— Входи! — открыл перед Володькой тяжелую железную дверь, молодой сержант.
Владимир вошел в маленькую комнату. Как и в прошлый раз, при свидании с адвокатом, горит тусклая лампочка. Стол, два стула. Сел, спрятал ноги под стул.
Анатолий Алексеевич, как всегда, в отглаженном, синем костюме, с неизменной улыбкой.
— Здравствуй, Владимир!
— Когда меня отсюда выпустят!? Сколько еще ждать!? Мало вам дали денег? — со злостью произнес Володька.
Адвокат, не торопясь, подошел к столу, положил синюю кожаную папку, подвинул стул.
— Пока не удается. Все решит суд!
— Если меня упрячут в каталажку, отец выгонит тебя на улицу!
— Вас трое! Даже условно, будет стоить очень дорого!
— Я его не убивал! — стукнул кулаком по столу, Володька. — Сколько раз можно повторять! Это Мишка бил арматурой!
— Успокойся! Сделаю все возможное, чтобы не допустить обвинительного приговора! — мужчина наклонился к лицу парня. — Ваш папа просит похлопотать за всех троих. Это невозможно. Кто-то должен быть наказан. Если бы мать потерпевшего написала заявление о прощении.
— Так уговорите ее! Дайте денег! Много денег! Ей все равно! Его уже не вернуть! Убейте, если нет другого выхода! Но вытяните нас отсюда! Иначе, я разрушу ваш жизненный уклад! — Володька сжал кулаки. — Мне бы только выйти отсюда! Мать обещала в деревню отправить. Там пересижу. Не хочу в тюрьму! Слышите! — он перегнулся через стол, схватил адвоката за лацканы пиджака. — Вытащите меня! Иначе хуже будет! — злобно прошипел Володька, брызгая слюной.
— Видите себя прилично! — Анатолий Алексеевич оттолкнул парня, поправил воротник. — Завтра свидание с родителями. Вам передали! — он положил плотно, набитый, продуктами, пакет, на стол.
— Суд когда?
— Скоро! Но точную дату не знаю. Возможно, будут представители центральной прессы. Уже вся Россия знает. Это осложняет обстановку!
— Кто разболтал? — заскрипел зубами Володька.
— Кто-то из местной редакции!
— Узнаю, убью!
— Вам и так хватает неприятностей! — вздохнул мужчина. — Не надо никому мстить! Сами во всем виноваты!
— Не твое дело! — буркнул Володька. — Работай! Тебе деньги платят!
— Сытин! На выход! — открылась дверь комнаты. Дежурный встал у порога.
Володька неохотно поднялся.
— Завтра, говоришь, свидание? Ну, черт, с ними! Родители, называются! Не могут сына под залог забрать! — парень заложил руки за спину, ссутулившись, покинул помещение.
Анатолий Алексеевич достал из кармана костюма платок, вытер выступивший на лбу, пот. Его все еще не покидает чувство отвращения. Какая наглость! Я хлопочу за него. А этот мерзавец позволяет недостойно обращаться со мной! Вырастили эгоиста! Была бы моя воля, к стенке поставил!
На улице, мужчина поднял воротник плаща, засунул руки в карманы, прижав локтем, папку, зашагал в сторону ресторана. Послать к чертям этих подонков! Но другой работы в городе не найти. А жить надо! Он плюнул себе под ноги. Иди, отчитывайся перед буржуем! Лакей!
Голая ветка жалобно бьется в оконное стекло. Стук, стук! Выгибается под холодным осенним ветром, отдаляясь и снова, тук, тук Наташины глаза, не мигая, глядят вдаль. Холодно на улице! Листья облетели с деревьев. На могиле ветер гуляет. Ему еще холоднее! Перед ее глазами предстал полированный гроб, с черным крестом на крышке. Не простилась! Не поцеловала на прощанье!
— Опять в школу не пошла! — бабушка остановилась у порога. — Словно слепая и немая! Нельзя так доченька! Его не вернешь! Что ж ты целыми днями в ночной рубахе сидишь возле окна! — приблизилась к внучке, положила ладонь на плечо. Девушка не шелохнулась.
— Мы с мамой к Мишке на свидание идем! Хочешь с нами?
Слова бабушки не сразу дошли до ее сознания. К Мишке! Какой Мишка! Зачем свидание! Какое свидание? Словно толстая длинная игла пронзила ее голову дикой болью. Мишка убил Сергея. Вспомнила она. Его посадили в тюрьму. Мама с бабушкой к нему идут.
— Его убить мало! — тихо произнесла по слогам Наташа. — повернула к старушке бледное лицо.
— Вы предатели! Он Сережку убил, а вы к нему идете. Ненавижу! Я убью его! — она сжала кулаки.
— Господь с тобой! — отстранилась от девочки, старушка. — Миша брат тебе! Нельзя так! Мать пожалей! Вы двое у нее!
— Мать пойдет к нему, станет плакать, жалеть, кормить вкусными кусками из ресторана Володькиного батьки. Чтоб ему подавиться и сдохнуть! Всем вам сдохнуть! Ненавижу! Ненавижу! Будьте вы прокляты! — девушка покачнулась, от сильной боли в голове, вцепилась руками в волосы и рухнула на пол.
— Мама, зачем, ты? — вбежала Люба в комнату, склонилась над дочкой. — Не надо ничего говорить! Дай мокрое полотенце, и таблетки, на столике в кухне! — она приподняла плечи девушки, бабуля взяла за ноги. Наташу положили на диван. Люба открыла дочери рот, влила из стакана воды. Наташа застонала. Женщина похлопала ее по щекам. — Все хорошо! Открой глаза! Все хорошо! Видишь я с тобой! Выпей лекарство и засни! Скоро поправишься! Пойдешь в школу! — поцеловала в лоб, приподняла голову, поднесла таблетку.
— Не хочу! Не буду пить! Вы меня отравить хотите! — девушка оттолкнула руку матери, таблетка выскочила, покатилась по полу.
— Не хочешь, не надо! Только не волнуйся! — Люба накрыла дочь пледом. — Успокойся и засни!
Наташа повернулась на бок, закрыла глаза.
Люба постояла возле нее, прислушалась к дыханию. Легкое раздражение пробежало в ее сознании. То ли притворяется, то ли, действительно, помутнение рассудка. Всю жизнь им отдала, и вот благодарность. Сын преступление совершил, дочь умом тронулась. Она повернулась к матери.
— Кажется, заснула! Не трогай ее! — на цыпочках женщины вышли из комнаты.
Варвара Михайловна надела пальто, повязала вокруг головы, теплый платок.
— Сумку собрала!
— Собрала, все собрала! — вздохнула Люба.
— Крепись, Любонька! — коснулась ее локтя старушка.
Наташа сквозь забытье, услышала, звук захлопнувшейся двери в прихожей. Села, поправила на плече, ночнушку. — Как же вы мне все надоели! — громко произнесла она.
Приподняла подол, оглядела похудевшие ноги. Вскочила с постели, раскинула руки в стороны и закружилась по комнате. — Не хочу ходить в школу! Буду спать, есть! — вдруг почувствовала, в пальце ноги боль. Остановилась, вгляделась в пол. Круглый плоский шарик. Нагнулась, подняла. Таблетка! Мама давала таблетку, я ее выплюнула. Вспомнила Наташа. Поят гадостью, чтобы я Сережу забыла! Чтобы стала послушной девочкой, как раньше. Ходила в школу, гуляла по улице, уроки с Мишкой делала. Девушка села на стул, потерла ладонью лоб. Улыбнулась. Уроки с Мишкой не надо делать! Мишка в тюрьме! — Почему! — прошептала она. — Убил Сережу! — перед глазами Наташи предстало обгоревшее лицо друга, черные обуглившиеся пальцы рук. По щекам покатились горячие капли, обгоняя друг друга. Ворот рубашки стал мокрым. — Они его убили! — простонала Наташа. — сжала руками голову. — Убили! Закопали в землю! Проститься не дали! Предатели! Они меня ненавидят! Они хотят моей смерти! — закрыла ладонями лицо и заплакала навзрыд, покачиваясь всем телом из стороны в сторону. Через минуту она вытерла ладошками слезы. Лицо, словно, осветилось внутренним светом. Я им всем мешаю! Поняла Наташа. Да, я им мешаю! За мной надо ухаживать! Бабуля старая! У матери больное сердце! Мишка в тюрьме! Без меня им станет хорошо. — Мне надо умереть? — крикнула девушка и сильно встряхнула головой, нечесаные волосы покрыли плечи. — Там я встречусь с Сережей! — Наташа вышла на кухню. Остановилась перед небольшим зеркалом на стене. Увидев свое отражение, отпрянула назад, потом наклонилась, откинула ладонями волосы за уши. — Совсем не страшно! — тихо произнесла она, и отпрыгнула от зеркала. Прижала палец к губам. — Тихо! — прошептала девочка. — Что я хотела вспомнить? Мне надо вспомнить! Напрягает она память. Подняла глаза к потолку, улыбнулась. — Сережке не было страшно! — Он умер! — тихо рассмеялась. Теперь, точно помню. Обрадовалась она. Но вдруг ее лицо исказилось, в страшной гримасе. — Ему было больно! — вскрикнула Наташа. — Очень больно! Пусть мне тоже будет больно! — она обвела взглядом комнату. Мне ничего этого не надо! Я точно знаю! Я хочу пережить его боль! Хочу быть рядом с ним навсегда! — потянула узкую дверцу кухонного шкафа. Взяла с полки пузырек с таблетками, крепко зажала в руке. Потом повертела перед лицом, будто любуясь, красивым сувениром. Высыпала содержимое на ладонь. Какие славные пилюли! Маленькие, круглые, белые. Мать каждый день дает по одной, а я выпью все сразу! Секунду она смотрит на рассыпанные в ладошке, таблетки. Неужели, в них смерть!? Неужели, если проглотить все разом, никогда не проснешься, не увидишь солнышка, цветы, созревшие плоды на яблоне? Но Сереже тоже было больно. Ему не хотелось умирать! Они сожгли его живого! Вдохнув в себя воздух, запрокинула вверх голову, широко раскрыла рот, и всыпала горошины. Сладковато, кислый привкус наполнил глотку, смешивая лекарство со слюной. Одной рукой Наташа крепко зажала ладонью губы, другой нащупала на столе стакан, оказавшийся наполненным, отхлебнула глоток, другой. Сладкий чай! Мама не допила. Поняла девочка. — Мама! — тихо произнесла Наташа. В глазах у нее потемнело. Ноги, согнулись в коленях. Падая, почувствовала резкую боль в голове, от удара об угол кухонного стола. Тишина окутала ее сознание.