Не знаю, чем я вчера думала, когда соглашалась приехать к нему домой, но, видимо, тем же, чем когда залезала на незнакомого мужика в своем самом сексуальном белье. И теперь мне приходится наступать на горло собственной песне и копаться в гардеробной у отца моего будущего ребенка. Зашибись сюжетные повороты.
О том, что без рубашки Волков выглядит как бог, стараюсь не думать. Сейчас мне хочется надавать себе оплеух за то, что я вообще могла перепутать их с братом. У Александра тело более поджарое, рельефное. Над левым соском небольшая родинка.
Тянет ли меня к нему? Однозначно. Но еще мне очень страшно. Что завтра все закончится. Что он улетит в свою треклятую Англию. Но страшнее всего мысль о том, что ребенок и в самом деле может быть от Ярослава. Мой бывший лжет как дышит, так почему бы ему не рассказать бедной овечке грустную сказочку про бесплодие, лишь бы сунуть без резинки?
Схватив с полки первую попавшуюся футболку с известным логотипом, я возвращаюсь в кухню-гостиную, где Александр что-то сосредоточенно выбивает на планшете. Сажусь обратно на диван, и, прежде чем я успеваю подумать, с моего языка срывается:
— А что, если это не твой ребенок?
Он не удивляется внезапной смене темы и даже не отрывается от планшета. Видимо, по работе.
— Мне все равно.
— Как тебе может быть все равно? — вспыхиваю я, взмахнув футболкой, которую Александр упорно игнорирует.
— А вот так. Я тебе говорил. Мне тридцать семь лет, пора завести семью. Почему бы не с тобой.
Почему бы не со мной? Звучит так, будто я дворняжка, которую он подобрал из жалости.
— Саша, так не делают. Нормальные люди так не делают.
— Алекс, — машинально поправляет он и наконец откладывает девайс на кофейный столик. — А кто сказал, что делают нормальные люди?
— Нормальные люди не притворяются своим братом, чтобы отомстить за то, что тот давным-давно переспал с его девушкой. — Ну вот, я это сказала. — Это же она, да? Софья?
По его побледневшему лицу вижу, что попала прямо в цель.
— Настя, у нас с тобой все не так…
— Вот именно! — Я улыбаюсь, но готова поспорить — улыбка, наверное, какая-то кривая. — У нас с тобой все не так! Да, можешь считать меня шлюхой. Спала с начальником почти целый год. Иногда даже на работе. Да, я за это поплатилась. Да, у меня теперь нет ни работы, ни мужика.
— Ну, насчет последнего я бы поспорил…
Но я не даю ему договорить:
— Ты не обязан брать меня под крыло из чувства долга или тем более жалости. Я уж как-нибудь выберусь. Всегда выбиралась.
Александр открывает рот, чтобы ответить, но внезапно в дверь звонят. Я вопросительно смотрю на Волкова, но тот, похоже, ожидает гостей еще меньше моего.
— Наверное, соседи, — неопределенно говорит он и идет к двери.
Щелкает замок, и тишина оглашается радостными воплями, от которых у меня душа уходит в пятки.
— Сашенька, сыночек!
— Сюрприз, сын!
— Что вы?..
Я судорожно оглядываюсь в поисках укрытия, будто спрятаться от внезапных гостей действительно хорошая идея. Только не это. Только не его родители. Боже, я к такому еще не готова… И зачем я надела эти коротенькие шортики?
Пока в коридоре шумно, я судорожно сжимаю и разжимаю ладони в кулаки, не зная, куда себя деть.
— О, а это кто такой? — В поле зрения появляется высокий усатый мужчина с небольшим животиком.
— Я…
— Девушка моя. — Следом за ним возникает Александр, и мне хочется прибить его за сказанное.
— Та-ак, это уже интересно! — раздается еще из коридора, и теперь передо мной чета Волковых-старших в полном составе.
Мама у Александра — высокая блондинка с веселыми голубыми глазами. Брючный костюм на ней сидит, как на модели. Хотя, может, она ей когда-то и была.
— Представишь? — игриво интересуется она у сына.
Ну, хотя бы не злобная мегера, которая ревнует ко всем особям женского пола в радиусе километра.
Александр прокашливается.
— Это… кгхм… Настя. Настя, это мои родители. Леонид Сергеевич и Марья Николаевна.
— Очень приятно, — пищу я, осознав, что у меня в руках мужская футболка, а Волков все еще по пояс голый.
Отличное первое впечатление.
— Мы подумали, сын наконец в России — надо срочно навестить, — улыбается Марья Николаевна и обращается уже к Александру: — Смотрю, ты тут неплохо обустроился за такой короткий срок. Видимо, была причина. — Она многозначительно ведет бровями.
Тут где-нибудь можно провалиться сквозь землю? Как назло, адски хочется в туалет. Почему меня никто не предупредил, что половину беременности женщины проводят у фаянсового друга?
— Я был бы признателен, если бы вы позвонили перед тем, как приехать, — без тени веселья говорит Александр, боком прислонившись к стене и скрестив руки на груди.
Его мать заметно сникает, еще секунду назад бивший через край энтузиазм куда-то испаряется. Отец же в принципе не особенно эмоционален, но заметно, что и его задело это замечание.
— Прости, — говорит он и ставит на стул пакет с фруктами, который принес, по-видимому, в качестве подарка. — Мы не знали, что ты не один. Если хочешь, мы поедем в гостиницу…
— Никаких гостиниц, — возможно, слишком поспешно отвечает Волков-младший.
Там он застал свою девушку с братом? Внезапно мне хочется обнять этого огромного, но такого беззащитного мужчину, чтобы защитить от всех жизненных невзгод.
— Здесь достаточно места для всех, — добавляет он уже спокойней. — Правда, второй этаж еще не готов. Я слишком торопился с обустройством, но, думаю, там мне поможет Настя.
— А я тут при чем? — не сдерживаюсь я и тут же жалею.
Отличное первое впечатление. Или я это уже упоминала?
— Ты им скажешь или я? — Александр смотрит мне прямо в глаза — прямо, жестко, будто загнал в угол.
— Скажу что? — сквозь зубы выдавливаю я, хотя прекрасно понимаю, о чем он говорит.
Мама убьет меня, если узнает обо всем последней. Но что поделать — она найдет, за что меня убить, в любом случае.
И тут я понимаю. Своим вопросом он предоставляет мне свободу выбора. Я могу соврать, сказать, что просто интерьерщик и помогаю с ремонтом. Или могу во всем признаться. И тогда пути назад уже не будет.
Я делаю глубокий вдох.
— Мы с вашим сыном ждем ребенка, — признаюсь я. — Так получилось.
Внутри все сжимается в ожидании катастрофы. На мгновение я зажмуриваюсь, но потом открываю глаза и понимаю, что ничего не изменилось.
Леонид Сергеевич так и стоит у стула, забыв отпустить ручку пластикового пакета. Марья Николаевна выглядит так, что тоже не прочь за что-нибудь подержаться.
— Офигеть, — нарушает тишину Волков-старший.
Жена злобно зыркает на него из-под светлых бровей. Но даже суровое выражение лица не портит ее милого личика.
— Леня, — угрожающе произносит она и вновь расплывается в блаженной улыбке. — Ну что, дорогие мои, я вас поздравляю. Наверное, нам с папой точно теперь надо в гостиницу. Не будем нарушать ваше уединение… Позвоните нам, как захотите сходить куда-нибудь поужинать.
— Мама. — Александр начинает терять терпение.
— Что? — Она непонимающе хлопает глазами.
— Этот диван прекрасно раскладывается. Не нужно никуда уезжать.
Они говорят что-то еще, но я плохо их слышу. Не в силах больше терпеть, несусь в ванную, склоняюсь над унитазом и извергаю из себя последние остатки завтрака. Больше никогда не буду есть яйца. Ни в каком виде.
До меня доносятся обрывки разговора в гостиной, но слова никак не собираются в предложение. Судя по тону, не ругаются. И то слава богу. Моя мама тут закатила бы целый концерт, потом выступила бы на бис и в конце еще ожидала бы цветы.
В дверь стучатся, и я, не в силах ответить, лишь мычу что-то невнятное. Как и ожидалось, это Александр.
— Настя, ты в порядке?
Вытянув руку, я нажимаю кнопку смыва и слабо улыбаюсь.
— Как видишь. Секси-кошечка, с которой ты трахался на кожаном диване, скоро превратится в очень не-секси бегемотиху.
— Не говори ерунды, — без тени злобы или иронии отвечает он и протягивает мне стакан воды, которую я с благодарностью принимаю.
— Уже поздно сказать твоим родителям, что я отравилась шаурмой?
Волков садится около меня на корточки и молча касается моего вспотевшего лба, заводя за ухо выбившуюся прядь волос. На мгновение я перестаю дышать.
— Боюсь, что да.
— Мне страшно, — признаюсь я.
Сейчас я слишком уязвима — физически и эмоционально. Но если Александр действительно на моей стороне, я хочу, чтобы он знал, что я чувствую.
— Я знаю, милая.
Это такое простое слово нежности настолько неожиданно для меня, что я не знаю, что сказать. Как общаться с человеком, с которым, мне казалось, я никогда не смогу найти общий язык?
Я смотрю в его карие, бездонные глаза и вижу там свое отражение — слабое, тощее. Наверное, ему просто хочется меня защитить. Или я просто боюсь признаться в главном?
Похоже, сегодня день откровений.
— До тебя я ни разу не кончала без стимуляции… ну, ты понимаешь, руками, — выдыхаю я.
— Что? — Александр выглядит по-настоящему удивленным.
— В тот вечер… в наш единственный вечер я получила самый крышесносный оргазм в своей жизни.
— Стоит того, чтобы потом несколько месяцев позависать в туалете? — наконец шутит он.
Мягкая, чуть кривоватая улыбка топит ледяную корочку, которой покрылось мое сердце.
— На сто процентов, — улыбаюсь я, и мы оба смеемся.
Когда мы возвращаемся на кухню, там уже вовсю кипят приготовления. Что-то жарится (под руководством Марьи Николаевны), что-то режется (под руководством Леонида Сергеевича). На столе — неоткупоренная бутылка дорогого вина.
— Извините, не знал всех обстоятельств, — виновато улыбается Леонид Сергеевич, заметив мой взгляд.
— Настенька, садись, пожалуйста, — вмешивается его более властная супруга. — Тебе сейчас лучше отдыхать. Какой у тебя срок?
— Мама, — предупреждающе зовет Александр.
— Все-все, поняла! Никаких лишних вопросов. Я все равно в раю.
Я непонимающе смотрю на Александра. Он устало потирает виски.
— Мама уже лет десять мечтает стать бабушкой.
— Он до этого встречался с какой-то англичанкой, так она глотала противозачаточные, как конфеты, — откровенничает Марья Николаевна, проверяя то, что дымится под крышкой.
— Мама, — повторяет Александр.
Она лишь отмахивается от него.
— Родная земля и здесь помогает, — заключает она, и я невольно улыбаюсь, продолжая потягивать воду.
Вот что значит нормальная семья. Когда любую новость воспринимают адекватно, когда шутки или случайные оговорки не перерастают в скандал. Я думала, что, если выйду замуж, у меня будет все, как у матери с отцом. Молчаливые войны, взаимное пренебрежение, состояние развода еще при живом браке. Но, оказывается, бывает и по-другому. И эти люди, которым уже лет шестьдесят, тому наглядное подтверждение.
— Кстати, Сашенька, что у тебя с машиной? — переключается Марья Николаевна, обращаясь к Александру.
Тот открывает рот — видимо, чтобы поправить, что никакой он не «Сашенька», но лишь обреченно мотает головой.
— А что с машиной? — спрашивает он.
— Ну, надпись на двери какая-то… странная.
— А мне понравилась, — встревает Волков-старший. — «Я «сердечко» Настю Овечкин». Немного по-детски и над падежами надо поработать, но в целом довольно романтично. В наше время, Марь, правда, такое писали мелом на асфальте у девушки под окном, но если Саня может себе позволить, то почему нет.
Кажется, если где-то есть на свете карма, то она меня нашла.