Галина вошла в квартиру, скинула туфли и упала вниз лицом на диван.
— Господи! За что! — плечи затряслись от рыданий.
— Не надо Галочка! — Андрей скинул куртку на пол, сел возле жены, погладил по спине. — Не надо! Ведь, живой Колька!
— Живой! — подняла голову Галина. — Исхудал, бледный! Одни глазищи! Как у загнанного кролика. Бегают туда, сюда! Там бьют, наверное!
— Никто не бьет! — Андрей покачал головой. — С чего ты взяла. Следователь порядочный человек, он не допустит! Вадим говорил, ребят посадили к неплохим людям в камеру.
— Что ты мелешь! — зло прошипела Галя. — Следователь у него порядочный человек! Да разве порядочный посадит молодых ребят в тюрьму к уголовникам?
— У них нет в отделении условий, чтобы содержать подследственных.
— К неплохим людям посадили в камеру! — передразнила женщина, сощурив в гневе глаза, распаляясь от злости. — Где это видано, чтобы неплохие люди в тюрьмах сидели! Неплохих туда не сажают! Ворье сплошное, да уголовщина!
— Их нельзя в СИЗо держать! Они убийцы!
— Колька убийца! — женщина, схватила Андрея за плечо и сильно затрясла. — Он бедный мальчик! Мишка убил! Все так говорят! Колька не виноват. Володька начал ссору, водку принес, Мишка арматурой бил. Колька ни в чем не виноват. И Сережка Надькин тоже хорош! В драку полез, вот и получил! Я ее просила, на коленях стояла. Напиши отказ! Забери заявление! Прости ребят! Стерва, не согласилась! Была бы моя воля, своими! — она взмахнула руками перед лицом Андрея, — Вот этими, удушила! Будь она проклята! Гулянье устроили в кафе! Ее сдох, ему уже ничего не надо! А наши должны париться на нарах!?
— Галя, успокойся! Не надо! Что ты говоришь! У Нади горе, несравнимое с нашей бедой! Не озлобляйся! — он погладил жену по плечу. — Пойду поесть соберу! Разденься!
— Не хочу есть! Все по полу разбросаю! — Галя бросила пальто на край дивана, легла, отвернулась к стене, закрыла глаза.
В прихожей зазвонил телефон. — Алло! — услышала Галина глосс Андрея, снявшего трубку. — Да, я сейчас приду!
Андрей вошел в комнату.
Галя подняла голову, остановила на муже взгляд, налившихся кровью от злости, глаз.
— Куда? К Любке!? Уйдешь, домой не возвращайся!
— Ты совсем озверела! — приблизился к дивану, Андрей. — У них с Наташкой беда. Отравилась! В больнице, промывание сделали. Хотят в психбольницу положить! Всех кладут после суицида.
— Тебе, какое дело! У тебя свой сын в беде! Пусть все передохнут, черт с ними!
— Я схожу, может помочь, чем надо. Старушка сбилась с ног!
— Может быть, Наташка дочь твоя и Мишка тоже?
— Галь, ну что ты несешь! — крикнул Андрей. — Я Сашке обещал заботиться!
— Своей семьи у тебя нет! Детей тоже! Чужих жалеешь! — слезы хлынули из глаз женщины. — Не кричи на меня! Не смеешь кричать! Уходи! И не приходи! Ненавижу! — она сжала кулаки. — Прокляну! Чтоб ты сдох!
Андрей поднял куртку с пола. На щеках задвигались нервные желваки. Совсем умом тронулась, женщина. Махнул рукой, и вышел из комнаты.
— Ненавижу! Не появляйся больше мне на глаза! Не возвращайся домой! Оставайся у своей гноявой, хилой, Любки! — донесся до его ушей крик жены, пока, спускался по лестнице.
Андрей быстро идет по улице. Глупая женщина! Повторяет вслух. Нет повода для ревности. Отбила у Любки, и всю жизнь ревнует. Может быть, жизнь была бы иной, женись на Любаше. У нее сердце больное. Все из-за переживаний. Я первый в черном списке. Он подошел к подъезду, поднялся по лестнице, нажал на кнопку звонка.
— Входи, Андрюша! — распахнула дверь Варвара Михайловна. — У нас еще одно горе! — старушка приложила руки к щекам, покачала головой, словно маятник.
Андрей снял куртку, прошел в комнату.
— Здравствуй, Любаша!
Люба повернула голову, подняла непослушное тело, свесила ноги с дивана.
— Ой, плохо мне! Не знаю, что делать!? Детки мои видно сговорились, чтобы жизни меня лишить. Еле доковыляла до дома после свидания с Мишкой. Все сердце он мне разбил, а тут Наташка! — она вытерла ладонями, побежавшие по щекам, слезы. — Слава богу, спасли! Так теперь ее должны перевести в психическую палату. Как ни упрашивала доктора, говорит, порядок для всех! — женщина подняла на Андрея, красные, воспаленные глаза.
Как она сдала! Подумал мужчина. Галка моя красавица, в сравнении с нею. И держится, держится, хоть и вопит, как резаная.
— Галина может помочь! Я поговорю с нею. Только злая она баба! Боюсь, не захочет! Ревностью мучается. Кричала вслед, у меня до сих пор в ушах гудит от ее криков.
Варвара Михайловна вошла в комнату с подносом. Поставила чашки, чайник.
— Извини, пирожки разогрела, утром пекла. Мишку угостить. Вот, что осталось!
— Спасибо! — Андрей повернулся к столу. — Галина курицу для Кольки варила. Пришли домой, поесть не успел.
— Любань, садись и ты, перекуси! — оглянулась старушка на дочь.
Люба поднялась с дивана, покачиваясь, подошла к столу, присела на край стула.
— В рот ничего не лезет со вчерашнего дня. Все думала, как Мишку увижу, что ему скажу. Такое с товарищем сотворить! Нет за это прощенья! А ведь, сын! Жаль его! Всегда о других думала, как они преступников жалеют. И вот сама теперь оказалась в такой ситуации. — она взяла двумя ладонями чашку с горячим чаем. Отпила глоток, потом другой. — Еще Наташка! Как удумала такое! Что у них с Сережкой было? Уж и не знаю, что думать!
— Да, натворили они дел! — Андрей съел пирожок, запил чаем. — Галка сама не своя. Плачет белугой. Я мужик, и то сердце сжимается. Как Кольке помочь, не знаю.
— Суд пережить надо! Позор, перед всем народом!
— Ничего не поделаешь! Родители всегда переживают беды детей тяжелее, чем они сами. — Андрей вздохнул, достал платок, вытер вспотевший лоб.
— Спасибо! Пойду я! А то Галка съест меня живьем. Постараюсь уговорить. Только если не получится, не обижайтесь! — он встал, вышел в коридор. Варвара Михайловна вышла следом.
— Андрюшенька, на тебя вся надежда!
— Может быть, Галина похлопочет, устроить девочку в неврологическое отделение.
Варвара Михайловна долго глядит вслед Андрею, спускающемуся по лестнице, и тяжело вздыхает. Наконец, закрыв дверь, вернулась в комнату.
— Зря ты, мама! — Люба пересела на диван, накинула на плечи плед. — Галка не станет хлопотать за Наташку. Может быть, Надю попросить?
— Что ты? Я не осмелюсь! — хлопнула в ладоши, старушка.
— Наташка перед нею ни в чем не виновата!
— Знаю! Только стыдно к ней обращаться. Давай погодим немного. Может Андрюша уговорит Галину.
— Ладно, как хотите! — Люба легла, отвернулась лицом к стене. — До суда дожить! Мишку поддержать! А там, будь, что будет! — донесся до старушки ее тихий голос.
Всю дорогу от отделения милиции, до дома Тамара молчит. Только изредка взглядывает на мужа, пристально смотрящего перед собой. Она редко решается заговорить с мужем, когда он за рулем. Сегодня впервые увидела слезы в его глазах, при беседе с сыном. Ему тяжело. А кто виноват! Воспитание полностью лежало на мне. Я женщина. Мужской руки и участия Володька никогда не видел. У Вадика постоянно дела. Работа, ресторан, деловые встречи, любовница. Откуда он взялся в нашем городе? Чем раньше занимался? Приехал, задарил подарками. В душу, к себе не пускал, да она и не любопытничала. Каждый жил своей жизнью, не мешая друг другу. Он пропадал с утра до вечера на работе, она заботилась о своей внешности. Готовилась к частым вечеринкам. Чтобы, не подвести мужа, всегда держала себя в порядке. Хотя, за последние три года, располнела. Узнала, что у него появилась молоденькая. Сладким заедала печаль.
Вадим, не переставая, думает о сыне. Где моя вина! И есть ли она? Как могло с его сыном такое случиться? Ты виноват! Крутится у него в голове. Он вырос без твоего участия! Решил, деньги, которыми снабжал сына, компенсируют воспитание. Мать баловала. Теперь поздно казнить себя. Толик обещал, вытянуть Володьку. Пусть у него болит голова. Я более ничем помочь не могу. Присутствие рядом жены, Вадима раздражает. Отвезти Тамару домой и уехать к Веронике. Расслабиться, забыться! Оставить жену одну в такой день? Совесть робко пытается заговорить в душе. Но не могу, же весь вечер сидеть возле нее и уговаривать. Да потом, она вроде держит себя достойно. Не плачет, не кричит. Посидит одна. Для нее это лучше. Оправдывает себя мужчина.
— Я отвезу тебя домой, и съезжу на работу.
Знаю твою работу! Подумала Тамара. Но провести вечер с мужем, ей тоже тяжело. Им не о чем разговаривать. Даже в такой момент, при общем горе, они далеки друг от друга.
— Отвези меня к маме.
Правильное решение! Обрадовался Вадим, и включил левый поворот. Пусть посидят, посудачат! А я рвану к Нике.
Он притормозил у тещиного дома.
— До вечера, дорогая!
Женщина хлопнула дверью, и, не оглядываясь, пошла к подъезду.
Вадим развернул машину, нажал на газ. — Я имею право на отдых! — повторил он несколько раз вслух.