— Прогуляемся?
В словах Натана слышится ощутимая просьба. А я считаю себя виноватой, потому что совсем недавно славному парню влетело из-за меня. Впрочем, не то, чтобы совсем из-за меня. Скорее за то, что посмел выдернуть взбешённого Андриана из архива. Но не могу отделаться от ощущения, что первопричиной являюсь всё-таки я. Слишком уж многозначительно смотрели на меня сотрудники офиса, столпившиеся неподалёку, и слишком выразительно оба мужчины, когда оторвались от взаимных пререканий. Тогда, сгорая от смущения, я вышла в коридор после Алмазова, но не суть. Взрослым людям не нужны особые поводы, чтобы предположить, чем занимались мужчина и женщина наедине. Мне казалось, все о поцелуе. Тем более сама могла думать только о нём. Щёки пылали. Нацелованные губы горели. Мысленно я молила судьбу не оставаться больше с боссом наедине, и сама понимала, что лукавлю. Хочу. И ещё как! Едва держала себя в руках, чтобы не коснуться припухших губ. Сделаю это и под перекрёстным огнём взглядом меня сразу запишут в любовницы Алмазова. Нижнюю губу всё-таки прикусила на секунду; привычка. Крохотное мгновение, но в глазах Демона сразу полыхнул многообещающий огонь. Зато потом я демонстративно спокойно выпрямилась и с прямой спиной прошествовала мимо Алмазова, Натана и сотрудников, стараясь абстрагироваться от шепотка, несущегося следом.
«Это из-за неё они чуть не подрались», — доносилось приглушённо.
«Совсем недавно в компании, а мужчины сошли с ума».
«Не может быть! Чтобы сам Алмазов…».
«Такого ещё не бывало. Но ты видел их? Сцепились не на шутку».
Какой стыд! Хотелось провалиться сквозь землю. Лицо полыхало огнём. Тогда я едва подавила желание сорваться на бег и мчаться прочь без оглядки. Подальше от любопытных разглядываний. Спрятаться где-нибудь. Под столом, у Зазнайки в кабинете, да! Там будут искать в последнюю очередь. Хотя нет, плохая идея. Стены кабинета у Алмазова прозрачные. Сидит, будто в аквариуме. Рыбка золотая. Вернее, дьявольская.
Но обо всём по порядку. Андриан вылетел из архива, словно джин из бутылки. Устроил разнос. Всем. И правым, и виноватым. За то, что посмели отвлечь его от… — как он это назвал? — от индивидуального планирования, вот! Но больше всех досталось НК. С ним босс сцепился по-настоящему. Отчитал и за вмешательство, и за рабочие моменты, а гнев в словах кипел такой, будто Натан устроил конец света. А теперь НК приглашает меня выйти. Как бы чего не вышло.
— В каком смысле прогуляться? — оторопело спрашиваю я.
Он шутит, наверное. Или отчаянный на всю голову.
— Просто выйдем из офиса, тут парк совсем рядом. Пройдёмся по дорожкам, подышим свежим воздухом.
И смотрит так весело. Открыто подмигивает. Точно отчаянный!
— А ты уверен, что хочешь себе таких… эээ… проблем? — осторожно интересуюсь, представляя реакцию босса. Если Андриан так сердился за вмешательство в «индивидуальное планирование», то как он отреагирует на прогулку?
— Разве это проблемы? — всё так же весело реагирует Натан. — Это к тебе сам Андриан Алмазов с женитьбой прицепился. Вот это — проблемы! А у меня так, временные сложности.
Весело прыскаю в ладошку. То, что мы, по сути, говорим об одном и том же и то, что наши проблемы напрямую связаны, НК не смущает. Речь австралийского программиста звучит до того забавно, что не выдерживаю и смеюсь. Уверена, ещё никто не называл Андриана Алмазова «временной сложностью». Услышь он такое, его бы удар хватил. А Натан милый. Думаю о том, что в другое время с удовольствием погуляла бы с ним, тем более парк рядом с офисом очень красивый. Любуюсь всякий раз, когда бегу на работу. Но гулять с НК после скандала… Лучше не усугублять. Я уже готова отказать мягко улыбающемуся мужчине, как тут к нам подходит один из менеджеров и отдаёт мне записку, буквально впихнув её в руки. И быстро уходит. С недоумением разворачиваю бумагу.
«Через десять минут выйди на крыльцо офиса. А.» — гласит записка.
Сразу ясно от кого она. Неповторимый приказной стиль Алмазова во всей красе. Выйди и всё тут, возражения не принимаются. И почерк размашистый, уверенный. Посмотрев на Натана, грустно вздыхаю. Лучше выйти, пока Демон опять не разбушевался.
— Это от Адди? — молодой мужчина заглядывает в записку и мрачнеет. — Значит, не одному мне пришла в голову идея выгуляться… Простите, Ксания. Прогуляться. Я иногда путаю слова.
Н-да. Чудит Алмазов, а стыдно мне. Чувство противоречия захлёстывает с головой. Что это он себе позволяет? Он теперь всё за меня решать будет? Идея прогуляться с НК расцветает новыми красками. С ним — как с надёжным другом. А если кто-то злится, то это его проблемы.
— Давай прогуляемся. Думаю, получится очень увлекательная прогулка.
Натан энергично кивает.
Мы выходим из здания, но моим надеждам опередить Демона не суждено было сбыться. Андриан уже стоит снаружи и определённо ждёт. При виде Натана его глаза вспыхивают злостью, придавая лицу хищное выражение, и для полного эффекта Андриан ещё и голову набок склоняет, взирая на нас. Прямо мурашки по спине. Ни дать ни взять охотник на тропе войны, а мы его жертвы. В первую очередь НК, разумеется; судя по пристальному взору. А меня Андриан просто покусает. Потом.
— Мы решили прогулять, — неизвестно зачем сообщаю я, и прячу прихваченную с собой записку в карман, чтобы Андриан не увидел. Но он отслеживает и это движение.
— Угу. — Алмазов мрачен.
Зато НК не теряется.
— Обеденный перерыв, имеем право.
Он заходит вперёд, чтобы помочь спуститься со ступенек и галантным жестом берёт за руку.
— Рад, что ты согласилась, Ксания.
И тянет к себе. Глаза Андриана вспыхивают ярче. Он заходит с другой стороны, тоже протягивает руку, а потом, ощутимо сжав пальцы, перецепляет за талию. Прижимает к своему боку.
— Наконец-то ты вышла, дорогая, — в тон Натану говорит он.
А потом делает вообще невообразимое: целует в щёку. С ума сошёл⁈ Пока я пытаюсь отдышаться и переживаю сонм мурашек по позвоночнику, ехидный взгляд Андриана сталкивается с упрямым выражением на лице Натана. Эти двое меня довести решили? Что-то там напридумывали и давай бодаться?
— Перестаньте оба! — командую резко.
Избавившись от их рук, самостоятельно спускаюсь по ступенькам. Мужчины идут следом, каждый со своей стороны. Оба мрачные, полные решимости не уступить. Они как два огня справа и слева. И если по одиночке я могла бы их выдержать (с НК в любом случае получилось бы проще), то вместе… Их двух как-то много для меня одной. Я уже начинаю жалеть, что согласилась на прогулку. И невольно ловлю юмор ситуации. После ругани в архиве, прогулка сразу с двумя. Чувствую, как Андриан кипит: его горячие руки красноречивее слов, но чувство вины себе испытывать не позволяю, также как и стушеваться или сбиться с шага. Иду, словно так и надо. Стараясь не думать о том, как мы выглядим со стороны. Оба мужчины тоже напускают на себя невозмутимый вид.
Тянет нервно хихикнуть. Один подтянутый, в костюме с иголочки. Другой тоже подтянутый, но джинсах и футболке. Натану невероятно идёт. Судя по весёлому насвистыванию, он начал получать удовольствие от прогулки. А я лелею надежду, что Алмазов не перенесёт своей злости и уйдёт. Тогда победу Натана можно будет считать свершившейся. НК будто думает о том же. Нарочито громко он начинает спрашивать у меня весёлые пустячки, уточнять, как я училась в школе, как выглядит мой дом… И прочее, прочее. Болтать он умеет! Причём делает это мило и интересно. Андриан хмурится, однако не сдаётся. Продолжает размеренно шествовать рядом, засунув руки в карманы. Болтать он не мастер, давит взглядом сощуренных глаз, и держится настолько близко, что чуть качнись я, и мы соприкоснёмся бёдрами. От осознания этого кровь бежит быстрее и периодически слабеют колени.
Пытаясь избавиться от тревожного ощущения, верчу головой по сторонам, осматриваю окрестности. Парк красивый! Тропинка, по которой мы идём, живописная. По краю усажена цветами и, чуть подальше, декоративным кустарником, источающим приятный аромат. За кустарником высажены деревья, образующие аллею. Аллея живописной лентой стремится вперёд, услаждая взор качающимися ветвями. А в конце дорожки маячит забытый долгострой. Всё портит, конечно. Даже удивительно откуда тут не доведённое до ума здание. Вздыхая, думаю, что прогулка была бы очень приятной, если бы не Андриан, шагающий впритирку. В его присутствии даже дышится с трудом, не то что гуляется. Намеренно отстаю, пропуская обоих мужчин вперёд, и в это время у меня в сумочке вибрирует телефон. Сестра! Стефания волнуется, находясь под впечатлением утреннего разговора.
— Ксания, ты как? — без приветствия спрашивает она и, уловив посторонние звуки, уточняет. — Ты на улице? У тебя точно всё в порядке?
— Да, сестра, всё хорошо. Просто мы вышли погулять.
Кто «мы» не уточняю, но Стефания сама делает выводы.
— О, прости, что помешала. У тебя свидание.
— Эм, — я жарко краснею. — Ну какое свидание! Не выдумывай, Стефи.
Андриан и Натан оборачиваются и пристально смотрят на меня. Очень синхронно.
— Дальше мы сами, кузен, — говорит Андриан после секундной паузы, перехватывая инициативу. — Перелёт из Австралии тебя утомил. Отдохни.
— Прогулки полезны, — парирует Натан и улыбается. — Я с удовольствием гуляю, не переживай.
Во взглядах мужчин практически идентичное выражение. Перемирие явно закончено. Андриан шагает шире, заступает дорогу, и преграждает путь одновременно и мне, и Натану.
— Я настаиваю.
— Ну, что ты.
— Как только домашние узнают, что ты сразу с самолёта рванул в офис, они нас убьют.
Андриан ухмыляется, но оттенок злорадства в улыбке ему идёт. Нанке не сдаётся.
— Я тут подумал, Адди, — заявляет он, словно вдруг принял некое решение. — Задача, которую ты передо мной поставил, весьма обширна. Мне нужен помощник. Выдели на эту роль Ксанию и дело пойдёт быстрее. Я научу её анализировать выводы по программам, она станет писать заключения. Девушка видится мне для этого достаточно способной.
Ух! Дыхание останавливается. Прямо физически чувствую, как поднимается в Андриане гнев. Вскипает. Однако невероятным чудом Алмазов его сдерживает.
— Ты хорошо подумал? — роняет он, и даже глухой разобрал бы в его тоне угрозу.
Но НК точно камикадзе, потому что спокойно повторяет просьбу.
— Работая со мной, она наберётся опыта и узнает много нового, — аргументирует Натан. — А что она может узнать, разбирая архивы?
Удар ниже пояса. Андриан бледнеет. А я… Ой, какие перспективы открываются! Прямо другой горизонт. Я не против!
— Знаю я, зачем ты Ксанию к себе тянешь, — начинает Андриан, но я его перебиваю.
— Ничего, что я тут рядом с вами стою? — вскрикиваю, не в силах молчать. — Немедленно прекратите! Натан, от Вас я такого не ожидала.
Натан с извиняющимся выражением лица кладёт руку на грудь.
— А Вам, мистер Алмазов, я уже говорила и повторю снова: умерьте свой пыл! И если хотите загладить вину после случившегося в архиве, то объясняю на будущее: Вы должны учитывать и мои желания тоже!
Это я сейчас не только поцелуй имею в виду. Авторитарную записку в том числе. Однако Андриан всё понимает по-своему.
— Вину? — чёрная бровь саркастично изгибается. — Не чувствую никакой вины. И я люблю учитывать женские желания.
Его голос подхрипывает, напоминая о происшествии в архиве и вызывая волну жаркого смущения.
— Про якобы вину звучало мило, Ксани, но тут я предвзят. Лучше даже не начинай спор.
«А то получишь быстрый и убедительный ответ», — безмолвно завершает его взгляд.
На лице Натана острое любопытство: что же такое случилось в архиве (хотя сдаётся мне, он догадывается), но через секунду он меня выручает.
— Так что насчёт моей просьбы, Адди?
— Нет. Только сумасшедший решится просить у меня в помощники Ксанию… ради несерьёзных намерений.
— А с чего ты взял, что они несерьёзные?
Они неисправимы! В гневе и шоке разворачиваюсь, шаря взглядом по сторонам, думая, куда бы мне деться от этих двух петухов. Спор мужчин заполняет лёгкие расплавленным волнением, даже голова кружится.
— Поговорим не при Ксании, — сдавленно шепчет НК, заметив моё состояние и Андриан зловеще отзывается:
— Поговорим.
Достаточно с меня прогулки! Я срываюсь с места и устремляюсь к маячащему впереди долгострою. Серое здание вдруг становится очень привлекательным. Не желаю больше ничего слышать!
— Ксания! Нет! — кричит первым отреагировавший на моё бегство Андриан, и в его голосе паника.
Андриан
Любой долгострой — зрелище угнетающее. Откуда только взялся тут этот, в конце парковой аллеи понятия не имею. Будь я владельцем данного объекта, снёс бы его, не раздумывая. Дешевле, чем восстанавливать, и позора меньше. Когда-то белые, а сейчас серые стены пестрят проплешинами осыпающейся штукатурки, во многих местах «украшены» многочисленными подпорками. Подпорки ощутимо шатаются и скрипят. Пустые окна таращатся тёмными провалами. Справедливости ради стоит сказать, что кое-где маячат стёкла, но здание от этого привлекательней не становится. Дом ненадёжен. Даже широкий арочный вход, очевидно, задуманный как парадное, выглядит началом таинственной глотки. Провалом в неприятности. Повторюсь: дом ненадёжен. Но Ксания, конечно же, мчится прямо туда. Не глядя.
— Ксания! — заорал я, до смерти напугав стоящего рядом Натана.
Но девушку мой вопль не остановил. Только ускорил. Я успел увидеть, как исчезает в пыльном сумраке стройки яркое платье. И как быстро Ксания бегает! Проклятье. Догоню — убью. Не раздумывая, срываюсь с места. Бежит ли следом НК не прислушиваюсь, изо всех сил сокращая расстояние. Лишь бы успеть. Бестолковая, отчаянная, самонадеянная Ксания! Её на цепь надо посадить. Меня злит эта ситуация. И не меньше, чем от бегства к дому, бешусь от прелюдии. За то, что сцепился при девушке с Натаном, показав свою уязвимость. За нашу прогулку втроём. За то, что мне хотелось тихонечко смеяться, когда щёки Ксании заливало румянцем при мыслях о поцелуе… Хотя нет, эти мысли дарят блаженство. Хорохорилась, поцелованная моя, но я-то видел, что она о нашей ласке думает. Специально дразнил её, шёл рядом, чтобы при любой возможности наши тела соприкасались. И отдавал себе отчёт, что таким образом обозначаю «территорию», и показываю её Натану. Тот, правда, тоже дал мне понять, что не отступит.
Рычу на бегу. Всерьёз задумываюсь кузена обратно. Скучает по тебе Австралия с кенгуру, милый родственник, пора возвращаться. Но ведь не улетит теперь. Ни за что не улетит! Лучше бы я искал специалиста здесь, в Америке.
Меня злит собственная беспомощность. То, как быстро кузен и Ксания нашли общий язык. Болтают, смеются, договорились гулять вместе. Когда успели? Из офиса чуть ли не под ручку вышли. Ксания так очаровательно улыбалась, а Натан спрашивал её о всяких милых пустяках, что зависть брала. Мне так с вредной девчонкой ни за что не пообщаться. Милые глупости — недоступная для меня тема. Не об акциях же с Ксан говорить.
Воспоминание о том, как Ксания и Натан смотрелись вместе (отлично смотрелись), сорвалось с губ недовольным стоном. Хорошо, что рефлексировать было некогда. Мысли мелькнули в голове за долю секунды, без ущерба погоне. Пробежки по утрам принесли ощутимую пользу: я летел. И Ксанию нагнал в потрескивающем, устроенном куполом парадном. Вихрем ворвался за ней в жуткий дом, хватая беглянку за плечо. Осталось развернуть и дотащить к выходу. Долгострой словно ждал этого.
Сверху оглушительно затрещало, ухнуло, пара балок звонко лопнули, разлетаясь щепами, и стена справа ощутимо просела. Вход покосился. Я успел увидеть, как ломаются очертания арки, и рванул дальше, вглубь. Интуитивно почувствовав, что выход хоть и близко, но нас не выпустит, как бы дико это не звучало. Уронит каменные глыбы на головы. Ксания завизжала, прикрываясь руками.
— Ксания, наверх! — рявкнул я, надеясь достучаться до её сознания.
Давай, девочка, ты же быстро соображаешь! Мне ли не знать. Одновременно увидел ведущую на второй этаж лестницу. Отлично, оттуда будет легче выбираться. Но Ксания, конечно же, не ищет простых путей. В панике она бросается в сторону и влево, заметив серый, манящий своей обманчивой простотой коридор. Летит в него очертя голову. Я за ней. Поздно менять направление. По ходу нашего бега от перекоса здания лопаются за спиной стёкла, осколки летят в разные стороны, звонко разбиваются о стены, и Ксания шарахается от каждого «взрыва» болезненно вскрикивая. Огромный осколок задевает меня по плечу, вызывая дополнительное желание убраться из этого места, но пиджак спасает. Сзади бабахает.
— Не смотри назад! — рычу, так как чувствую, что вход за спиной схлопывается на глазах.
Видеть такое девушке не стоит. На этот раз Ксания меня слушается и, прерывисто всхлипывая, продолжает бежать. Чудо, нас ещё не завалило! Увидев впереди крепкую на вид дверь, бросаюсь туда, одновременно хватая малявку за руку.
— Сюда!
Тащу девушку за собой. Там, где мы только что пробежали, с потолка падают штукатурка и камни, но дверь должна выдержать. Подскакиваю. За дверью обнаружилась приличных размеров комната. Буквально впихиваю внутрь Ксанию и захлопываю дверь, отсекая нас от кошмара. В комнате, где мы оказались, немногим лучше: всё трещит и скрипит. Но сверху пока ничего не падает.
— Ксания, иди сюда! — не успокаиваясь, тяну её дальше, неким наитием выбирая правильное место.
Можно выдохнуть. Относительно. Ксания боится. Прекрасные глаза блестят, дыхание лихорадочное. Она готова бежать ещё, но нам в любом случае некуда. Мы замираем, глядя друг другу в глаза, и слушаем, как у́хает и проседает дом, не затрагивая «нашу» комнату. Она просторная, но без окон. Дверь я захлопнул лично, и, судя по перекосившемуся проёму, её успело изрядно завалить с той стороны. Ужас на лице девчонки — это нечто.
— Натан, — едва слышно шепчет она, имея в виду, пострадал ли при обвале мой австралийский брат, но я заметно качаю головой.
— Не думаю, что он сюда успел.
Прокручивая в голове случившееся, убеждаю себя, что НК в доме нет. Я стартанул гораздо раньше, а дом начал рушиться практически сразу. Так что мы тут одни. И мы в западне.
Наше тяжёлое дыхание повисает в полумраке. Здесь не темно, свет просачивается из щелей, позволяя разглядеть покосившийся потолок, просевшую дверь, держащуюся на честном слове, дальнюю от нас стену и как-то по-особенному душно. Заметив, что одна стена опасно накренена, я потянул Ксанию в противоположную сторону и тут увидел, в каком диком приступе расширены её глаза. Зрачки растеклись на всю окружность радужки, лицо побледнело, блестит бисеринками пота, а зубки периодически постукивают. Как затравленный зверёк, она озирается по сторонам, судорожно поворачиваясь в поисках выхода, и я вспоминаю про её фобию.
— Ксания?
Она тяжело дышит. На висках пот становится крупнее, и я прямо-таки физически ощущаю, как захлёстывает её волна паники. Бедняжка с силой стискивает пальчики, дыхание становится поверхностным. С усиливающимся беспокойством я подступил ближе.
— Тут слишком темно. Страшно! — дико шепчет она, и мне тоже становится страшно от её загнанного вида.
Как помочь? Обхватываю ладонями лицо, заставляю смотреть себе в глаза:
— Эй. Мы выберемся.
Только истерики не хватало! Но Ксания молча мотает головой.
— Нет, — изрекает она наконец, и взгляд, словно провал в бездну.
— Это всё страх. Иди сюда. — Снова тяну её за руку туда, где в щели проникает серого света больше. — Нас будут искать. Натан видел, как мы сюда забежали. Он сделает всё возможное для спасения. — Говорю уверенно, подпуская в интонации управляющие нотки. — Мы тоже будем пытаться выбраться изнутри.
Оглянувшись, я прицелился к нагромождению камней в одном месте, где возможность выбраться казалась мне наиболее осуществимой.
— Станем подавать сигналы.
Тяну с шеи Ксании лёгкий платок. Красивый клочок шёлка, пусть выполнит не только декоративную функцию. Девчонка мне эту вольность позволяет: коснуться и взять её вещь, тогда как в другое время наверняка покусала бы. Под внимательным взглядом девушки привязываю платок на найденную тут же длинную палку и подсовываю импровизированный шест в дыру. Толкаю наверх, надеясь, что над ним есть хоть сколько-нибудь свободного пространства. Искренно рассчитываю, что наш «флаг» заметят. Ксания смотрит скептически.
— Это поможет?
— Не знаю, — честно признаюсь я. — Но попытаться стоит.
— Можно ещё кричать.
Девчонка облизывает пересохшие губы и оглядывается по сторонам более осмысленно. Я усмехаюсь. Честно говоря, радуюсь, что моя напарница по злоключению сумела взять себя в руки. Нас заблокировало в этом доме, но не стоит терять надежду. Вытаскиваю мобильник. Связи, конечно же, нет. Но лично я на сто процентов уверен, что Натан сейчас полгорода разнесёт, однако до нас доберётся. Ксания читает мои мысли:
— Это ведь хорошо, что Натан был с нами и всё видел, да? — хрипло говорит она. — Он нас спасёт. Верно?
Я киваю.
Если надо, НК и спецтехнику пригонит, вопрос только во времени. Сколько выдержит в замкнутом пространстве Ксания? О себе не думаю. Подхожу к месту одного из завалов и откидываю несколько камней в сторону, пытаясь расширить намеченный для спасения проход. Валуны из слепленного цемента и камней, крупные, обдирают руки, однако я не сдаюсь. Ксания подключается. Помогает, оттаскивает более мелкие камни. Какое-то время мы в согласии трудимся, и вдруг она вскрикивает. С неожиданной силой хватает меня за руку и дёргает на себя, выдирая оттуда, где мы только что находились. И тотчас на то место обрушивается поперечная балка. Увлекает за собой камни, штукатурку. Лавиной сыпется песок и грязь, слышится звон стекла. Ксания стонет. От взметнувшейся пыли практически ничего не видно, мы кашляем, но как только пыль начинает оседать становится понятно, что наше убежище уменьшилось вполовину. Однако нам повезло: уцелевшая часть выглядит прочной. И стало темнее.
Ксания
Сначала я заметила шатающиеся над головой Андриана камни, а затем боль обожгла руку. Я отпрянула, в суматохе не разобрав, что случилось, и думала лишь об одном: если моего Демона тут завалит, мне тоже не жить. Мысль о том, что останусь в руинах одна — невыносима. Не хочу, чтобы он умирал! И сама умирать не хочу. Но в следующее мгновение от резкой боли немеет рука и становится сухо во рту. Тихонько скулю, опускаясь на пол. Андриан одним прыжком оказывается рядом.
— Ксания! Ксания!
Он тормошит меня, перепугавшись не на шутку. Глаза огромные, беспокойные, особенно тревожные на посеревшем лице, скулы заострились. Целый щемящий миг он не может выдавить из себя ничего путного, а на меня боль действует таким странным образом, что, оторвав плывущий взгляд от каменного пола, я поднимаю его на босса и выдаю:
— Вы крышесносно целуетесь.
Глаза Алмазова темнеют.
Действительно, кто бы мог подумать, что больше похожий на сухарь Зазнайка умеет ТАК ласкать губами. Да и руками, чего уж там! Должно быть, не зря он такой буйный. Активен и в проявлении гнева, и в ласках: темперамент не спрячешь. Чувствую, как тёплая струйка крови течёт у меня между пальцев, и я изо всех сил её ловлю, сдерживаю. Боль действительно влияет на меня непонятным образом; вместо того, чтобы смутиться от брякнутой бестактности, продолжаю без тени стыда смотреть на Андриана. Правда, вижу его сквозь туман.
— Ксания, ты меня пугаешь, — отвиснув от шока, заявляет Андриан и смотрит пристально-пристально. — Повторим, раз понравилось, но сейчас ты должна показать мне, что с тобой случилось.
Обещающие нотки в его голосе такие убедительные! Ничуть не сомневаюсь в повторе поцелуя и его сводящем с ума влиянии, но то, что дом трещит и крякает над нами — отрезвляет. Отрицательно мотаю головой.
— Ксания, я не причиню тебе боли.
Бессовестно врёт.
— Лучше потом.
— Сейчас.
Он настойчив. Старается говорить как можно более мягко, и… Я поддаюсь. Заставляю себя расслабиться и поворачиваюсь к Андриану раненной рукой, позволяя взглянуть. Алмазов тихо ругается сквозь зубы.
— Всё так плохо?
— Осколок… Застрял. Нужно вытащить.
— А дома никак? — жалобно прошу я, и взгляд мужчины наполняется сожалением. Я вижу это даже в полутьме.
Андриан
Спокойно, Андриан. Ты мужик. От вида глубокого кровоточащего разреза на руке девушки хочется ругаться последними словами. Сдавленно матерюсь, глотая половину неприличных фраз. То, что я вижу, ужасает. На границе короткого рукава платья, испачканного во время нашего бега по дому, набрякший красным участок ткани. Рукав уже до плеча пропитался кровью. И кровь тонкими струйками течёт вниз, пробиваясь сквозь пальчики девушки. Ксания пытается прикрыть рану ладошкой. Однако рука у неё дрожит, и я сразу понимаю, что насчёт не причинения боли нагло вру: над пальчиками Ксан вижу поблёскивающий в полутьме осколок. Даже два. Должно быть, её зацепило, когда обрушилась балка, и слышался звон разбитого стекла. А меня вид этих тонких пальчиков в алой крови пробирает до дрожи. И, конечно же, Ксания не верит мне про боль: глазищи огромные, с затаившимся в них своим мнением, но пораненную руку всё-таки доверяет. Как бы мне ещё оправдать это доверие. Дом снова стонет, а я смотрю на алые струйки.
— Ну что… Всё не так уж и страшно, — говорю, стараясь, чтобы голос не дрогнул. — Рана неглубокая, крови много. Это хорошая новость. Значит, порез очищается. А плохая в том, что осколков в ране два. Их надо вытащить, Ксани. Потерпеть тебе всё же придётся.
Срываю с плеч такой же перепачканный, как и платье девушки, пиджак. За ним рубашку. Она чистая и я отрываю от неё щедрый клочок ткани. Ксания застенчиво отводит от моего голого торса взгляд.
— Смущаете…
Я фыркаю.
— Можно подумать, ты что-то видишь тут, в этой темноте.
Она не отвечает, но удивительно: мне кажется, что в окружающем сумраке я тоже умудряюсь видеть её румянец. Да не так уж здесь и темно! Мне безумно нравится звать красавицу так интимно: Ксани. Само рвётся. И ещё одно. Радует, что возня с «царапиной» отвлекает малявку от клаустрофобии. Стараюсь не думать о моменте, когда страх вернётся.
— Сюда. — Пересаживаю Ксанию на место, где сероватого света больше всего.
Она присела, не говоря ни слова, позволяя хозяйничать.
— Готова?
Слабо кивает. Глубоко дышит. Сжимает пальцами мне плечо. Девчонки не мужчины, они боятся боли. Да что уж там говорить! Многие мужчины тоже.
— Так, надо удалить ткань.
Поддев пальцами рукав, рванул, ощущая себя подлецом. Будто до полной наготы раздеваю. Ксания вздрогнула. Посмотрела глазами испуганной птицы.
— Вот о чём ты подумала, — шепчу. — Я без задней мысли, Ксани.
Ситуация не располагает, да… Она кивает, закусывая губку, готовясь терпеть.
Твою мать.
Первый, самый большой осколок выдернул быстро, моментально зажав пальцами рану, не давая крови вытекать бесцельно. А вот чтобы вытащить второй, нужно постараться. Коварная стекляшка вошла глубоко, наружу торчит очень маленький край. И чтобы ухватить, придётся раздвинуть пальцами порез. Дьявол. Ксания с хриплым вздохом повисла у меня на плечах, уткнулась лбом в грудь. Она учащённо дышит, и я не понимаю, страх это или боль. Я крепко прижал её к себе.
— Ещё один, — хриплю.
Девушка дрожит. Я больше почувствовал, чем понял, как через несколько секунд Ксания взяла себя в руки. Выдохнула, попыталась отстраниться, приготовилась к новой боли. Я же прижал её к себе крепче, сожалея, что это единственный вид анестезии, доступный нам сейчас. Повернул боком, чтобы видеть фронт работ. Девичья щёчка была подозрительно влажной, когда я решительно погрузил пальцы в рану и дёрнул. Ксания закричала, напугав меня до одури, а затем резко обмякла.
— Ксания! — я затормошил её, сходя с ума. — Только не отключайся!
Отбросив окровавленный осколок подальше, быстро обмотал порез приготовленным клочком рубашки и затянул, проверяя, чтобы не было слишком туго. Моя Ксани приоткрыла глаза. Хорошо, она не отключилась. Но боль явно спровоцировала новый виток клаустрофобии; бедняжка смотрит на меня, словно не узнаёт. Или будто меня тут нет.
— Душно, — шепчет она таким голосом, что мурашки ползут по спине. — Нечем дышать. Дверь… Дверь заперта…
Мне немедленно хочется вскочить и выбить с ноги эту чёртову дверь, чтобы обеспечить приток кислорода, была бы она ещё здесь! Нашу безбожно перекосило и Ксания не может об этом не знать.
— Дверь заперта, — продолжает твердить малявка. — Стены давят. Тут так тесно и жутко и я одна… — Она горько заплакала. — Меня закрыли, чтобы я к ним не вышла. Я тут совершенно одна!
До меня доходит, что моя девочка говорит о каком-то случае из своего прошлого. Боль закинула её туда. И фобия родилась тогда, убить бы всех, кто в ней повинен! В срывающемся девичьем голосе столько страха, вырвавшегося на свободу, что от него зубы сводит. А от сказанного дальше шипы в моей душе встали дыбом:
— Мама и папа… Настоящие. Они сегодня погибли. Стены давят… Меня закрыли, чтобы я не видела. Я не могу выйти! Тут так холодно и одиноко! Я одна. Стены сужаются, я одна, одна…
Её судорожные бормотания переходят в сдавленные стоны, и я стискиваю Ксанию в объятиях.
— Тшш, тише! Есть я, — так же судорожно шепчу в ответ.
От глубины разверзшейся бездны нечем дышать.
Баюкаю Ксанию, покачиваю, как маленького ребёнка, а она всхлипывает, уткнувшись носом мне в грудь. Глажу тоненькие пальчики, с неожиданной силой вцепившиеся в плечи, и девушка постепенно приходит в себя.
— Ксани, расскажи мне что-нибудь, — прошу я, в надежде переключить её с боли, отвлечь от страшного.
Взгляд красавицы проясняется. Достаточно для того, чтобы осознать, что она не в прошлом, хотя настоящее ненамного лучше.
— Не буду я Вам ничего рассказывать, — бурчит Ксания недовольным тоном, обхватывая меня за талию. Кажется, скоро она начнёт сожалеть о своей вспышке откровенности и близости; возможно даже станет сопротивляться, но пока отказаться от моих объятий не может. — Хитрый какой!
Я улыбаюсь.
Ксания
— Не буду я Вам ничего рассказывать, — ворчу на Андриана, тогда как внутри каждая косточка плавится от желания довериться и рассказать. — Решили выведать все мои тайны?
Ох, Боги, простите меня. Какая же глупая Ксания Ми́лан! Сто́ит мне чуть расслабиться, как мой язык тут же болтает практически без участия сознания. Недаром говорит тётя: что у других на уме, то у меня сразу на языке. В голове по-прежнему плывёт, мне дурно, однако дикий приступ от замкнутого пространства неведомым образом отпустил, отведя от меня свои когти. Должно быть, тоже устрашился Андриана. Этот Демон кого угодно напугает… Хотя сдаётся мне, приступ растаял от его нежности и понимания. И как он интимно звал меня: Ксани. Мне понравилось.
Андриан улыбается. В его улыбке явное облегчение.
— Тебе полегчало, раз споришь со мной.
Против такого нечего сказать. В полутьме рассматриваю Алмазова, невольно любуясь. Красивый! Высокий. Поджарый. Телосложение как у греческого Бога. На лице Андриана залегли усталые тени, по запястьям пролегли багровые полосы, кисти рук расцарапаны, но ему невероятным образом это идёт. Подчёркивает резкую хищность черт. В карих глазах словно сконцентрировался весь мир, от них невозможно оторваться. Я смотрю, ладонями ощущая сильные мышцы мужской спины. Запоздало соображаю, что обнимаю Андриана — сама! — и ёрзаю, пытаясь отодвинуться.
— Всё ещё страшно? — спрашивает Андриан, по-своему расценив моё поведение, и меня тянет кивнуть.
Страшно. Ещё как! А завтра будет ещё и стыдно. Но мне было бы несоизмеримо страшнее, окажись я тут одна. И я безумно благодарна Зазнайке, за то, что он бросился за мной в этот дом.
— С Вами не так жутко, — сознаюсь честно и фыркаю.
Ну, всё, зазнается сейчас. Зазнайка зазнается. Говорю ему об этом, и Андриан улыбается. А затем, не сдержавшись, просто смеётся.
— Тебе нужно лучше узнать меня, прежде чем такое говорить, — сообщает он, и у меня мурашки бегут от его бархатного голоса.
О-о, какая у него улыбка! Даже в полутьме завораживает. Алмазов собственнически удерживает меня возле себя, едва не посадил на колени (наши бёдра соприкасаются) и даже в полутьме я вижу, как тревожный свет его глаз с почти чёрного меняется на нормальный, спокойно-карий. Я разглядываю скрытое выражение в манящих зрачках, пытаясь угадать, о чём он думает.
— Когда выберемся, — словно само-собой разумеющееся говорит Андриан, — сразу поедем знакомиться с родственниками. Хватит откладывать. Моя бабушка и остальная семья будут рады познакомиться с тобой, Ксани. Да и твоим родным потребуются объяснения, едва ты покажешься перед ними в таком виде. Я смогу обеспечить безболезненное выяснение отношений, достоверно изложу факты. Возьму на себя скандал. Мир?
— Мир, — ворчу я, слишком измотанная, чтобы спорить.
Вот ведь хитрый, непрошибаемый Зазнаище! Вроде не рычит, не требует исполнить приказание под страхом смертной казни, но к цели прёт напролом. Я настороженно вздыхаю: в конце концов, мы ещё не выбрались. Как знать, что придёт ему в голову там, наверху.
— Мы всё ещё взаперти, — на всякий случай напоминаю, и он кивает.
Какое-то время мы молчим, чутко прислушиваясь к звукам над головой, надеясь услышать среди них спасительные, но пока тихо. Сообразив, что мы в этой тишине слишком близко, я потихоньку съезжаю на попе в сторону.
— Куда? — обманчиво ласково произносит Андриан.
— Я тут… На другом камушке посижу.
— А кто разрешил?
Я насупливаюсь. Демон бессовестный! Теперь и посидеть вдалеке нельзя что ли?
— Я всё ещё жду твоих рассказов, — напоминает он.
— Вы будете смеяться.
— Никогда.
Глаза у Зазнайки честные-честные. А я ведь и так слишком много открыла ему сегодня. Тот же факт, что в голове по-прежнему кружится и плывёт, ясно сигнализирует, что болтать мне вообще не стоит. Алмазов терпеливо молчит, не торопит, и я вдруг начинаю рассказывать. Обо всём. Рассказываю про свою жизнь, про сестру, тётю, про то, что люблю сладости и даже умею их готовить. Чем и занимаюсь при малейшей возможности.
«Сладкое лечит от депрессии и плохого настроения!» — сообщаю я диабетику, и Андриан усмехается, тихонько поглаживает меня меж лопаток.
Он слушает внимательно-внимательно, и я понимаю, что никогда ещё мне не болталось так комфортно, даже с сестрой. Незаметно пускаюсь в перечисление других вкусностей, любимых мною. А потом, вспомнив, что у Демона диабет, и он понятия не имеет какие на вкус все эти сладкие изыски, начинаю описывать их, увлекаясь всё больше.
«Я обязательно приготовлю Вам торт без сахара!» — обещаю, вдохновлённая собственной речью. «Его вкус от мёда ничуть не станет хуже, а вреда Вам не причинит и капельки!»
«Буду ждать», — отзывается Андриан.
А затем я незаметно начинаю рассказывать про маму и папу. Про то, что они умерли, когда я была совсем маленькой и что меня удочерили близкие родственники. Да-да, семья мне не совсем родная, но и не чужая. И сестра. А настоящих родителей я с тех пор представляю звёздами. По ночам часто смотрю на небо, чтобы поговорить с ними, и с этим ощущением намного проще жить, чем с полной пустотой внутри… Руки Зазнайки на минуту напрягаются, а затем он продолжает поглаживать меня по спине, побуждая говорить дальше. А мне так страшно в этих стенах! Я готова на что угодно, даже болтать о сокровенном, потому что звук собственного голоса кажется успокаивающим. Но самое главное успокаивающее в окружающей темноте, это, конечно же, ОН. Его горячие ладони, тёплая грудь, стук сердца, плавные поглаживания — они единственные ориентиры в мрачном царстве, дарят спасение. Вытаскивают из тьмы одним своим существованием. Размеренные движения рук Андриана умиротворяют. И когда я снова начинаю плакать, запинаясь на каждом слове, он притягивает меня к себе крепче, а я шмыгаю носом, утыкаясь лицом ему в шею. Втянула носом мужественный, терпкий запах и пропала. В голове снова начало плыть, дыхание застопорилось.
Андриан
Ксания отключается. Меня очень тревожит её состояние. Мысленно подгоняю Натана: ну где же ты, брат? И тут до нас доходят звуки. Точнее до меня, потому что малявка практически не реагирует. Дыхание поверхностное, даже в объятиях похолодела. Мы слишком долго в замкнутом пространстве, чтобы она была в порядке. Тормошу девушку:
— Ксани! Ксани, не отключайся! Нас нашли.
Голос НК слышится очень чётко, всё-таки быстро он сориентировался, и я кидаюсь в сторону звука:
— Сюда!
— Адди!
Никогда ещё я не был так рад слышать собственное прозвище.
— Ксания, побудь здесь, — говорю девушке и осторожно укладываю её, почти бесчувственную, возле камня.
Бросаюсь помогать Натану разгребать завал. Показываю, где мы изнутри. Хорошо ещё, что для освобождения НК выбрал немного другое место; не там, где произошло обрушение, но я всё равно стараюсь действовать осторожно. Сколько времени прошло? По ощущениям уже вечер. С НК специальная техника и очень быстро меня просят отойти, проход расширяется, и нанятые рабочие ловко расчищают его уже вручную. Хватаю Ксанию на руки и несу на выход. Лицо Натана при виде потерявшей сознание девушки и её окровавленной, замотанной обрывком рубашки руки нужно видеть! На улице после духоты завала прохладно, темно, но я с удовольствием вдыхаю одуряюще свежий воздух, продолжая шагать. Он как глоток студёной воды после заточения. Нежно поправляю голову Ксании у себя на плече. Хочу, чтобы ей дышалось удобней. С рук красавицу не отпускаю. Шагаю прямо с ней, не чувствуя веса.
Возле почти сложившегося пополам дома мигает огнями неотложка, стоит мой джип (Натан позаботился), и я направляюсь к нему, намереваясь разместить там свою невесту.
Ксания
В голове по-прежнему плывёт. Сплошной туман. Сквозь него я слышу голоса, чувствую прохладу, понимаю, что мы спасены, но сил открыть глаза и радоваться у меня нет. Слышу НК. Тут же Андриан. Они переговариваются и в их голосах больше нет недовольства друг другом, как раньше. Становится холодно. Озноб сотрясает от макушки до пяток и тепло идёт только от тела Андриана, который куда-то меня несёт. Чувствую размеренное биение его сердца и понимаю, что не спутаю его ни с чьим другим. Кто-то ещё тянет ко мне руки, но я инстинктивно обхватываю жениха за шею, не собираясь отпускать. Он такой горячий, без него я замерзаю.
— Сам донесу, — отвечает Андриан кому-то.
Сквозь дурман чувствую, как он сажает меня в машину. Голова клонится, снова посторонние голоса рядом, но я не улавливаю.
— Ксания… — руки у Андриана подрагивают. Теперь трясёт его? До губ дотрагивается прохладный край бокала. — Пей лекарство, — требует он. — Пей хоть каплю!
Я машинально глотаю. Нечто терпко-горькое разливается по языку.
— Ксани, ты как?
Начинаю радоваться факту спасения. Шепчу что-то, но меня не слышно. Улавливаю вибрацию машины и осознаю, что мы уже едем. Алмазов меня везёт куда-то? И тут вспоминаю, как он планировал предъявить меня своей семье. Ещё до заточения хотел. Как бы не воспользовался моей слабостью! Увезёт, а я и сделать ничего не смогу.
— Домой… Меня домой, — слабо прошу я, а потом до меня доходит, что Андриан не знает адреса. — Улица… — язык ворочается еле-еле.
Только не в особняк Алмазовых! Не могу предстать там в таком виде. А Демон ведь притащит, с него станется!
Андриан
Кажется, время прикинуться слепым и глухим. Глядя на Ксанию, испытываю острое желание утащить её к себе домой. И так ведь славно всё складывается: отключилась, не спорит, в целом в порядке. Выспится у меня, доктора приглашу, с семьёй познакомлю. Мне же нужно заботиться о невесте! Но Ксания шепчет адрес даже в полубреду, очевидно, догадываясь, о чём грежу я.
Вздохнув, выворачиваю на другую трассу.
— Да знаю, знаю я твой адрес, — ворчу не оставляющей попыток высказаться девчонке. Дом же купить хотел… Купил.
Ладно, доктора я, допустим, и в её дом приглашу. Набираю семейного врача прямо из машины. Не стану волновать Ксанию заселением ко мне в таком состоянии. Зато с её семьёй я прямо сейчас с удовольствием познакомлюсь. Прищурившись, хищно ухмыляюсь. О, да!