Моя девушка.
У меня была лишь секунда, чтобы осмыслить этот статус, прежде чем меня втянули в их группу с вежливой отстраненной улыбкой, которая никак не выдавала моего внутреннего удивления.
— Приятно познакомиться, Августина, — проговорил ближайший ко мне парень. Его рыжевато-коричневые волосы были выбриты по бокам, а нос кривоват от слишком частых переломов. Я поняла, что это тот самый парень из драки во дворе. Он был крупным — гораздо крупнее других парней — его руки были шире моей шеи. — Каллен Восс.
Я пожала ему руку, его хватка была грубой и сильной.
Следующий парень был долговязым и высоким, с утонченными, как фарфор, чертами лица. Он был на несколько лет старше, и учился вместе со мной на курсе математики. Он не разделял покладистости Каллена, а нахмурился, как будто я чем-то его обидела. — Уильям Гоф Монтгомери, — проворчал он.
Последний человек явно был самым влиятельным — и не только потому, что он был на десятки лет старше всех нас. Он опирался на трость, излучая уверенность в себе, глядя на меня сверху вниз холодными глазами. Редкие седые волосы были собраны в низкий пучок, щеки впалые, но не изможденные. Вместо галстука-бабочки на нем был красный шелковый аскот..
— Вы — первая женщина, посетившая мероприятие клуба «Аргус» с тех пор, как в 1968 году туда пробралась Пэтти Хемсворт, — сказал он жестким голосом.
Риккард тихо рассмеялся, и этот звук был подобен солнечному свету на моем затылке.
— Ох уж эти ваши интересные истории сегодня вечером, Амос.
Амос не нахмурился, а продолжал внимательно рассматривать меня. Дядя Карлайл упоминал о президенте клуба «Аргус» лишь однажды, но я помнила, что его голос был полон благоговения. Амос Ф. Дашиэлл, сын президента и внук текстильного фабриканта. Его родословную можно было проследить до Мэйфлауэра, и я сомневалась, что он когда-либо позволял кому-либо забыть об этом.
— Мой дядя очень высоко отзывается о Вас, — сказала я. — Для меня большая честь наконец-то познакомиться с вами.
Амос выпрямился.
— Что вы собираетесь изучать, юная леди?
— Историю и бизнес, сэр.
— Очень практичный выбор, — его слова не звучали голословно, но как только он их произнес, он повернулся ко мне плечом и обратился к другим членам нашей маленькой группы. — Гоф, моя жена сказала мне, что твои родители вернулись в Уэстон-хаус на осень.
— Да, сэр. Они начали ремонт в доме на Кейп-Коде и вернулись на несколько недель раньше.
Несмотря на то, что Каллен и Гоф уже были членами клуба, они продолжали рассказывать Амосу о своих достижениях и семейном имуществе. Время от времени они обращались к Риккарду за подтверждением или словами поддержки, как будто его мнение было привратником к благосклонности Амоса.
Кто-то окликнул Амоса по имени.
— Прошу меня извинить, господа, я должен отойти пообщаться, — он склонил голову. — Восс, Монтгомери. Риккард, встретимся завтра, — его глаза встретились с моими. — Передайте моё приветствие вашему дяде, мисс Грейди.
Как только Амос ушел, маска покорности Каллена спала, и он улыбнулся мне.
— Итак, ты та самая знаменитая Августина Грейди. Мы так много о тебе слышали.
— Надеюсь только хорошее, — сказала я.
— О, ты даже не представляешь насколько, — засмеялся Каллен. — Но я не видел тебя ни на одной игре. Ты должна прийти завтра. Поболеть за меня.
— Ему нужна любая поддержка, — размышлял Риккард.
— Достаточно поддержки одной симпатичной девушки, — ответил Каллен, подмигнув мне. Я приподняла брови в ответ. — Все панчи так завидуют тебе. Ты единственная, кого лично пригласил Риккард Хоторн.
Он сделал глоток своего напитка.
— Скучный урожай в этом году.
— Значит, ты плюнул на многовековые традиции, чтобы встряхнуться? — Гоф закатил глаза. — Честно говоря, Риккард, что скажет Найлз, когда узнает?
— Позвони ему и спроси, если тебя это так волнует, Гоф, — голос Риккарда стал жестче. — Августина — моя гостья, и я ожидаю, что ты будешь обращаться с ней как с гостьей.
Все трое парней посмотрели на меня.
Я спросил Каллена: — У тебя были неприятности из-за того, что ты начал драку?
— Ничего такого, что папаша Восс не смог бы решить, — засмеялся он, потрогав свой нос, как будто прикосновение к нему навеяло воспоминания о драке. — И разве я ее начал? Это не совсем то, что я помню. Что скажешь, Риккард?
Суровое выражение лица Риккарда вновь стало непринужденным и забавным.
— Может быть, ты и не бросил первое оскорбление, но ты нанес первый удар.
— Этот думает, что он выше бездумной драки, — Каллен ткнул большим пальцем в сторону Риккарда.
— Все мы выше бездумной драки, кроме тебя, Каллен, — сказал Гаф. — Тебе просто повезло, что Фульк появился раньше, чем ты успел нанести реальный ущерб.
— Или не повезло, — размышлял Риккард.
Гаф не стал опровергать слова Риккарда.
Риккард залпом выпил свой напиток.
— Хотя это и увлекательно, джентльмены, я должен провести экскурсию для Августины.
Глаза Гофа выпучились.
— Это запрещено…
— Ты собираешься остановить меня, Уильям?
Он замолчал.
Риккард прижал руку к моей пояснице, побуждая меня отойти от группы. Мужчины уходили с нашего пути, расступаясь, как Красное море.
— Ты очень красивая, — прошептал он мне на ухо, когда мы выходили из комнаты.
Я почувствовала, что мои щеки покрылись румянцем.
— Спасибо.
Риккард повел меня вверх по мраморной лестнице, не обращая внимания на головы, которые поворачивались, чтобы посмотреть, как мы поднимаемся. На лестничной площадке он опустил руку, заведя ее за спину.
— После тебя, — он наклонил голову в сторону коридора, освещенного только свечами.
Темно-красные обои с узором из лилий встретили меня. Между золотыми бра по обеим сторонам коридора висели картины маслом в аляповатых рамах, на которых были изображены члены клуба, давно ушедшие в прошлое. И все были мужчинами, мода на портретах с годами становилась все более и более неузнаваемой.
Я остановилась перед одним из них. На нем был изображён старший Риккард, его волосы были покрыты сединой, кожа вокруг глаз и рта морщинистая, но два ярких умных глаза смотрели прямо на меня. Найлз Хоторн, выпуск 79-го года.
— Мой старик, — сказал Риккард рядом со мной. — Таким счастливым я его еще не видел.
Человек на портрете не выглядел очень счастливым.
— В этом зале висят портреты всех предыдущих президентов клуба, — пояснил он. — Начиная с 1892 года, когда клуб был впервые основан студентами Гарварда Эллисом Хоторном и Джорджем Дэшиэллом.
Я оглядела зал вдоль и поперек.
— Здесь не хватает места для твоего портрета.
— Нет, я не буду президентом. Ну, — добавил он со смехом, — во всяком случае, не в этом клубе. Боюсь, эта честь принадлежит Сорену.
Я подумала об эмо-панке, курящем на первом этаже.
— Это его решение?
— Его родители лишили его способности принимать решения, когда он пришел домой в шестнадцать лет с татуировкой на рукаве, — сказал он с веселым видом. — Но в конце концов он встанет в строй. Мы все так делаем.
— Даже ты? — спросила я, удивляясь. Я не могла себе представить, чтобы Риккард подчинялся чьим-либо решениям, кроме своих собственных.
Он наклонил голову.
— Особенно я.
В его словах было достаточно смысла, чтобы я сменила тему.
— Я разговаривала с Сореном. Он упомянул, что старшие члены клуба были расстроены тем, что ты пригласил меня.
— Старики всегда чем-то недовольны, Августина. Это их хоть как-то занимает, — Риккард прислонился к стене, свободно скрестив лодыжки. Он с любопытством наблюдал за мной. — Удалось ли тебе, по крайней мере, наладить хоть какие-то связи?
— Наладить связи? Я едва смогла пройти через входную дверь.
Его черты на мгновение ожесточились.
— Уолли доставил тебе неприятности?
Я предположила, что Уолли был дворецким.
— Зачем ты пригласил меня, Риккард?
— Пригласил тебя, Августина? — его ухмылка стала шире. — Это наше первое свидание.
Я снова почувствовала, что краснею. Еще несколько дней назад я и представить себе не могла, что буду так смущаться, но теперь красный оттенок на моих щеках стал постоянным.
— Без ужина и кино? — мягко спросила я.
— Думаю, мы с тобой согласны, что мы выше обыденных ритуалов ухаживания наших сверстников, — промурлыкал он.
— У меня есть парень, — сказала я, чтобы напомнить скорее себе, чем Риккарду.
— Ты до сих пор с ним не рассталась? — в его голосе звучало не столько раздражение, сколько любопытство.
Я покачала головой.
Хотя я не могла отрицать своего интереса к Риккарду, я была слишком осторожна, чтобы позволить его буре увлечь себя. Джонатан и я смогли бы построить что-нибудь вместе. Мы никогда не ставили бы друг друга в неловкое положение, никогда не ожидали бы, что другой поставит одного из нас выше своей работы. Не было бы страстной или захватывающей любви, как в кино, но мы бы уважали друг друга, заботились друг о друге.
Риккард был не таким. Наследник Хоторнов, вероятно, будет женат несколько раз, и всегда после этого будет скандал, повестка в суд или федеральный агент. Совсем не то, что я планировала для себя.
— Мы помолвлены, но пока без кольца, — сказала я.
— Если дело только в кольце, Августина, — рассмеялся он, — то тебе следовало просто сказать мне об этом.
— Ты нарочно недалёкий.
Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но закрыл его и ухмыльнулся. Его глаза сверкали, слово два солнца.
— Да, наверное, так и есть.
Я прислонилась к противоположной стене. Какая-то часть меня понимала, что я должна уйти, взять пальто и вернуться в общежитие. Но все, что меня ждало — это еще одна ночь, наполненная рутиной, которая приведет к утреннему распорядку, который никогда не отклоняется от нормы, и в этот момент я не могла смириться с этой мыслью.
— Почему женщинам не разрешают проходить инициацию? — спросила я.
Риккард пожал плечами.
— Свод правил был написан до моего рождения и будет жить еще долго после, — он наклонил голову в сторону, когда я ничего не сказала. — Ты хочешь присоединиться?
— Я бы не отказался от связей.
— O как? — он смотрел на меня так, словно разглядывал головоломку, которой не хватало одного кусочка. — И что бы ты делала со своими связями?
— Я уверена, ты сможешь с этим разобраться.
Мы замолчали. Я продолжала смотреть на него, не в силах отвести взгляд.
— Что ты видишь? — его голос был тих. — Что ты видишь, когда так смотришь на меня?
Я не была готова ответить на этот вопрос. Поэтому я спросила в ответ: — А что ты видишь, когда смотришь на меня?
Он начал цитировать вслух:
Богиня мне мила другая —
Ты, Меланхолия благая,
Чей лик нарочно зачернен,
Затем что слишком светел он
Для слабого людского взора.
Его мелодичный голос четко выговаривал слоги, произнося стихотворение с легкостью и уверенностью человека, который делал это тысячу раз до этого.
— Джон Мильтон, — быстро сказала я. — Il Penseroso9.
Он кивнул.
— Я… я напоминаю тебе стихотворение?
— Да, — сказал он, его голос был напряженным. Я могла бы поклясться, что видела, как потемнели его щеки, но из-за света было трудно сказать наверняка. Внезапно он выпрямился и жестом указал в сторону лестницы. — Мы должны присоединиться к остальным. Иначе они могут подумать, что мы замышляем что-то нехорошее.
— Да, думаю, мне пора.
На лице Риккарда ничего не отразилось. Я повернулась к нему спиной и стала выходить из коридора. Он окликнул меня: — В следующую пятницу.
Я остановилась и обернулась, чтобы посмотреть на него.
— В следующую пятницу?
— Мы тут устраиваем большую вечеринку в честь наших… панчи, если тебе это интересно ты должна прийти.
— Может быть, — сказала я, повернулась и ушла.
Все члены и панчи смотрели на мой уход с ликованием, как будто они выиграли невидимую битву. Их злорадство омывало меня так же легко, как сентябрьский ветерок. В конце концов, я была единственной, кто получил личное приглашение от Риккарда Хоторна.