Пенни
Мои глаза задерживаются на его упругой заднице, когда он заходит в свою комнату и закрывает за собой дверь. Как только я подумала, что он не может быть еще большим мудаком, он говорит такие вещи, как: «Теперь ты можешь принять душ» и «Тебе разрешено спать на диване». Мудак.
Осмотревшись, я замечаю еще одну дверь в нескольких футах рядом со спальней, в которую он только что вошел. Я предполагаю, что это, должно быть, ванная комната. Схватив рюкзак, я направляюсь к ней. Я более чем рада, что адская гончая Райдера последовала за ним в спальню. Я бы не сдвинулась с дивана, если бы этот зверь находился в комнате.
Я захлопываю за собой дверь и поворачиваю замок на ручке. Впервые за сегодняшний вечер я чувствую, что в мои легкие поступает достаточно кислорода.
Я чищу зубы, избавляясь от соленого послевкусия во рту.
После того, как я раздеваюсь, оставляя свою мерзкую одежду в куче на полу, я улучаю момент, чтобы осмотреть себя в большом зеркале. Даже спустя шесть недель я так и не привыкла к тому, что на моем теле нет синяков. Так долго они были частью моего повседневного отражения. Я поворачиваюсь, чтобы рассмотреть маленькие круглые шрамы на гладкой в иных отношениях коже.
Так вот почему Райдер остановился? Должно быть, он был потрясен моей изуродованной кожей. До сих пор мне не приходило в голову, что Томми сделал это специально. Вероятно, он специально оставил на мне шрамы, зная, что у парней это вызовет отвращение. Когда я думала, что наконец-то избавилась от него, он вернулся, преследуя меня вновь. Доказательства многолетнего насилия с его стороны навсегда останутся на моем теле.
Пытаясь забыть эту тревожную правду, я включаю душ и встаю под струи. Опустив взгляд между ног, я вижу, что доказательства того, что Райдер лишил меня девственности, смываются в канализацию. По моим бедрам стекает смесь запекшейся спермы с примесью крови.
Я долго стою в душе, позволяя горячей воде ласкать мою кожу, а в голове прокручивается все, что произошло за последние несколько часов. Когда я увидела Райдера, и он затащил меня в подсобку, я ожидала, что он будет делать ужасные вещи. Я думала, что он будет бить, пытать и насиловать меня. Может быть, даже убьет меня. У него всегда был ужасный характер, и сейчас он явно находится не на той стороне закона.
Удивительно, но он не причинил мне вреда. Было бы большой ложью сказать, что я не наслаждалась сексом. Сначала это было странно, особенно потому, что это был Райдер, но как только я расслабилась, все оказалось совсем не так, как я ожидала.
Мне не понравилось делать ему первый минет, это было слишком много и слишком быстро. Хотя, очевидно, моему телу это нравилось. Одна мысль об этом заставляет мои внутренние мышцы сжиматься. Второй минет, однако, понравился мне душой и телом. Он дал мне контроль, к чему я совсем не привыкла. Он сказал, что собирается оставить меня в покое до конца дня, словно это было одолжением. По правде говоря, я хотела снова заняться сексом.
Покачав головой от этой нелепой мысли, я выхожу из душа и хватаю одиноко висящее полотенце — оно уже влажное. Не имея другого выхода, я вытираюсь тем же полотенцем, которым вытирался Райдер. Странно, но этот факт заставляет меня осознать, насколько все это интимно. Я в его доме, голая, пользуюсь его душем, вытираюсь его же полотенцем.
Почему-то это кажется более интимным, чем сам секс. Секс был очень холодным и отстраненным. Никаких поцелуев или объятий после, только секс. Быть в его доме и пользоваться его вещами — это совсем другая история.
Я натягиваю леггинсы и безразмерную футболку из своего рюкзака и запихиваю в него свою грязную одежду.
На диване нет ни одеяла, ни подушки, а благодаря кондиционеру здесь прохладно. Я сворачиваюсь калачиком на диване. В этот момент мой желудок объявляет, что мне нужна еда. Я не ела с самого утра, и ощущение пустоты и спазмы в желудке заставляют меня с болью осознать это. Отодвинув все эти нежелательные ощущения в сторону, я зажмуриваю глаза и заставляю себя заснуть.
Я замерзну и умру от голода, прежде чем попрошу Райдера о чем-либо.
***
Я просыпаюсь от того, что кто-то стягивает с меня одеяло. Я мгновенно сворачиваюсь калачиком, пытаясь удержать быстро уходящее тепло. Я хочу вернуть одеяло. Подождите. Одеяло? Откуда взялось одеяло?
— Проснись и пой, маленькая сова.
Я вздрагиваю при голосе Райдера. Осознание обрушивается на меня, как товарный поезд, и я открываю глаза. Они сухие, а мои контактные линзы прилипли к глазным яблокам. Я моргаю от неприятного ощущения.
Райдер стоит перед диваном, и действительно держит в руках одеяло. Стоя во весь рост, в серых трениках и черной рубашке, он смотрит на меня сверху вниз с самодовольной ухмылкой на своем раздражающе красивом лице. Прежде чем я успеваю сказать хоть слово, он бросает что-то теплое мне на грудь.
Я сажусь и смотрю на упакованный сэндвич. Еда! Развернув, я с жадностью начинаю есть. Теплый, ароматный сэндвич, возможно, лучший из всего, что я когда-либо ела.
— Ты всегда спишь до полудня?
Я не слишком удивлена, я давно не спала хорошо.
— Я не очень-то высыпалась в женском приюте, — говорю я в перерывах между значительными укусами. На самом деле это преуменьшение, я вообще почти не спала. Из-за того, что соседка по комнате переживала ломку, спать было невозможно. Да и до этого мне редко удавалось хорошо выспаться. Постоянный страх приводит к подобным последствиям.
— Я беру Моджо на пробежку. Принес продукты. Разложи их, а потом жди меня на кровати. Голая, конечно.
Входная дверь захлопывается, и он уходит.
Я доедаю свой сэндвич, осматривая дом Райдера. Это простая однокомнатная квартира, кричащая «здесь живет одинокий парень». Обстановка скудная, декораций нет. Весь дом выглядит так, словно ему нужна хорошая уборка. Посуда сложена в раковине, пустые коробки из-под хлопьев валяются на стойке.
На кухонном столе лежат коричневые бумажные пакеты, наполненные продуктами. Взяв один из них, я несу его на кухню. Первое, что я достаю, — лоза с помидорами. Фу, ненавижу помидоры. Второе, что я достаю, — арахисовое масло, на которое у меня сильная аллергия. Затем я достаю майонез, он же гной в банке. Далее… авокадо. Когда я ела его в последний раз, у меня началась крапивница, из-за которой я попала в реанимацию.
Боже мой! Вот придурок!
Я вытряхиваю остатки из пакета. Проделав то же самое с другими пакетами со стола, я подтверждаю свое открытие. Этот придурок купил только то, на что, как он знает, у меня аллергия или что мне не нравится. Я не уверена, должна ли я быть в ярости или впечатлена тем, что он все это помнит. Я хочу выбросить все это в окно, как большое «пошел ты». Однако, учитывая, насколько хорошо я умею делать то, что мне говорят, я, как всегда, проглатываю свою гордость и раскладываю продукты в холодильнике и шкафчике.
Когда я заканчиваю, то делаю еще одну вещь, которую он потребовал, и иду в его комнату. Вхождение в спальню Райдера пробуждает множество чувств. Я нервничаю из-за того, что он собирается сделать со мной, когда вернется. Но я также взволнована тем, что кое-что из этого мне, возможно, понравится. Я немного взволнована тем, что он сказал мне войти сюда, хотя мне никогда не разрешалось входить в его комнату, когда мы были детьми. А еще мне грустно и я чувствую себя виноватой. Грустно от того, чего он лишился пять лет назад. А виноватой потому, что это была моя ошибка.
Я раздеваюсь и ложусь на его кровать. Мне все равно, что он собирается сделать, я заслужила это. Что бы он ни задумал, я позволю ему использовать мое тело, как он хочет, и не буду сопротивляться. Это самое малое, что я могу сделать.
В ожидании, коротая время, я пропускаю его мягкие простыни между пальцами. Эта кровать удобная, отмечаю я. Подушка мягкая, а плед плюшевый. Я не помню, когда в последний раз спала на чем-то таком уютном. Кровати в женском приюте — это не что иное, как потрепанные одеяла, жесткие подушки и матрасы, похожие на простыни на пружинах.
Звук открываемой двери эхом разносится по дому, и через несколько мгновений в спальню входит Райдер.
— Хорошая девочка, — покровительственно говорит он. Сняв испачканную потом футболку, он бросает ее в корзину для белья в углу. — Если бы пять лет назад ты была хотя бы наполовину такой же покладистой, мы бы, возможно, поладили.
Нет, мы бы не поладили, думаю я про себя. Я была слишком ревнива и эгоистична, чтобы дать ему хоть малейший шанс.
— Что значит, вы усыновляете кого-то еще? — спрашиваю я, моя голова идет кругом. Мои родители удочерили меня, когда мне было четыре года, и с тех пор я была их единственным ребенком. Я даже не знала, что они хотят взять кого-то еще. Почему они скрывали это от меня? Они заменяют меня? Неужели меня недостаточно?
— Пока что мы не усыновляем, а только берем на воспитание, — объясняет моя мама. — Этому мальчику очень нужен дом, и Марисса сказала, что он отлично нам подойдет.
— Мальчик?
— Да, его зовут Райдер, и он примерно того же возраста, что и ты, — говорит мне папа. Он улыбается мне, но я ни за что на свете не отвечу на его улыбку. Я слишком зла, слишком напугана. Почему они так поступают со мной? Меня все устраивает. Я не хочу, чтобы что-то менялось.
— Я не думаю, что это хорошая идея, — качаю я головой, — Я не хочу, чтобы кто-то еще жил с нами.
— Пенни, это не тебе решать. Райдер будет жить с нами, и ты должна принять его, — предупреждает мой отец, его голос строг. Он почти никогда не использует этот тон по отношению ко мне.
— Ну, я не буду. Я уже ненавижу его!
И я ненавидела, ненавидела его еще до того, как познакомилась с ним. Не обращая внимания на зовущих меня родителей, я врываюсь в свою комнату, захлопываю за собой дверь и падаю на кровать.
Они мои родители и только мои.
Я сделаю все, что потребуется, чтобы избавиться от него…
— Одевайся и убирайся из моей кровати. Это была всего лишь проверка, — голос Райдера вырывает меня из воспоминаний. Его пренебрежительный тон — суровое напоминание о том, кто я для него и какова моя цель. Он избавляется от остатков одежды и исчезает в ванной.
Я встаю, снова одеваюсь и иду в гостиную, где усаживаюсь на диван.
Когда через несколько минут он снова появляется, полностью одетый, я задаю ему вопрос, который так и вертится у меня в голове.
— Как долго мне нужно здесь оставаться?
— Ну, давай посмотрим. Ты должна пять тысяч. Проститутка в этом районе берет пятьдесят баксов в час. Сегодня и вчера вместе взятые сбрасывают сотню, но я также заплатил пятьдесят за твои таблетки и принес тебе завтрак. Ты спала здесь, пользовалась моим душем, и я купил продукты. Так что, думаю, мы вернулись к пяти тысячам.
Вскочив с дивана, я чуть не упала на лицо.
— Ты не можешь… Ты не можешь так поступить. Я не просила у тебя ничего из этого.
Как только слова покидают мой рот, я жалею о них. Огрызаясь, я всегда попадаю в еще большие неприятности. Я готовлюсь к тому, что он ударит или пнет меня, но он просто начинает смеяться.
— Я могу это сделать, и я это сделаю. А теперь, если ты хочешь принять душ, сделай это сейчас.
Нуждаясь в возможности побыть одной, я киваю и спешу мимо него в ванную. Под горячим душем я привожу себя в порядок и пытаюсь собраться с мыслями. Он планирует держать меня здесь бесконечно? Я не волновалась до сих пор, потому что думала, что это временно. Я думала, он заставит меня расплатиться, а потом отправит восвояси. Но это совсем иная история. Я не выдержу так долго.
Когда я полностью вымылась, я надела вчерашнюю одежду и вернулась в гостиную. Райдер лежит на диване, на котором я спала, и играет на своем телефоне. Его собака растянулась на полу рядом с ним, не обращая на меня никакого внимания.
Набравшись смелости, я сажусь на диван рядом с ним.
— У меня есть предложение.
— Вот как? — хмыкает он.
Я высоко поднимаю голову и говорю:
— Я стою больше, чем пятьдесят долларов в час, — внутри я смеюсь. Я не думаю, что это то, о чем говорила дама на занятиях по повышению самооценки на прошлой неделе.
— Сказал кто?
— Сказала я. Я хочу пятьсот в час, — говорю я ему, сохраняя ровный и сильный голос.
— Пятьсот? Ты думаешь, что у тебя какая-то киска единорога?
— Нет, но я не думаю, что другие проститутки отдали тебе свою девственность, — прежде чем он успевает ответить, я продолжаю: — Так же, вместо того, чтобы брать с меня плату за пребывание здесь и еду, я готова делать для тебя другие вещи.
Я демонстративно оглядываю комнату, когда говорю:
— Например, убираться.
Он рассматривает меня с минуту.
— Вот что я тебе скажу. Я дам тебе пятьсот за вчерашний день и двести в час с этого момента.
Сдерживая свою радость, я спрашиваю:
— А как насчет остального?
— Если ты хочешь быть моей маленькой служанкой в обмен на то, что останешься здесь, тогда валяй. Мне будет приятно, если ты станешь моей личной рабыней. Может быть, я куплю тебе ошейник с поводком, — шутит он.
Мысль о том, что на моей шее будет что-то болтаться, приглушает триумф, который я испытываю от того, что заключила эту сделку. Я смогу это пережить. Видит Бог, я пережила и худшее.
Гордая собой, я встаю, чтобы прибраться на кухне. Вслед за мной поднимается Райдер.
— Меня не будет несколько часов. Не стесняйся сделать себе сэндвич с помидорами и авокадо, пока меня не будет.
Смешно.
К моему облегчению, он забирает Моджо с собой, когда выходит за дверь.
Следующие пару часов я занята уборкой дома, мытьем посуды и стиркой белья Райдера. Когда мой урчащий желудок становится невыносимым, я возвращаюсь на кухню, чтобы найти что-нибудь, что я действительно могу съесть. Не имея большого выбора, я решаю приготовить спагетти, а из свежих помидоров сделать домашний соус для макарон.
Как раз когда соус уже дошел до кипения, и я собиралась слить воду с макарон, в дверь вошел Райдер. Остановившись посреди комнаты, он оглядывает свой теперь уже чистый дом. Его взгляд блуждает по комнате и останавливается на кухонном столе, накрытом двумя тарелками и столовым серебром. Выражение его лица не поддается прочтению, и его молчание пугает меня. Томми часто становился молчаливым прямо перед тем, как вспыхнуть и превратиться в кровожадного маньяка. Я всегда знала, что это произойдет, подобно затишью перед бурей.
То, что Райдер такой тихий и неподвижный, вызывает во мне глубоко укоренившийся страх. Я была глупа, полагая, что можно готовить или что он захочет есть со мной.
— Прости! — пролепетала я, моя грудь уже тяжело вздымается от надвигающейся панической атаки.
— Что, блять, с тобой не так? — кричит он, уделяя мне все свое внимание.
О Боже, он в бешенстве. Я такая идиотка. Мои легкие перестают работать, когда приступ паники охватывает меня, подобно руке, обхватившей мое горло. Спотыкаясь, я делаю два шага назад, пока прохладный металл холодильника не касается моей спины. Закрыв глаза, я заставляю окружающий мир исчезнуть, чтобы погрузиться в темное место внутри меня, где царит онемение, и где никакая боль никогда не сможет меня достать.
Я пытаюсь втянуть драгоценный кислород, но, кажется, в легкие почти ничего не поступает. Черт, я не могу дышать. Я задыхаюсь. Мои легкие горят, паника полностью овладела моим телом.
Ледяная вода брызгает мне в лицо, возвращая меня к реальности. Я резко вдыхаю и открываю глаза. Кожа на моем лице и груди словно покрыта тысячами маленьких иголок. Я быстро моргаю, пока вода, налипшая на ресницы, не позволяет мне снова видеть. Райдер стоит передо мной, держа в руках пустой стакан воды.
— Ух ты, этот парень действительно здорово постарался, — говорит он, прежде чем вернуться к кухонному столу и занять место перед одной из тарелок. — Ты собираешься принести мне поесть или как?
Не в силах пошевелиться, я концентрируюсь на каплях воды, стекающих по моему лицу и капающих на футболку в устойчивом ритме. Я продолжаю стоять так в течение долгого времени. Райдер больше ничего не говорит. Он просто терпеливо сидит за столом.
Когда я наконец прихожу в себя, я вытираю лицо кухонным полотенцем и достаю из духовки запеченную моцареллу.
Я заканчиваю сливать воду с макарон и перекладываю их в большую миску, которую я подготовила. Выливаю сверху соус и завершаю создание моего простого блюда. Я несу миску и моцареллу к столу и сажусь рядом с Райдером, который все еще терпеливо смотрит на меня. Я использую сервировочную ложку, чтобы наложить ему большую порцию, а себе накладываю гораздо меньшую, после чего добавляю несколько кусочков моцареллы в каждую тарелку.
— Раньше ты не любила моцареллу или что-либо с помидорами, — замечает Райдер, пока я откусываю кусочек сыра в панировке.
— Я преодолела свою привередливость в еде, — я пожимаю плечами. Мне все еще не нравится ни то, ни другое, но теперь я буду есть все. Все лучше, чем голодать.
— Почему ты не остановилась у родителей после того, как ушла от него?
— Это было бы первым местом, где он стал бы меня искать, и… — я запнулась, пытаясь сдержать свои эмоции во время разговора. — Кроме того, я не разговаривала с ними три года.
Взглянув на Райдера, я вижу, как на его лице отражается удивление, но он больше не задает вопросов. Правда в том, что я думала об этом — о том, чтобы позвонить им, но я думаю, что разрыв между нами слишком велик. Теперь я для них лишь разочарование.
Мы заканчиваем трапезу в тишине, что меня вполне устраивает. Это даже приятно. Сидя вместе за столом и ужиная вот так, я чувствую себя нормальным человеком, а не рабом.
Райдер съедает всю щедрую порцию, которую я ему положила, и откидывается на спинку стула.
— Это было довольно вкусно. Думаю, я смогу привыкнуть к этому, — он обводит рукой комнату. — Возвращаться в чистый дом, еда готова, киска доступна для траха.
Его взгляд падает на мою все еще мокрую футболку. Ткань прилипла к моей коже, демонстрируя отсутствие лифчика. Глаза Райдера задерживаются на моих сосках, которые сейчас напряженно торчат.
Он поднимается так быстро, что его стул скользит по полу, издавая скрип.
— Спальня. Голая. Сейчас же.