Я смахнула грязь с джинсов, направляясь к грузовикам и палаткам.
Здесь было не так многолюдно, как в начале дня, когда запах жареной во фритюре пищи был настолько густым и сильным, что казалось, будто пробираешься сквозь масло. Теперь здесь оставалось всего несколько человек: те, кто был слишком пьян, чтобы идти смотреть игру, или те, кого это не волновало и кто просто хотел получить повод для отдыха.
Со стадиона донесся низкий рев, и я повернулась, чтобы посмотреть. Стадион Гарварда имел форму буквы «U» и был похож на римский Колизей. Однако вместо гладиаторов, сражающихся насмерть на окровавленном песке, здесь находились две команды парней, одетых в лайкру28 и сражающихся за маленький мяч. Игра была крупнейшим событием года, два самых элитных колледжа страны сражались друг с другом на травяном поле, и все чувствовали дух соперничества.
Мои ноги замедлились, когда я услышала знакомый смех. Я последовала за звуком вокруг машин, пока мои ноги не замерли. Риккард, прислонившись к багажнику, с пивом в руке смотрел на девушку. Она стояла в двух шагах от него, хлопая глазами и откидывая волосы за плечи.
Я видела Риккарда в университетском городке, но за последние несколько недель разговаривала с ним только один раз — на Родительском Уикенде. Дядя Карлайл и тетя Розамунда приехали рано утром в субботу, их вашингтонские черные пальто напоминали вороньи перья. Оба были рады меня видеть, но обниматься не стали, ограничившись лишь отточенными поцелуями в щеки.
Дядя Карлайл был вне себя от радости, увидев, как хорошо у меня идут дела.
— Гарвард о тебе хорошо заботится, — промурлыкал он. Я не стала упоминать о своих кратких экспериментах с галлюциногенами.
Мы пошли на обед в Анненберг-холл, где собрались все остальные первокурсники, пытавшиеся произвести впечатление на своих родителей. Все рисовали гораздо более приятные впечатления, чем на самом деле, мы не упоминали о том, что плакали над заданиями, теряли свою социальную жизнь из-за учебы или выживали за счет рамена.
Несколько профессоров прошли мимо нашей маленькой троицы и представились, высоко оценив мои работы и поведение. Дядя Карлайл также встретил старых приятелей по клубу «Аргус» и поставил нас с тетей в неловкое положение, спев с ними в коридоре песню клуба. Когда один из них намекнул на мое собственное посвящение в члены клуба, дядя Карлайл удивил меня тем, что отказался комментировать это.
Должно быть, он согласен с мнением старших членов клуба о том, что женщины не допускаются, подумала я, но не смог пойти против своей любимой племянницы.
После обеда я повела их на экскурсию по кампусу — хотя дядя Карлайл знал об университете больше, чем я. Риккарда я заметила у ступенек Виденера вместе с Сореном и пожилой женщиной, которая, должно быть, была матерью Сорена. На ней был костюм от Шанель, а темные волосы были стянуты в пучок, настолько тугой, что кожа обтягивала скулы. Риккард поднял руку в знак приветствия.
— Кому ты улыбаешься? — дядя Карлайл проследил за моим взглядом, заметил Риккарда и коротко нахмурился. — Парню?
Несмотря на предостережение в моих глазах, Риккард направился к нам. Он протянул руку моему дяде, излучая образ идеального респектабельного джентльмена, который, как утверждали в Гарварде, они производят на свет.
— Мистер Стэнхоуп? Простите, что прерываю вас, но я хотел бы подойти и представиться. Я Риккард и также один из членов клуба «Аргус».
— Сын Найлза? — дядя Карлайл узнал это имя и пожал ему руку. — Рад познакомиться с вами, молодой человек, — он протянул руку. — Это моя жена, Розамунда.
Риккард поприветствовал мою тетю, ни разу не изменив своим манерам.
— Я не хочу прерывать ваш выходной, но мой отец очень хорошо отзывается о вас, и я хотел поприветствовать вас.
— О, правда? — мой дядя чуть выпрямился. — Да, что ж, он очень хороший человек. Очень хороший. Ты, должно быть, очень гордишься тем, что он твой отец.
— В тревожной степени, — ответил Риккард, и, кажется, только я уловила саркастический намек в его словах.
— Как насчет того, чтобы присоединиться к нам за ужином? — сказал дядя Карлайл. — Я хотел бы узнать побольше о неприятностях, в которые вляпалась моя племянница.
Я взглянула на него.
— Я не попадала ни в какие неприятности.
— Если я знал о чём-то, я бы поделился, — задумчиво произнес Риккард, — но, как сказала Августина, она выше всяких неприятностей, — он склонил голову. — Для меня было честью познакомиться с вами, мистер Стэнхоуп, и приятно познакомиться с вами, миссис Стэнхоуп. Августина, увидимся в понедельник.
Вот так просто он ушел, оставив моего совершенно очарованного дядю.
Дядя Карлайл быстро дал мне понять, как ему понравился Риккард.
— Какой прекрасный молодой человек, — сказал он мне. — Если бы ты или твоя сестра привели домой такого парня, я был бы очень рад. Действительно, очень рад, — он посмотрел на свою жену. — Дорогая, что тебя в нем не устраивает? Он показался мне очень сердечным и при этом он парень из «Аргуса»!
Выражение лица тети Розамунды было непроницаемым.
— Возможно, именно поэтому я хотела, чтобы Августина держалась от него подальше.
— И все же ты сама вышла замуж за парня из «Аргуса», — усмехнулся он. — А теперь идемте, мои девочки. Давай поищем что-нибудь поесть. О, и напомни мне Августина, прежде чем мы уйдем, я должен показать тебе заметку, которую оставил под столами в лекционном зале по психологии…
Тетя и дядя уехали в тот же день, оставив меня с обещаниями навещать их почаще и с тяжелым осознанием тоски по дому. С тех пор мы с Риккардом не разговаривали.
Очередной девичий смех вернул меня в настоящее. Я узнала Сорена и других ребят из финального клуба, но не могла оторвать глаз от сцены, разыгравшейся передо мной.
Девушка согнула ногу, чтобы поправить туфлю, и потом начала падать. Риккард успел схватить ее, прежде чем она упала на землю, и поставил ее прямо. Ее рука осталась на его плече, она склонилась к нему и, несомненно, пробормотала самую искреннюю и глубокую благодарность.
В моем нутре зародилось очень неприятное чувство, зеленое и ядовитое.
Я не имела права ревновать. Ни малейшего, и все же…
Ноги сами понеслись вперед, и я не успела их остановить, мысли неслись со скоростью километра в минуту. Я остановился перед этой парочкой.
Риккард заинтересовано посмотрел на меня.
— Августина, — сказал он тепло, как будто мы были старыми друзьями.
Я перевела взгляд на девушку, потом снова на него. Внезапно я почувствовала себя очень неловко. Это было не по мне — я не из тех, кто позволяет своим эмоциям брать верх. Что же такого было в этом парне, что сводило меня с ума?
Я не хотела показывать этого на своем лице и вместо этого заставила себя улыбнуться вежливой безличной улыбкой.
— Извините, что отвлекаю.
Я снова посмотрела на девушку. Она оценивала меня таким же проницательным взглядом, каким я оценивала ее.
— Я просто подошла поздороваться.
— Привет, — беззаботно ответила она.
Глаза Риккарда сверкнули.
Напряжение было слишком сильным, и мои уши покраснели. Улыбнувшись напоследок, я повернулась и зашагала в обратном направлении, стараясь сдержать нарастающий ком в горле.
Позади меня раздались шаги, и я ускорила шаг.
— Стадион в другой стороне! — воскликнул Риккард.
Я поняла, что он прав, и проклинала себя за то, что за последние десять минут дважды теряла здравый смысл.
Риккард подошел ко мне, его длинный шаг совпадал с моим.
— Ты идешь не в ту сторону, Августина.
Если бы я развернулась и пошла обратно к стадиону, я бы дала ему власть. Если бы я продолжила идти к общежитию, я бы также дала ему власть. Поэтому я остановилась и повернулась к нему.
Риккард, как всегда, выглядел невыносимо красивым, и я с жадностью оглядела его сверху донизу.
— Как твои руки после заноз?
С ними все было в порядке — уже появилась корочка, но какая-то жестокая часть меня чувствовала в себе силы скрыть от него ответ. Пусть думает, что они заражены и их собираются ампутировать.
Я подняла голову. Его взгляд был теплым, заботливым.
— Кто была эта девушка?
— Ты считаешь, что имеешь право спрашивать меня об этом? — в его голосе не было злости, но напряженные плечи выдавали его.
— Нет, — призналась я.
Риккард наклонил голову.
— А если бы я сказал, что трахаю ее?
Вдруг стало очень тихо.
— А если бы я сказал, что люблю ее?
Я молчала.
— Что тогда?
Мой взгляд упал на ботинки, на которых остались следы грязи.
— Почему ты говоришь мне такие жестокие вещи?
— Может быть, мне хочется хоть раз побыть жестоким, — ответил он.
— Значит, вот что — ты чувствуешь, что тебе не хватает контроля в наших отношениях, и поэтому ты хочешь вернуть себе часть контроля?
— Какие отношения? — он огрызнулся. — Ты ясно дала понять, что предпочитаешь тратить свою жизнь на скучного мужчину, чем быть со мной.
— Это слишком быстро стало слишком напряженным, — сказала я.
— Ты боишься, — ответил он.
— Если бы ты мог видеть что-то, кроме себя, ты бы понял, почему, — огрызнулась я. — Ты не можешь злиться на меня за то, что я веду себя как обычно, Риккард.
— Августина, которую я знаю, амбициозна, Августина, которую я знаю, могла бы покорить весь мир, если бы захотела.
— Ты выдумал эту девушку в своей голове. Ее не существует!
— Это неправда.
— Ты выделил меня из общей массы первокурсников и проявил ко мне интерес, а я также не была невинной и с готовностью приняла твоё внимание. Но колледж — это всего лишь четыре года нашей жизни. А как же остальные? Ты можешь честно посмотреть мне в глаза и сказать, что твоя семья примет меня, что я буду пригодной для Хоторнов?
Риккард выглядел пораженным.
— Мне все равно, что они думают.
— Не лги мне.
Он засунул руки в карманы, двигая челюстью.
— Ты можешь стать Хоторном, если захочешь, и ты это знаешь, — он понизил голос. — Ты просто слишком напугана.
Я ничего не ответила.
— Назови это рациональностью, назови это проницательностью, но я знаю правду, Августина. Ты боишься. Ты боишься расстаться с Джонатаном, ты боишься быть со мной, ты боишься идти к своей мечте.
Мороз пробежал по моему телу.
— Не говори со мной так.
— Я прав, не так ли?
— Риккард, ты знаешь, почему я живу с тетей и дядей?
Он замолчал. Он действительно знал — не могло быть такого, чтобы он не разузнал обо мне.
— Знаю.
— Они были великолепны, Риккард. Они были великолепны — они считали себя богами, и посмотри, что из этого вышло.
Его голос стал очень мягким.
— Ты — не твои родители, Августина.
— Пока нет, но я могу ими стать, — я встретила его взгляд. — Так что нет, я не стану выбрасывать годы своей жизни из-за парня, которого я встретила два месяца назад.
На его лице мелькнула обида.
— Когда это я давал тебе понять, что твоя жизнь будет выброшена на ветер, если мы будем вместе?
Ни разу.
— Мне надоело играть в эту игру, Августина, — признался он. — Это убивает меня. Меня убивает, что я вижу тебя каждый день, что ты так близко и не могу до тебя прикоснуться. Меня убивает, что ты растрачиваешь свой потенциал, и особенно меня убивает, что какой-то полудурок случайно заполучил тебя и не делает все возможное, чтобы удержать тебя.
— Игра не может закончиться, — пробормотала я. — Пока в ней нет победителя.
Но я чувствовала, что проигравших будет двое.