил, знаем только мы
вдвоем. Оба и забудем. Но гроб с телом лейтенанта Черниченко, согласно приказу МО
СССР, сопровождать на родину должен офицер. Так? Вот ты, док, его и сопроводишь. У
него там только мать и была.И он у нее один, никого родных, близких больше нет. Вот ей, маме его, ты и расскажешь, как Саша погиб, как у тебя рука не поднялась, какой у тебя
пальчик не согнулся, и как за свое право оставаться человеком ты ее сына под пули
подставил. Ну, а вернешься, решим, как с тобой дальше быть!
...- Мистер Гольдин! Мистер Гольдин! Вам плохо? Может быть, отложить экзамен?
Гольдин поднял голову, несколько секунд ошалело смотрел на миссис Шухат, наконец
сообразил, где он, и виновато улыбнулся.
В классе уже никого не было, оставались только они вдвоем, все уже сдали свои
сочинения и ушли.
- Нет, нет!-поспешно сказал он.- Со мной все в порядке, просто на работе немного
устал! Прошу прощения, но если мож-но- еще пять минут, и я закончу!
- 0'кеу," кивнула она и взглянула на часы. - Пять минут. Он решительно подвинул к
себе недописанный лист.
Капитан Торрес-хороший офицер, независимо от того, нравится он нам или мы esoненавидим. Он жесток, да, но он имеет право на эту жестокость. Жестоки сами законы