Лететь в Москву в день праздника было непросто. С расписанием творилась какая-то неразбериха, так как аэропорты изменили график работы в честь Девятого мая. На прямой рейс попасть не удалось, пришлось лететь с пересадкой и торчать в другом городе лишних четыре часа. Ещё и все места у иллюминатора были заняты. Поэтому оставалось просто нацепить наушники, закрыть глаза, поудобнее устроившись в кресле, и считать минуты до долгожданной встречи с бабушкой и дедушкой.
Если бабуля и была огорошена моим ночным звонком, то виду не подала. Убедившись, что все живы здоровы, она обсудила парочку организационных вопросов о предстоящем перелете и отключилась. Разбудить её я не боялась, Клавдия Захаровна была, как и я, по натуре больше совой, чем жаворонком. И от того, как она искренне обрадовалась моему приезду, на сердце сразу же стало легче.
Конечно, по моему излишне весёлому голосу она скорее всего догадалась, что я не просто так решила рвануть к ним с дедом. Бабушку нелегко было провести. Поэтому по приезду придётся во всём сознаться. А быть может и попросить совет, как теперь жить… Главное, случайно не посвятить в историю своих приключений деда. С него станется приехать в Самару, заявиться к Корсакову в офис и прямо там при всём честном народе отстегать его по заднице армейским ремнём. По удару за каждую мою пролитую слезинку.
После перелёта снова пересадка, и вот электричка мчит меня в Подмосковье, небольшой коттеджный посёлок «Широкий бор», который раскинулся в живописном месте между изумрудных лесов и зеркально чистых озер. Место уютное, ещё не испорченное цивилизацией и последствиями жизнедеятельности человека. «Тмутаракань» — тяжело вздыхали Валька с Аринкой, потому что связь в посёлке ловила через пень-колоду. А мне было всё равно. Я сюда приезжала не затем, чтобы серфить часами напролёт в интернете.
Корсаков с утра так и не объявился. Поэтому по приезду к родным, я приняла самое мудрое решение, как мне тогда казалось — заблокировала его номер. К чему мучиться неизвестностью, позвонит не позвонит? Теперь Александр третий позвонить мне не мог, потому что я сама приняла такое решение. Так в моей жизни появилась определенность, которую я же сама себе и организовала. Гениально, чёрт подери!
Бабушка и дедушка поохали-поахали, увидев меня, бледную, с опухшими глазами, осунувшуюся, уставшую и злую. То, что я, по их мнению, ещё и схуднула до неприличия, я пропустила мимо ушей. Этот пункт они озвучивали каждый раз, стоило им только меня обнять при встрече, даже если накануне я набирала пару-тройку лишних килограмм.
Дед ради моего приезда даже не остался до позднего вечера в Москве с сослуживцами, и вообще порывался встретить меня в аэропорту, но я отказалась. Мне нужно было время наедине с собой и дорогой. Это исцеляло. Да и жалко было совсем уж лишать дедушку его традиционных праздничных посиделок.
Девчонки поддерживали, как могли, на расстоянии. Валька философски заметила, что драматизировать рано, и что это ещё не конец. Я не спорила, но и не соглашалась. Про пари с Мереминским я так им и не рассказала, значит цельной картины подруги видеть не могли. А ещё я не решалась пресечь еле заметные попытки Аринки пожалеть Корсакова и его якобы разбитое сердце, хотя уж очень хотелось. Какое к чёрту разбитое сердце! Максимум у него язва открылась на фоне ущемленного эго! Но разве можно до конца вытравить романтику и веру в любовь из госпожи Сёминой? Ещё Аринка пообещала оторвать яйца Гордееву, если он попадётся ей на глаза. Эта идея пришлась мне по душе. Я ей даже дала письменное разрешение на этот акт возмездия.
С Татьяной не сразу, но всё же удалось договориться о маленьком отпуске. Точнее о том, чтобы взять четыре дня в счёт моего отпуска по личным обстоятельствам. Коваленко осталась не в восторге, тем более что впереди была вёрстка номера. Но на удивление, макеты моих клиентов, я практически все добила ещё до праздников, важных встреч у меня не было, а конкурс с «Корсаром» мог вообще не состояться. Но о последнем я конечно же благоразумно умолчала. Таня взяла с меня слово быть на связи по рабочим вопросам, и поскорее разрешить все свои личные обстоятельства. Ну просто золото, а не начальник. Хоть и дерёт с нас за планы продаж по три шкуры…
Вечером, когда дед отправился спать, мы остались с бабушкой вдвоем на кухне. Клавдия Захаровна разлила нам чая с какими-то успокаивающими травами, подвинула тарелку с моими любимыми пирожками и без долгих экивоков приступила к расспросам:
— Ну, так и будешь молчать? Или всё-таки расскажешь, от чего ты сбежать решила? Или от кого?
Лучистый взгляд ярко-голубых глаз, обрамленный мелкой сеточкой морщин, понимающая улыбка, и тёплая ладонь, которая легла поверх моей, ободряя и приглашая поделиться наболевшим. Это именно то, что искала, чтобы заглушить разъедающую меня изнутри тоску. Разделить тяжесть своей ноши, сомнений и печали. Бабушка всегда поймёт и не осудит, я знаю.
Я тяжело вздохнула и начала свой рассказ, облегчая и душу, и сердце и не стесняясь в некоторые особенно тяжелые моменты ронять слёзы. Я ощущала себя точно чудом спасшийся утопающий, который наконец почувствовал под ногами берег. Уже одна возможность высказаться придавала мне сил. Бабушка слушала, не перебивая, лишь иногда вставляя междометия или тяжело вздыхала и качала головой.
— Лизуль, так может ты зря его заблокировала-то? Может ему просто нужно время остыть, а ты сразу вот так всё в штыки…
— А он не в штыки всё воспринял? Ни на одно сообщение не ответил! — приподнимаюсь я с бабушкиной груди, к которой она привлекла меня ещё в середине разговора, мягко гладя по голове, успокаивая. Отбрасываю с лица прилипшие от слёз пряди и упрямо сжимаю губы.
— Да я, да он… Детская это позиция, несерьёзная. На одних обидах далеко не уедешь. Вот помяни моё слово, ещё объявится твой Саша! А ты его не гони, Лизок. Даже в отместку, не гони, выслушай.
— Наслушалась в предыдущие разы. Хватит.
— Ох и упрямая девка ты у меня!
— Ты ещё скажи простить его за спор и по головке погладить, ба.
— Не знаю, Лизонь, — протягивает бабушка и качает головой. — Не нравится мне это. Странный какой-то спор у них. Может чего и переврал его друг? А ты свои выводы сделала и обиделась. Зачем ему так стараться-то было? Мог бы и банальными вещами завоёвывать тебя, сама говоришь всё при нем: и красивый и умный…. Нет, не чисто там что-то.
— Ба, признайся, что ты просто хочешь верить, что Корсаков на самом деле хороший, — усмехаюсь я и обхватываю руками уже остывшую кружку с чаем. — Ну и поскорее сбагрить меня замуж, как Катюху.
— Конечно! Не забывай, это моя прямая обязанность, как бабушки, пилить насчёт замужества и кучи деток, — смеётся Клавдия Захаровна, тряхнув своими тёмными кудрями, уже изрядно посеребрёнными сединой. Хвала небесам, но с этими обязанностями бабуля справлялась из вон рук плохо.
Не могу не рассмеяться в ответ. Да, проблема не решилась и никуда не исчезла, и возможно, последствия своего несостоявшегося романа мне придется потом очень и очень долго разгребать. Но сейчас на душе наконец наступило затишье и какое-то умиротворение. Глаза начинали слипаться, и я мелодично зевнула во весь рот.
— Фотографию-то покажешь красавца своего? — с задумчивой улыбкой спрашивает бабушка. — Хоть посмотреть, что этот Саша из себя представляет.
— Не покажу, нет у нас совместных фото. И его фото у меня нет…
И это была чистая правда, потому что рядом с Корсаковым телефон я не доставала. Ни мест не фоткала, где мы были, ни себя не просила запечатлеть на память, ни тем более делать совместные селфи. Саша кадры со мной тоже делать не спешил. Наверное, для фальшивых отношений с «проходным вариантом» лучше не оставлять никаких следов.
Сейчас я даже была рада, что никаких фото у меня и нет. Меньше терзаний. В интернете тоже ничего специально не буду искать для бабушки, чтобы лишний раз не вспоминать и не расстраиваться.
Да и никакой он не мой…
— Ну вот, а так хотелось посмотреть и помечтать, какие красивы правнуки у меня будут, — смеётся Клавдия Захаровна.
— Ба! Всё хватит уже! Пойду я лучше спать, — я наклонилась и чмокнула бабулю в её сухую щёку и поспешно ретировалась с кухни. — Спокойной!
Вместе с пожеланиями спокойной ночи мне в спину донёсся бабушкин тихий смех.