Райдер
Пенни спит, пока я бегаю, принимаю душ и завтракаю. Я позволяю ей, зная, что она нуждается в отдыхе.
Будучи добрым самаритянином, я даже готовлю ей яичницу. Выложив яичницу на тарелку, я ставлю ее на тумбочку вместе с еще одним перкоцетом1 и стаканом яблочного сока.
Я говорю себе, что единственная причина, по которой я делаю это для нее, заключается в том, что я не хочу, чтобы она разбила еще больше дерьма. Я стараюсь не думать о действительности. О том, что я чувствую, заботясь о ней подобным образом. Я не понимаю, почему я это делаю. Только знаю, что это довольно приятное чувство. Мне нравится, что она нуждается во мне, зависит от меня.
Мне это слишком нравится, но я ненавижу то, что это связано с ней. Почему это не может быть кто-нибудь другой, кто заставляет меня чувствовать то же самое? Кто-нибудь другой…
Болезненный стон отвлекает меня от моих мыслей.
Она открывает глаза и смотрит на меня, растерянная и дезориентированная. Оглядевшись вокруг, она понимает, где находится, но растерянность не покидает ее лица.
— Я помогу тебе сесть, чтобы ты могла поесть.
Она слегка кивает, я просовываю руку под ее тело и поднимаю ее, подталкивая к изголовью кровати. Я протягиваю ей лекарство и сок, наблюдая, как она принимает их без колебаний.
Когда я протягиваю ей яичницу, она сразу же начинает есть. Я обхожу кровать и осторожно сажусь рядом с ней, не желая оставлять ее.
— Где ты спал? — спрашивает она между крошечными укусами.
— На диване, — признаюсь я, наблюдая, как ее глаза расширяются от шока. — Я не хотел случайно сдвинуться и причинить тебе боль.
— Почему ты так хорошо ко мне относишься?
— Я не знаю, — честно отвечаю я. Я не знаю, почему я чувствую эту потребность защищать ее, заботиться о ней и держать ее при себе. Все, что я знаю, это то, что я это делаю.
— Почему ты заняла деньги в клубе?
— Я не занимала. То есть, да, но я не знала.
— И что это должно означать?
— Томми не разрешал мне выходить из дома, но иногда он приводил людей. Своих друзей. Они конечно все знали, но никто никогда не предлагал мне никакой помощи до одной ночи. Его друг, Райан, сказал мне, что он может помочь мне уйти. Я подумала, что Томми попросил его сказать это, что-то вроде проверки, но я была готова рискнуть. Так что я согласилась.
Я молчу, пока она продолжает:
— Несколько дней спустя, когда Томми был на работе, Райан пришел и забрал меня. Он выбил дверь и заставил меня пойти с ним. Я не знала, куда мы идем. Была ли я в безопасности или просто обменяла своего тюремщика. Он припарковал машину в каком-то переулке, и мы встретились с парнем, одним из твоих парней. Райан сказал ему, что я хочу занять пять тысяч.
Да вы, должно быть, издеваетесь надо мной.
— Прежде чем я поняла, что происходит, парни вручили ему пачку денег, — продолжает она. — Райан взял их и засунул в карман. Он сказал мне, что это его плата за то, что он вытащил меня. Затем он сел в свою машину и уехал.
В голове сразу же появляются все способы, которыми я собираюсь его покалечить. Необходимость отомстить, как-то исправить ситуацию с Пенни, одолевает меня.
У меня есть имя, я знаю, с кем он общается. Выследить его будет легко. Я заставлю его заплатить, и это доставит мне удовольствие.
* * *
Как я и предсказывал, найти его было несложно.
Я подождал, пока Пенни снова отключится, и позвонил Мэддоксу, чтобы он помог мне выследить этого Райана. Как только он прислал мне адрес, я уехал, оставив Моджо охранять Пенни.
Когда я подъехал к его дому, уже стемнело, но свет из окон подсказал мне, что он дома. Я глушу двигатель и выхожу из машины.
Когда я обхожу дом и заглядываю в окно, я не могу поверить своей удаче. Томас тоже там. Он полулежит на диване, в руке у него контроллер X-Box. Райан сидит рядом с ним.
Отлично, я получил специальное предложение «два по цене одного».
Прокравшись к задней части дома, я достаю пистолет. Заднюю дверь, похоже, достаточно легко выбить, но прежде чем сделать это, я берусь за ручку двери и пытаюсь проверить, не заперта ли она. Я поворачиваю ручку и толкаю дверь.
Идиоты.
Улыбнувшись, я прохожу в его дом незамеченным и тихо закрываю за собой дверь. Я следую за голосами, доносящимися из гостиной, пока не встаю в дверях с поднятым пистолетом.
Двое тупиц так увлечены своей игрой, что даже не замечают меня, стоящего в нескольких футах от них.
— Извините, что прерываю вашу вечеринку, — усмехаюсь я.
Томас и Райан вскакивают с дивана, на их лицах написаны шок и страх. Райан тянется к чему-то позади себя, но я быстрее. Я спускаю курок, и пуля простреливает его плечо.
Он стонет и падает обратно на диван, держась за то место, куда я только что выстрелил.
Прежде чем Томас успевает сделать шаг, я опускаю пистолет и снова нажимаю на курок, попадая ему в правое колено.
— Ублюдок! — кричит он и падает на пол.
Когда я вижу, что Райан снова потянулся за чем-то, я шагаю вглубь комнаты и направляю на него пистолет. Он замирает, а я обхожу журнальный столик и подхожу к тому месту, где он сидит. Подойдя к нему сзади и направив пистолет ему в голову, я вытаскиваю глок из его пояса и отступаю назад, засовывая пистолет в куртку.
— Что тебе нужно? — простонал Райан, кровь пропитала всю переднюю часть его рубашки.
— Мне нужны мои пять тысяч, — лгу я. Сейчас мне плевать на деньги. — У тебя ведь нет такой суммы наличными, не так ли?
— Я не занимал их. Это сделала Пенни.
В тот момент, когда слова покидают его рот, я набрасываюсь на него. Мои кулаки летят, ударяя его прямо в челюсть. Его голова откидывается назад с такой силой, что я думаю, что мог сломать ему шею.
— Не смей произносить ее гребаное имя! Вообще-то, лучше вообще ничего не говори.
— О чем, черт возьми, он говорит? — простонал Томас лежа на полу.
— Ты не знал, что твой друг — тот, кто забрал Пенни из твоего дома? Не волнуйся, он не выйдет отсюда живым… и ты тоже.
* * *
Я не собирался убивать ни одного из них, но это все равно произошло. Я убил их, и ни капли не жалею об этом. Я наслаждался процессом, смаковал, как жизнь вытекает из их глаз, особенно у Томаса. В тот момент, когда он испустил последний вздох, с меня словно свалился груз. До этого момента я не понимал, как сильно я ненавидел его.
По дороге я отправил сообщение бригаде уборщиков. Они позаботятся об этом. Теперь мне нужно только объяснить все это Мэддоксу. Проблема в том, что я не знаю, как это сделать. Как мне объяснить, почему я убил его, не солгав своему лучшему другу?
Технически, Райан был тем, кто задолжал клубу деньги, но мертвецы не в состоянии расплатиться. Я должен был избить его и сказать, чтобы он вернул наши деньги, а не пускать ему пулю в мозг. И у меня нет оправдания убийству Томаса, кроме того, что я хотел этого. Не то чтобы клуб это волновало.
Словно он услышал, что я думаю о нем, мой телефон завибрировал, а на экране высветилось имя Мэддокса. Я нажимаю на зеленую кнопку.
— Да…
— Что, блять, с тобой творится? — сердитый голос Мэддокса раздается в трубке.
— Слушай, эти ублюдки заслужили это.
— Это не ответ на мой вопрос, — огрызается Мэддокс.
— Я знаю. У меня самого нет всех ответов. Ты можешь просто довериться мне в этом? Мне нужно было убить их ради собственного рассудка. Это длинная история, и я обещаю, что все объясню, но не сегодня, хорошо?
— Ты знаешь, что я доверяю тебе, но в последнее время ты ведешь себя странно. Не похожим на себя.
Я чувствую себя не похожим на себя.
— Теперь все кончено. Их смерть — это конец. Теперь нам осталось выяснить, кто из братьев нас обворовывает, и все вернется на круги своя.
— Если ты так говоришь… — звонок обрывается, и я бросаю телефон обратно на пассажирское сиденье.
Черт. Это выходит из-под контроля.
Через несколько минут я подъезжаю к своему дому. Заглушив двигатель, я сижу в машине несколько минут, прежде чем выйти.
Тихо прохожу через дом и захожу в спальню. Пенни все еще лежит в постели и выглядит так, будто она вообще не двигалась.
Когда я смотрю на ее спящую фигуру, мне кажется, что что-то изменилось. Я чувствую себя по-другому. Менее тягостным, менее злым по отношению к ней. Теперь, когда Томас мертв, мне стало легче. Я так долго винил ее, хотя на самом деле это была его вина. Теперь он расплатился. Долг погашен.
Вопрос только в том, что нас ждет дальше? Что будет между мной и Пенни? Могу ли я и дальше позволять ей думать, что она мне должна, только чтобы удержать ее здесь?
Раздевшись, я забираюсь на кровать рядом с ней. Она вздрагивает, и ее глаза открываются, она встревоженно оглядывается вокруг. Она поднимается с кровати, но потом видит меня, и ее паника отступает. Ее голова падает обратно на подушку.
Я ложусь, поворачиваюсь на бок, чтобы видеть ее. Даже в тусклом свете я могу различить синяки на ее лице, напоминающие мне, что сегодня я поступил правильно.
— Томми мертв, — говорю я, прежде чем успеваю остановиться.
Я слышу ее резкий вдох, и на долю секунды я начинаю беспокоиться. Беспокоюсь, что она начнет оплакивать его, будет плакать из-за него, но когда я изучаю ее лицо, на нем нет ничего, кроме облегчения.
Она не спрашивает, как это случилось. Возможно, ей все равно, а возможно, в глубине души она знает ответ. В любом случае, через несколько минут она закрывает глаза, ее черты смягчаются, становясь спокойными, почти ангельскими. Ее дыхание выравнивается, давая мне понять, что она снова заснула.
Несмотря на то, что я доволен сегодняшним исходом, я не могу уснуть. Я подолгу смотрю на нее и задаюсь вопросом, что, черт возьми, мне с ней делать. Она не в долгу передо мной, возможно, она никогда и не была в долгу, но я не думаю, что в силах отпустить ее, невзирая на обстоятельства.