Люба, провела ладонью по сумке, стоящей рядом на стуле. Ненадолго задержала взгляд, на сидящей напротив, Тамаре в коричневом велюровом пальто. Все собрались. Тамарка с Вадимом, Галка с Андреем. Галина постарела, темный платок повязала вокруг шеи, по-деревенски. Она вспомнила, как вчера, на ресторанной кухне, складывала в сумку продукты, щедро подаренные Вадимом Евгеньевичем, и его шепот на ухо: «Анатолий Алексеевич защитит троих! Я с ним сам рассчитаюсь!» Такого не может быть! Вздохнула женщина. Их невозможно спасти от тюрьмы. Он обманывает, успокаивает, будто я ребенок. Володьку, точно оправдают! Сейчас деньги миром правят! Скрипнула дверь у входа. Люба вздрогнула и повернула голову. Анатолий Алексеевич, с неизменной улыбкой на лице, прошел по коридору. Лоснится от жира! Люба сжала руку матери. Старушка погладила ее пальцы, прошептала. — Крепись, Любаша! Нам с ними не сравниться никогда! Крепись, дочка!
Вадим Евгеньевич поднялся.
— Что так долго!
— К одиннадцати договаривались. Еще без пятнадцати. Не надо нервничать! — адвокат положил руку на плечо шефа.— Сейчас все устроим! — постучал согнутым указательным пальцем, в кабинет следователя, не дожидаясь ответа, потянул на себя ручку.
— Можно!? Все собрались!
Павел поднял голову. Он всю ночь не спал и с утра нервничал. Под свою ответственность решил устроить свидание задержанных с родителями. Нажал кнопку. Вошел дежурный.
— Приведите!
Сержант кивнул головой.
— Предупредите, чтобы без эксцессов! — Павел посмотрел на адвоката. — Их проведут в кабинет, потом войдут родственники.
Анатолий Алексеевич, молча, склонил голову, в знак согласия, и вышел.
Пренеприятный тип! Передернул плечами, следователь. Скользкий, услужливый. Чересчур услужливый!
Алексей поймал взгляд Павла, скривил рот в усмешке. Ему понятно раздражение шефа. Он и сам не может спокойно созерцать самонадеянный, облик адвоката.
— Проведут в кабинет, после войдете! Придержите чувства! — Анатолий оглядел собравшихся людей. Они застыли, повернув головы в конец коридора. Тамара продела руку под локоть мужа. Вадим открыл рот, намереваясь сделать жене замечание, но передумал, так и остался с открытым ртом. Галина прижалась к Андрею. Ей хочется куда-нибудь спрятаться. Стыд, жжет ее. Люба поджала ноги под стул. Сердце замедлило бег. Варвара Михайловна с тревогой вглядывается в лицо дочери, внутренне молясь, за ее здоровье.
Старый линолеум подавляет звук шагов. Но в тишине, все-таки слух бедных ожидающих, их уловил. Ведут! Поняла Люба. Почувствовала дрожь в коленях, и резкую боль в сердце. Приступ мне сейчас не нужен! Словно команду произнесла сама себе. Мишка! Его надо поддержать! Ему плохо! Впереди милиционер, позади тоже. Группа приближается. В чем он был одет, когда забирали? Меня тогда не было дома. Склоненная голова. Торчащий на макушке неизменный хохолок. Мишка! Он неловко ставит ноги. Били! Ранили! Встревожилась женщина. Поднялась, но тяжелая рука адвоката, сдавила плечо. Наклонилась всем телом вперед, вглядываясь в приближающихся ребят.
— Мишенька, какой бледненький! — старушка, сжала руку дочери.
Галина, услышав шаги в коридоре, замерла. Я во всем виновата! Не доглядела! Не воспитала! Доверила мужу! Мысленно корит себя женщина.
— Хромает! — наклонился Андрей к жене. Галина вспомнила, Колька повредил ногу, когда забирали. Но не смогла разжать челюсти, чтобы ответить мужу.
Вадим Евгеньевич вздрогнул от резкой боли в сердце. Он мало интересовался воспитанием сына. Тамара кормила, одевала, проверяла уроки, ходила в школу, если вызывали учителя. Домработница обстирывала, готовила. Вадим подвинулся на стуле. Вгляделся в похудевшую фигуру Володи. Володька, поднял голову, задержал на отце взгляд.
— Не останавливаться! — подтолкнул его в спину сопровождающий. Распахнул дверь, и ребята скрылись в кабинете.
Тамара прижалась к мужу.
— Входите! — на пороге появился следователь. — Время свидания ограничено!
Родители вскочили, будто, подталкиваемые невидимой рукой, протиснулись в дверь.
— Мама! — со слезами бросился Мишка на шею матери. — Не могу больше! Забери меня отсюда!
Люба обняла мальчика, прижала его голову к груди.
— Хороший мой! Не могу тебя забрать! Ты сам виноват. Разорвал свое и мое сердце!
— Мамочка, прости! Я не хотел!
Она присела на стул у стены, не отпуская из объятий, Мишку. Варвара Михайловна поднесла платок к глазам. — Мишенька, кровиночка, наша! Что ж ты такое сотворил с собой!
— Бабулечка! — протянул к ней руки, Мишка.
Старушка сжала его пальцы, в намокших от слез ладонях.
— Мальчик ты наш! Глупый ребенок!
— Мамочка! Когда суд! Скорее бы все закончилось! Не могу больше!— Михаил огляделся. — Где Наташка?
— Наташа болеет! Дома осталась! — Варвара Михайловна села возле внука.
— Ей уже лучше! — остановила взгляд на старушке, Люба, боясь, что та выложит все подробности.
— Скажите, пусть простит меня! — закрыл лицо ладонями, Мишка. Плечи затряслись от беззвучных рыданий.
Тамара подбежала к сыну, протянула руки, не решаясь обнять.
— Сыночек! Похудел!
— Мать, сядь! — Володька отвернулся. Женщина попыталась заключить сына в объятия, но тот сжал ее руки. — Отец, скажи ей. Не надо!
— Тамара, веди себя достойно! — вздохнул Вадим.
Она поникла, села на стул, закрыла лицо ладонями, закусила губы, чтобы сдержать рыдания.
— Когда я вернусь домой? — Володька скосил глаза на отца. Вадим за внешней храбростью, увидел в глазах сына слезы. Стесняется проявить к родителям чувства. Привык брать, отдавать не умеет. Вместе с жалостью ощутил раздражение. Это мы должны его презирать. Приравнял нас вот к этим. Он бросил взгляд на Любу, сидящую в обнимку с Мишкой. На Галину и Андрея.
— При первой возможности! — отвернул лицо от сына, Вадим. В душе у него все закипело. Надавать бы ему оплеух. — Все будет хорошо!
— Это у вас хорошо! — передразнил его Володька. — А мне червонец светит! Вот ваши заботы как для меня обернулись!
— Это точно! Правильно сказал! — зло прошипел Вадим, наклонившись к сыну. — Пороть тебя надо было чаще! Чтобы свое место знал! К родителям проявлял уважение! Постыдись хоть здесь! Я тебе не уличная девка, чтобы выслушивать твои обвинения!
— Вадим! — остановила его Тамара. — Мальчик в тяжелом положении!
— Мальчик! Преступление совершать, так он взрослый, отвечать за свои поступки должен! Просить, а не требовать!
Володька повесил голову на грудь. В камере, он иначе представлял свидание с матерью. Увидел их холеный вид, и все забыл. Они на свободе. Пьют, едят, а я здесь! Он посмотрел на мать. Темные круги под глазами. На лбу пролегла широкая морщина. Я подлец! Вдруг осенило его. Они выхлопотали это свидание. Пришли увидеть меня, поддержать, а я с упреками.
— Простите! Не могу я сейчас нежности проявлять. Плохо мне! — тихо произнес Владимир.
— Нам тоже не мед! — Вадим хлопнул сына по спине. — Крепись! Сам нашел приключение на свою задницу!
Прижав к себе голову сына, Галина гладит ладонями по волосам, из глаз текут слезы. — Успокойся, Галь! Неудобно! — Андрей вытер ладонью глаза. Рыдания душат Кольку. Галина отстранила Колю, покрыла поцелуями его щеки, лоб. Какое счастье обнимать, ощущать его прикосновения. Она достала из сумки сверток.
— Пирожки! — проглотил слюну Колька, уловив носом душистый запах.
— С мясом, как ты любишь! — с придыханием, как после быстрого бега, произнесла Галина. — Рано утром в духовку поставила. Пока собирались, испеклись.
Колька набил рот пирожком. Андрей погладил сына по голове.
— Пап, прости! — Колька схватил руку отца, прислонился щекой.
— Да, ладно! — Андрей отвернул лицо. В глазах защипало.
Павел Андреевич, сидя у стола, наблюдает сцену свидания. После радости, смятения, слез, родители развернули кульки и пакеты, стремясь накормить своих непутевых детей. Он отвернулся. Их волнение передалось и ему. Вспомнил свою мать. Она отдавала ему лучшие куски со стола. Отец часто упрекал ее за излишнее баловство. Все родители одинаковы. Забота о своих отпрысках всегда на первом месте. Часто лишают себя всего, чтобы обеспечить детям лучшее проживание. Чего не хватало Володьке? Учинил драку. Павел не сомневался, зачинщиком ссоры был избалованный, привыкший считать себя крутым, Володька. Водку принес в кафе. Николай по пьянке, любитель помахать кулаками. Не упустит момент продемонстрировать силу. Мишка глупый ребенок, выросший без отцовского внимания. Адвокат и его благодетели не прочь подставить мальчишку под обвинение. Впереди суд! За ним последнее слово! Следователь поглядел на Алексея. Тот опустил голову, перелистывает журнал.
— Прощайтесь, товарищи! — хриплым голосом произнес следователь. От волнения у него пропал голос.
Мишка приник к матери. Люба обхватила сына.
— Потерпи, миленький!
— Бог даст, все сладится! — бабушка, поцеловала внука в макушку.
Володька обнял мать. Тамара почувствовала на щеке влагу.
— Володечка!
Он отвернулся, утер рукавом глаза, заложил руки за спину.
Николай обнял мать и отца.
— Коленька! — прошептала Галина.
— Отец, мать береги! — Колька оттолкнул родителей, пошел к выходу.
Люба, глядит вслед уходящему, сыну. Он словно стал меньше ростом. Мишка повернулся.
— Мама, мамочка, не хочу! — крикнул он и бросился к матери.
Люба обхватила его руками, поцеловала в лоб, в бледные щеки. — Потерпи, маленький! Что ж теперь поделаешь! Потерпи! — отстранила от себя. — Иди! Так надо! — На онемевших ногах, дошла до стула у стенки и села.
— Любонька! — Варвара Михайловна сжала похолодевшие пальцы дочери в своих ладонях. — Плохо тебе!
Люба покачала головой из стороны в сторону.
— Сейчас пройдет! — она встала, надела пальто.
— Пойдем домой! Наташа одна. Не сотворила бы чего!
— Что ты! Не дай Бог!
Они вышли на улицу.
— Машину возьмем! — подошла к дороге Люба. — Чувствует сердце, неладное. Наташка! Надо было тебе остаться с нею.
Едва машина притормозила у дома, Люба выскочила, не дожидаясь, матери, побежала к подъезду. От волнения, не может попасть ключом в замочную скважину. Наконец замок щелкнул, Люба дернула дверь, вбежала в квартиру.
— Наташа! — тихо позвала женщина. Прошла в комнату, на диване никого нет. — Наташа! — в кухне, на столе нетронутый завтрак. За углом стола увидела мысок красного домашнего тапочка.
— Все в порядке!? — остановилась у порога Варвара Михайловна.
Люба протянула вперед руку, не в силах сойти с места. Старушка перевела взгляд.
— Что такое? — бабушка кинулась к лежащей на полу Наташе.
— Девочка, что с тобой!
На руке девушки кровь, сжимающей осколок стакана.
Люба подошла к столу, взяла бутылку из-под таблеток. — Все выпила!— опустилась на табурет.
— Скорую надо! Скорее! — Варвара Михайловна приложила ухо к груди Наташи. — Стучит! Может, успеют!
Люба тяжело вздохнула. — Мне уже все равно! Сил нет!
— Да что ж это такое! — метнулась старушка в комнату, набрала 03. — Отравление лекарством! Скорее приезжайте. Девочка семнадцати лет!— вернулась в кухню, смочила полотенце холодной водой, приложила ко лбу девушки.
— Мама успокойтесь! — Люба стянула с головы платок. — Эти дети решили сжить меня со свету! Я им всю жизнь отдала! — Да, не трогайте ее! — крикнула Люба на хлопочущую, возле Натальи, мать. — Врачи приедут, разберутся, можно ее спасти, или нет!
— Господь, с тобой! Конечно, можно! Она дышит! Пойди, дверь открой! Не помню, закрыла, или нет.
— Что случилось! — пожилой мужчина в белом халате остановился в дверном проеме.
— Девочка! Вот! — поднялась старушка.
— Эти таблетки выпила? — взял пустой пузырек, покрутил в руках. — Это не очень страшные таблетки. Она упала в обморок, скорее от испуга, чем от лекарства. Но промывание придется сделать.
Санитары раскрыли носилки, подняли девушку, положили.
Варвара Михайловна повязала платок на голову.
Люба медленно поднялась со стула, пошла в прихожую.
Старушка закрыла дверь, прихрамывая, догнала дочь уже на улице.
— Долго возитесь! — крикнул врач. — Медицину не обвиняйте!
Машина резко развернулась. Люба наклонилась к дочери, лежащей на носилках.
— Доченька! Зачем? Чего тебе не хватало! Обо мне подумала!? У меня никого нет на этом свете, кроме вас с Мишкой! Что вы со мной делаете!? Умру, куда пойдете? Как жить станете? — погладила руку дочери, безжизненно, лежащую поверх простыни. И ощутила слабое движение в ответ.
— Она жива! Сделайте что-нибудь, скорее! — повернула к доктору лицо, залитое слезами. — Скорее!
— Все будет хорошо, мамаша! Не волнуйтесь! Такой случай не впервые! Спасем вашу девочку!
Скорая остановилась у входа в приемный покой. На ступеньки выбежала медсестра.
— На промывание! — вышел из машины врач. — Отравление!
Санитары побежали с носилками в помещение. Люба поспешила следом. К ней вернулись силы. — Наташенька! — шепчут ее губы. — Не покидай меня! Наташенька! — Стеклянные двери захлопнулись перед ее лицом.
— Сюда нельзя! — остановила ее молоденькая девушка. — Вам скажут! Ждите!
— Я мать! Как это нельзя! Я должна быть рядом с дочкой! — она сняла с головы платок, расстегнула пальто, и ворот кофты.
— Давай, присядем, доченька! — взяла ее под руку старушка. — Вон стульчики. Нельзя, так нельзя. Подождем!
Крепко держа дочь под руку, Варвара Михайловна подвела Любу к стоящим возле стенки стульям. Люба тяжело опустилась на стул, положила руки на колени. Старушка присела рядом, погладила ее руку.
— Бог даст, все сладится!
Люба слегка сжала пальцы матери.
— Они думают только о себе! Обо, мне никто не думает!
— Плохо ей сейчас! Ты не сердись на нее. Глупая девочка. В этом возрасте потерять любимого друга, конец света. Ничего, поправится, в школу станет ходить, время вылечит.
— Если поправится!
— Обойдется! Я чувствую!
— Впереди суд! Как мне все это вынести! — Люба приложила ладони к щекам.
— У Бога силы проси! Надо вынести! На суде ты должна присутствовать! Мишке будет очень плохо, если ты не придешь.
Люба положила голову на плечо матери.
— Я устала! Очень устала! Так, что и жить не хочется! Свет белый не мил! Спасут Наташку, дотяну до суда, а там и помирать можно! Силы мои на исходе!
— Да, что ж ты такое говоришь!? — Варвара Михайловна повернулась к дочери. — Меня на кого оставишь? Мне с ними не справиться! Обо мне ты подумала?
— Не могу, мама!
— Мамаша! — доктор остановился напротив сидящих женщин. — Дочка ваша пришла в себя! Будет жить! Свидание разрешаю, не более пятит минут.
— Будет жить! — вскочила Люба. — Где она! Мы вместе! Это бабушка! Вместе пойдем! Можно!
Мужчина поднял вверх руку, видимо хотел возразить, но потом, ничего не сказав, пошел по коридору.
— Пойдем! Он разрешил! — Люба потянула мать за руку. Старушка, тяжело припадая на больную ногу, пошла за дочерью.
Перешагнув порог палаты, Люба, увидела бледное лицо Наташи.
— Мама! — прошептала девушка, пытаясь приподняться на постели.
— Лежи, доченька! Тебе нельзя вставать!
— Мамочка, прости! — слезы покатились по щекам Наташи. — Я больше не буду!
— Что ты, доченька! Люба присела на подставленный врачом, стул, взяла за руку дочь. — Простила уже! Вот и бабушка.
— Бабулечка! — протянула руку Наташа.
— Наташенька! Деточка!
— Простите меня! — Наташа сжала руки матери и бабули. — Я больше никогда так не сделаю! Верьте мне!
Она отвернулась.
— Мишку видели?
— Просил простить! — наклонилась Люба к ее лицу.
— Я не могу! Пока, не могу! — Наташа закрыла глаза. По ее лицу пробежал нервный тик.
— Девочка моя! — Люба поцеловала бледный лоб. — Миша очень переживает! Он раскаялся. Скоро суд. Наверное, его посадят вместе с ребятами.
— Володька откупится, и Колька выкрутится. На Мишку все повесят!
— Не говори так! — Люба приложила ладонь к губам девочки. — Вадим Евгеньевич обещал помочь. Адвокат попытается им уменьшить срок.
— Только не Мишке! — Наташа оттолкнула руку матери. — Дайте мне зеркало! Я выгляжу ужасно?
— Если женщина просит зеркало, пошла на поправку! — улыбнулся врач. — Достаточно на сегодня. Ей надо отдыхать!
— До свиданья, доченька! — Люба поцеловала Наташу в щеку.
Бабушка погладила руку внучки, поцеловала в лоб, и перекрестила.
— Бог тебя хранит!
— Бабуля! Прости!
— Что ты, Наташенька! Все будет хорошо! Деточка моя!
Наташа проследила взглядом, как мама и бабушка идут к выходу. У двери Люба обернулась, ее губы изобразили, что-то, похожее на улыбку. В глазах слезы. Из-за меня! Дура я! Мама с Мишкой потратила столько нервов и здоровья, пришла домой, а там я валяюсь, полумертвая. Как она все это перенесла. Она отвернулась лицом к стене, прикрыла веки. Лицо Сергея предстало перед нею. Он наклоняется ближе, ближе. Ощутила его дыхание на своих щеках. Совсем как тогда, в первый день их близости. Почувствовала поцелуй на губах.
— Ах! — вскрикнула девушка. Наваждение! Или я схожу с ума! Подняла руку, посмотрела на тонкие пальцы. Похудела, побледнела, выгляжу ужасно. Но мне все равно.
Люба догнала доктора, быстро удаляющегося по коридору.
— Теперь ее поместят в психушку!? Прошу вас, не делайте этого! Она очень плоха. Но она не сумасшедшая! Девочка пережила тяжелую драму! Погиб ее парень.
— Не могу! Каждый случай суицида подлежит глубочайшему психоанализу. Это делается для пользы пострадавшего. — мужчина остановился, смерил взглядом женщину с головы до ног. — Важно узнать, как можно раньше, в каком состоянии ее мозг и психика. Чтобы не произошло повторного драматического случая.
— Я вас очень прошу! Деньги надо! Достану. Сколько?
— Глупости говорите, мамаша! Это для ее же пользы! — он резко повернулся, и скрылся за широкой белой дверью.
— Для ее же пользы! — тихо повторила женщина.
— О чем ты говорила с ним, доченька!? — приблизилась к Любе, Варвара Михайловна.
— Просила, чтобы Наташку в психушку не клали. Там она точно с ума сойдет. А он говорит, нельзя. Порядок такой.
— Андрюше надо позвонить! Галя поможет.
— Я не стану ему звонить! — отстранилась от матери, Люба. — У них из-за меня вечно ссоры. Галка ревнует. Мне Андрей не нужен! Я ему никогда не смогу простить!
— Я позвоню! Как придем, так и позвоню!
Они вышли на улицу. Люба низко на лоб повязала платок.
— Голова болит! Качает из стороны в сторону. Давление, наверное, поднялось! Ну, и денек сегодня!
— Сейчас домой придем, приляжешь, и полегчает! — старушка взяла дочь под руку.
— Хочешь, машину возьмем!
— Не надо! Пройти по улице хочу! Воздухом подышать! Сколько мне еще осталось?
— Бог, с тобой, Любонька! Что ты говоришь!? Наташка поправится!
— А Мишка? — Люба повернула осунувшееся лицо к матери.
За сегодняшний день постарела лет на двадцать! Подорвали ее здоровье дети, ох, как подорвали! — Может все обойдется!
— Не обойдется! — Люба застегнула пуговицу у ворота, повела плечами, ощутив сильный озноб.
— Надо теплое пальто надевать! — заглянула в лицо Любаше, Варвара Михайловна. — Ноябрь на дворе. Озябла вся!
Люба потянула дверь подъезда. Какая тяжелая! С каждым днем все тяжелее! Или силы и жизнь из меня выходят потихоньку. Медленно пошла по ступенькам. Варвара Михайловна, тяжело припадая на больную ногу, поднялась за дочерью. Люба открыла дверь квартиры, перешагнула порог.
— Остались вдвоем! Никому не нужные старухи! — прислонилась Люба к стене коридора.
— Ты не старуха! Молодая, красивая женщина! Все еще впереди.
— Нет, мама! — Люба, непослушными пальцами расстегнула пальто. — Ничего у меня уже не будет! Да, я и сама ничего не хочу! — она бросила одежду на пол под вешалкой. Лицо перекосилось от резкой боли в сердце. Держась рукой за стену, прошла в комнату, дошла до дивана, села. Положила обе ладони на грудь, слегка помассировала, как учили в больнице.
— Может скорую вызвать? — склонилась над ней старушка.
— Не надо! Сейчас пройдет! Дай мне таблетки, возле телевизора стоят.
— Не переживай! Ложись! Вот так! — Варвара Михайловна помогла Любе положить ноги на диван, поправила подушку под головой, накрыла пледом. — Пойду, обед согрею, и Андрюше позвоню.