Мы шли бок о бок по Брэттл-стрит, тишина прерывалась криками и воплями наших опьяневших однокурсников. Перед уходом Риккард дал мне свое пальто, и я все еще чувствовала прикосновение его руки к своей шее, когда он помогал мне надеть его.
Осенний ветер со свистом пронесся мимо нас, и я взглянула на Риккарда. Его руки были засунуты в карманы, выражение лица задумчивое. Он ничуть не дрожал.
— Тебе не холодно? — спросила я.
Он усмехнулся.
— В отличие от тебя, я не мерзляк.
— Неправда, я не мерзлячка.
— Ты единственный человек, которого я знаю, который одевается по-зимнему в сентябре, — он задумался. — Я всегда замечаю, как ты бежишь через кампус, и твой шарф волочится за тобой. Даже когда светит солнце.
Я уткнулась лицом в пальто, чтобы спрятать улыбку.
Ночью кампус был пугающим. Высокие деревья отбрасывали жуткие тени, а странные крики напоминали звериные вопли. Обратно мы шли молча, но без дискомфорта, и я почувствовала легкое разочарование, когда увидела ворота Декстера11, вход во двор, с высеченным на камне посланием: Войдите, чтобы возрастать в мудрости12.
Гарвардский двор был предназначен для первокурсников, здесь располагались столовая, общежитие и проходило большинство занятий. Чтобы все было в одном месте, университет заботился о том, чтобы у самых уязвимых учеников было мало возможностей заблудиться.
Риккард провел меня к входной двери моего общежития. Сквозь стекло я увидела любопытные глаза проктора.
— Спокойной ночи, Августина, — сказал он.
— Спасибо за рубашку.
Его улыбка была маленькой, драгоценной.
— Всегда пожалуйста.
Я уже входила в здание, когда остановилась. Один вопрос мучил меня уже довольно давно.
— Риккард?
— Мм?
— Почему я? — когда он ничего не ответил, я добавила: — Почему из всех в кампусе ты выбрал меня?
— Почему ты? — повторил он.
Я кивнула.
Риккард встретился со мной взглядом, его глаза были темными и напряженными.
— Потому что ты и я — одинаковые, Августина, и я не соглашусь ни на что меньшее, чем равенство.
Мир вокруг словно остановился.
Паника или инстинкт заставили меня шагнуть в коридор и закрыть за собой дверь, задвинув замок. Сквозь стекло я наблюдала, как его фигура исчезает в тени.
Лежа в постели, я проверила телефон. Пропущенный звонок от Джонатана. Я удалила голосовое сообщение, перевернулась на спину и увидела во сне Риккарда Хоторна.
***
Сестра позвонила мне рано утром в первый день октября.
Я свернулась калачиком в общей комнате общежития с книгой, ожидая, когда Сахар проснется, чтобы мы могли отправиться завтракать. Утренний холод был слишком резким, чтобы обогреватель мог помочь, поэтому я укрылась несколькими слоями одеял. Время от времени белка, живущая в доме, лорд Уинтроп, скреблась в окно в поисках тепла.
— Что там у тебя за история с каким-то парнем? — первое, что сказала Эдвина, когда я ответила на звонок.
Я трогала уголки книги, ничего не говоря.
— Мне позвонил дядя Карлайл, — объяснила она. — Очевидно, наша тетя очень расстроена твоим маленьким романом и предупредила, чтобы ты держалась от него подальше. Я сказала ему, что это не может быть правдой, потому что моя сестра никогда не стала бы скрывать от меня подобную информацию.
Я снова промолчала.
— Так что, наш дядя прав или ты выставила меня лгуньей?
— Дядя Карлайл — сплетник.
— Значит, парень все же есть! Не могу поверить, что это ты затеяла скандальную любовную интрижку.
— Это не любовная интрижка, — быстро сказала я. — Тетя Розамунда слишком остро отреагировала…
— Кто он? — Эдди не смогла сдержать волнение в своем голосе. — Как его зовут? Я буду отслеживать его.
— Нет, не надо…
— Почему нет?
Мои щеки покрылись румянцем.
— Мы просто друзья. Я сказала тете Розамунде то же самое.
— Почему ты мне врешь? — в ее голосе прозвучала обида. — Я знаю тебя лучше, чем саму себя.
Я посмотрела вниз. Под аргайловым свитером13на мне была рубашка, которую он мне подарил. На ней все еще витал его запах, и каждый раз, когда я глубоко вдыхала, мой нос щекотал его аромат.
— Я… я встречаюсь с Джонатаном.
Она издала раздраженный звук.
— Да, встречаешься. Мне нет дела до Джонатана, но мне небезразлична ты, и я знаю, что ты будешь расстроена, если изменишь.
А разве я уже не изменила? Или фантазии свободны от общественных табу?
— Августина? — она спросила.
— Я же сказала, что мы просто друзья.
— Ты собираешься следовать наставлению нашей тети?
Я изо всех сил пыталась подобрать слова, чтобы выразить то, что я чувствовала. Слишком много было препятствий: Джонатан, предупреждение тети Розамунды, замечания моих подруг. Мой собственный здравый смысл тоже предостерегал меня держаться от него подальше. Неужели я действительно собиралась отказаться от своего будущего с Джонатаном из-за интрижки с парнем, который бросит меня, как только появится кое-кто поинтересней?
— Он не скучный, Эдвина. Он заставляет меня чувствовать себя… — я замялась.
— Заставляет тебя чувствовать какой?
Удивительной. Пристрастной. Живой.
— Он заставляет меня чувствовать себя кем угодно, только не скучающей, — призналась я.
Сестра помолчала, потом глубоко вздохнула.
— О, тебя ожидают большие неприятности, Августина.
***
Октябрь в Гарварде был напряженным временем, возможно, самым напряженным в году. Помимо празднования Хэллоуина, в кампусе проходила регата на реке Чарльз — соревнования по гребле, на которые съезжались тысячи людей со всей страны. Профессора и прокторы предупредили нас, что в кампусе будет неспокойно из-за наплыва зрителей, полиции и других школ, и что мы должны представлять наш колледж с достоинством и уважением, иначе нам грозит встреча с Административным советом.
Я была невосприимчива к нарастающему волнению в кампусе. Напротив, мое настроение было задумчивым и мрачным, смесь вины и растерянности тяготила меня до тех пор, пока я не почувствовала слишком большую тяжесть, чтобы покинуть постель. Мои мысли были заняты Джонатаном и жизнью, которую я планировала, но когда я закрывала глаза ночью, мне снился только Риккард.
Интенсивность занятий оказалась благословением, и я с головой погрузилась в них. Занимаясь допоздна, я просыпалась рано и за завтраком мы проверяли знания друг друга, и ритм моей рутины не давал мне принять решение. Решение, в правильности которого я не была уверена.
Пока Сахар в субботу гуляла со своим еще не-парнем, я отправилась в Вайднер, чтобы достать несколько книг для научной работы, над которой я работала. К сожалению, нужная мне книга находилась на подземных уровнях библиотеки. В Вайднере было 10 этажей, шесть из которых находятся над землей, а четыре — под землей. Подземные этажи считались местом обитания призраков, и хотя я никогда не верила в такое малолетнее явление, как привидения, мне было не по себе и жутковато.
Как только двери лифта открылись, волосы на моем затылке встали дыбом. Помещение было пустым и темным, освещенным исключительно люминесцентными лампами, которые доходили только до стола библиотекаря и первых нескольких стеллажей, после чего погружались в непроглядную тьму. Потолок был низким, и в помещении царила тишина, за исключением звуков моего дыхания. Ни окон, ни естественного света.
Я прошла мимо стеллажей, просматривая номера и первые буквы. Когда я подошла к месту где свет не горел, я остановилась. Датчики света должны были уловить движение и включиться, но непроглядная тьма оставалась. Я осторожно протянула руку, но свет не загорелся. Осторожно я сделала несколько шагов вперед, и на мгновение меня поглотила дезориентирующая темнота. Но потом он все таки зажегся, и я снова оказалась под белым светом.
После нескольких минут поисков я заметила мягкий оранжевый свет, льющийся в проходе между стеллажами. Здесь был кто-то еще — или в библиотеке установили временный свет, чтобы помочь первокурсникам не сбиться с пути. Я заглянула за стеллажи и замерла.
Риккард сидел на корточках, положив книгу на колено, и подсвечивал слова зажигалкой.
Я немного понаблюдала за ним, списав внезапное затруднение дыхания на то, что я находилась под землей. Физически он выглядел, как всегда, великолепно. Ниспадающие на лоб золотистые пряди, вязаный кремовый свитер и темно-коричневые брюки. Но больше всего меня заинтересовало его выражение лица. Его брови были нахмурены, губы сжаты в плотную линию.
Внутренний голос подсказывал мне, что нужно идти дальше, не обращать на него внимания, но мои ноги уже приближались к нему.
— Риккард?
Он напрягся и поднял голову. Как только он увидел, что это я, его лицо расплылось в улыбке.
— Il Penseroso, ты преследуешь меня?
Я почувствовала, что мои губы дрогнули.
— Нет. Я пришла сюда за книгой.
— Ну конечно, — Риккард поднялся во весь рост. Когда он понял, что свет включен, он сунул зажигалку в карман.
— Ты меня не слышал?
— Мое внимание было занято другим, — признался он. Он отвернул от меня обложку, чтобы я не видела названия.
— Что ты читаешь?
Почему это заставило тебя хмуриться? Вот, что я имела в виду.
— Просто какую-то ерунду для занятий, — он положил книгу обратно на полку и повернулся ко мне лицом.
— О? — я шагнула мимо него, чтобы взглянуть на книгу. — Масоны в современном мире? Звучит интересно.
— Не особенно.
Я посмотрела на него и вздрогнула, осознав, как близко мы находимся. Мой нос был в нескольких сантиметрах от его груди. Его запах заполнил все мои чувства: кедр с нотками мандарина, навевающий образы пыльных библиотек, залитых тёплым солнечным светом, и спелых апельсинов летом.
Я медленно повернула шею вверх, вглядываясь в его лицо. На многое хотелось смотреть: на его кадык, на белый шрам на подбородке, на упавшую ресницу на щеке. Вены на его шее напряглись под моим пристальным взглядом, и я представила, как провожу пальцем вниз по впадинке у него на горле к груди.
Мой взгляд остановился на его губах. Слегка потрескавшиеся от холода, но розовые и мягкие. Губы были не изогнуты в привычной надменной улыбке, а слегка приоткрыты.
Странно, но все, о чем я могла думать, это о «Трех традициях». Три развратных действия, которые совершали студенты Гарварда, чтобы получить максимум удовольствия от пребывания в университете. Они включали в себя писание на статую Джона Гарварда, бег под названием «Первобытный крик14» и… секс в стеллажах Вайднера.
Я встретила его взгляд, проверяя, нет ли в нем неуверенности, но встретила только его темный голодный взгляд. Я медленно поднялась на цыпочки.
Один поцелуй. Мягкий, быстрый.
Я отпрянула, покраснев. Риккард не шелохнулся, мне показалось, что он даже не дышит.
— Прости…
Он поймал мои щеки, сближая наши лица. Наши губы встретились в страстном столкновении. От нежности нашего первого поцелуя не осталось и следа.
Мои руки двигались инстинктивно, и я не знала, что взяла его за шею, пока не почувствовала, как его волосы коснулись моих пальцев.
Риккард издал горлом какой-то жалобный звук. Его руки схватили меня за бедра и манящими движениями пробежались по животу и спине.
Боль пронзила мой позвоночник, когда он прижал меня к полкам, разомкнув наши губы, чтобы пробормотать: — Ты в порядке?, но я подтвердила, что в порядке, снова поцеловав его. Мы были раскрасневшиеся, ни один сантиметр не остался нетронутым.
Я была рождена, чтобы целовать Риккарда, и он целовал меня так, словно был рожден для того же.
Образ Джонатана промелькнул в моей голове, вырвав меня из оцепенения. Я отпрянула назад, ударившись головой о полку позади себя.
— Джонатан, — это было единственное, что я смогла произнести.
Риккард напрягся, лицо его помрачнело. Его руки были наполовину протянуты ко мне.
— Почему ты сказала Джонатан?
В голове было легко и туманно, и я с трудом могла сформировать связную мысль.
— Я не могу его так опозорить, — я отошла в сторону, стараясь как можно дальше отойти от присутствия Риккарда. — Это нечестно.
— Я не понимаю тебя, Августина,
— Я думаю, в этом-то и проблема, не так ли? — тихо сказала я.
Его глаза изучали выражение моего лица. То, чего он не нашел, заставило его нахмуриться.
— Нам не следовало целоваться, — мой взгляд был устремлен на что угодно, только не на него.
— Я уверен, что ты всегда права, Августина, но надеюсь, что на этот раз ты ошибаешься, — Риккард отступил назад, забирая с собой тепло. Бросив последний взгляд, он зашагал прочь уверенными шагами, хотя и немного быстрыми.