TEO
Я неподвижно лежал на диване, устремив взгляд в потолок, и пристально смотрел, как кружатся лопасти вентилятора.
Я делал это каждую ночь в течение последних трех дней, мой разум воспроизводил каждый момент нашей совместной жизни, не давая мне передышки. Я включал каждое наше общее воспоминание, пытаясь взглянуть на них под разными углами. Я не спал по ночам, пытаясь понять, есть ли хоть доля правды в том, что она мне сказала.
Как я мог доверять ей дальше, когда мне казалось, что все, что у нас было, основано на лжи?
Мои мысли вернулись к ночи убийства Виктора.
Джексон попросил жену забрать его с места событий, а я сказал Омару, что сам доберусь домой, позволив ему провести остаток выходных с семьей. Когда все было готово, мы с Софией поехали обратно в дом Моралеса.
После душа, смыв с себя все следы ее преступлений, мы оба легли в постель, и поскольку я не мог заснуть, я провел всю ночь, наблюдая за ней, напоминая себе о человеке, которого любил.
Но чем больше я смотрел на нее, тем больше в моем сердце поселялось чувство предательства от ее бесконечной лжи и игр. Вместо покоя, который она всегда приносила мне, я почувствовал, как тяжесть оседает у меня на груди, лишая меня воздуха, пока в конце концов это не стало удушьем.
Мне нужно было выбраться оттуда, нужно было все переварить, поэтому, прежде чем она проснулась, я уже был далеко.
Я не был уверен, что принял правильное решение, но мне было больно.
В ту ночь все в ней было по-другому. Казалось, что мир повернулся вокруг своей оси, и я наткнулся на параллельную версию своей жизни.
От того, как она вела себя, как говорила, до того, как без колебаний нажала на курок. Все в ней казалось другим, и я больше не мог ее узнать.
Но больнее всего было то, что она не думала, что может доверять мне. Что она не доверяла мне настолько, чтобы помочь ей или даже просто быть рядом.
Ее недоверие распахнуло мое сердце, обнажив то, что я глубоко зарыл.
Мне всегда казалось, что никто не сможет полюбить меня, что я не заслуживаю любви. Но потом появилась она. Она заставила меня почувствовать, что есть возможность быть любимым, что я достоин любви.
Теперь она заставляла меня сомневаться в этом. Любила ли она меня когда-нибудь по-настоящему, если не могла доверить мне своих демонов?
Она даже никогда не говорила мне, что любит меня, — насмехался мой мозг.
Мой мозг вел войну. Часть меня цеплялась за то, что она бросила меня и солгала, но большая, более громкая часть меня, влюбленного в нее мужчины, тонула в колодце вины, которая, казалось, только углублялась.
Я заставил ее пообещать не бросать меня снова, и все же сам поступил с ней именно так.
Я любил ее, несмотря на чувство предательства, которое она поселила в моем сердце, но я не знал, могу ли я ей доверять.
Я думал, что смогу оставить это в прошлом и простить ее, но мне нужно было время. Было бы несправедливо по отношению к ней начинать наше будущее с какой-либо обидой с моей стороны.
А сейчас не знал, на каком месте я нахожусь.
Громкий рингтон отвлек меня от моих мыслей, но я позволил ему зазвонить. Моя мать звонила мне без остановки с тех пор, как я освободился от обязанностей телохранителя. Я игнорировал ее повторяющиеся звонки, зная, что она сразу же расшифрует, в чем дело, а я не готов к допросам.
Телефон зазвонил снова, и я провел руками по лицу, садясь на диване, чтобы ответить. Имя Ноя высветилось на экране, голубой свет озарил темное помещение.
Почему он всегда звонил так поздно ночью?
Застонав, я взяла трубку и прислонился к спинке дивана.
— Да?
— Почему ты не берешь трубку? — пробормотал Ной.
— Ной, — предупредила я.
— Открой.
Щелчок.
В замешательстве я посмотрел на экран своего телефона.
Какого черта?
В комнате раздался стук, я посмотрел в сторону входной двери и увидел его лицо, заглядывающее в одно из больших окон в гостиной.
Пробормотав проклятие, я бросил телефон на диван и направился к входной двери, затем распахнул ее.
— Что это с тобой такое и что за поздние ночные визиты?
Он посмотрел вниз на мою одежду, а затем на меня.
— Ты выглядишь как дерьмово.
Последние несколько дней я ходил в одном и том же наряде, едва успевал принимать душ и есть.
Хотя у него был веский довод, я предпочел проигнорировать его замечание.
— Переходи к делу. — гаркнул я.
Он протиснулся мимо меня, прошел к дивану, опустился на него и подпер ногу коленом.
— Виктор Моралес мертв, — наконец сказал он.
— Я в курсе.
Дверь закрылась за мной, когда я прошел за ним и направился на кухню.
Взяв пиво из холодильника, я поставил его на стойку и выбросил крышки в мусорное ведро, после чего вернулся в гостиную.
— Почему ты не с его женой? — спросил он.
Я сглотнул огромный комок, который образовался в моем горле при упоминании Софии.
— Контракт рассторгнут, — солгал я, протягивая ему бутылку и усаживаясь на стул напротив него.
Я сделал большой глоток, и холодная жидкость проникла в мое горло.
Ной хмыкнул, прежде чем сделать глоток из своей бутылки. Несколько минут он молчал, просто наблюдая за мной, анализируя меня.
Я повернул шею, чувствуя себя неуютно под его пристальным взглядом, ожидая, что он продолжит.
Вместо этого я решил нарушить молчание. В тот вечер я услышал, как София вскользь упомянула их имена, но, несмотря на мои поиски, их связь с Виктором Моралесом все еще оставалась загадкой.
— Ты когда-нибудь слышал о фамилии Баррера? — спросил я.
Он удивился моему вопросу.
— Нет. Почему ты спрашиваешь?
— Просто кое-что подслушал.
— А теперь расскажите мне, что произошло между тобой и Оливией Моралес?
Мои брови опустились в замешательстве от его слов. Я прищурился, сомневаясь, стоит ли мне рассказать или нет. После еще одного долгого молчания я остановился на последнем варианте, решив пока отложить расспросы на второй план.
— Попробуй угадать, — проворчал я, делая еще один глоток.
— Она София.
Я поставил свою бутылку на деревянную поверхность, уставившись в стол. Я провел пальцами по волосам, пустота в моей груди сжалась, как и мое сердце при упоминании ее имени.
— Да. — Я насмехался.
— И? — спросил он.
Я поднял на него глаза, встретившись с его взглядом.
— И ничего. Она солгала, — сказал я, уже не скрывая раздражения в своем голосе.
— Ты должен поговорить с ней.
Я покачал головой.
— Я не могу.
— Нет, можешь.
Он вздохнул, встал и направился к двери.
Он задержался, его рука держалась за дверь, пока он смотрел на то место, где я сидел.
— Послушай, я, может быть, не лучший советчик в этой области, но если я что-то и знаю, так это то, что ты не должен позволить тому, что случилось, снова отнять ее у тебя.
Он бросил взгляд в сторону, как бы погрузившись в свои мысли, а затем встряхнулся и вышел из того состояния, в котором находился.
— В конце концов, ты просто пожалеешь об этом, — тихо сказал он.
Дверь закрылась за ним с тихим щелчком, его последние слова эхом разнеслись по пустому пространству.
Я вернулся к дивану и снова лег на него, вернувшись в прежнее положение до того, как он прервал меня.
Следующие несколько часов я размышлял над его словами, понимая, что он был прав.
Татуировка, отпечатавшиеся на моей коже, была последним, что я увидел перед тем, как погрузиться в сон.
Прошло две недели. Две недели мы не виделись. Две недели я с ней не разговаривал с ней. Две недели я не держал ее в своих объятиях.
Я пытался утопить себя в работе, принимая больше клиентов, чем мог осилить за раз, пытался сделать все, что могло бы отвлечь меня от мысли о том, что я скучаю по ней. Но ничего не помогало. Ничто не могло заменить боль и смятение, которые она причинила.
Куда бы я ни посмотрел, напоминания о ней проникали в мой разум. Она занимала все мое пространство.
К тому же я каждый день проезжал мимо ее дома, ожидая, надеясь увидеть ее хоть мельком, но, к сожалению, безуспешно.
Я знаю, жалко.
Было бы так легко просто выйти из машины и быть с ней. Вернуться к тому, чем мы когда-то были, заключить ее в свои объятия. Но насколько хуже было бы, если бы она снова ушла.
Мой разум и сердце были в тупике. С одной стороны, сердце хотело прорваться внутрь и вернуть ее, а разум хотел уберечь мое сердце от повторного разрыва.
Она всегда была моей, но видела ли она меня своим?
На самом деле, дело было не в том, что я не верил в то, что мы делили в хижине. Наконец-то она снова почувствовала себя моей, но я не знал, могу ли я доверять этому.
Если быть честным с самим собой, я боялся доверять ей. Однажды она уже бросила меня. Что помешало бы ей сделать это снова?
Я убеждал себя, что если я смогу отвлечься, злясь на нее, то боль от тоски по ней рассеется настолько, что я смогу справиться с этим. Я делал нерешительные попытки сдерживать свой гнев, поскольку так было легче не чувствовать боль так глубоко, но она медленно угасала с каждым днем.
Через несколько дней после разговора с Ноем я наконец-то перезвонил маме, извинившись за то, что пропустил ее звонки. Она начала расспрашивать о Софии, но я просто продолжал отмахиваться от ее вопросов. Я чувствовал, что она хотела надавить, но углубление в этот разговор только подлило бы масла в огонь.
Выключив зажигание, я вышел из машины и пошел по подъездной дорожке, оглядывая участок, который я построил. Я купил это место за несколько лет до этого и потратил месяцы на его реконструкцию, пока оно не стало идеальным.
Пока все не стало именно таким, каким, как я помнил, хотела его видеть она.
Все эти годы я находил утешение в том, что жил в доме, который напоминал мне о ней, но теперь это было чистой пыткой.
Я отпер дверь и вошел внутрь, встретив оглушительную тишину. Мне отчаянно нужно было выбраться из этого места, хотя бы ненадолго.
Следующим утром я снова был в пути, направляясь в единственное место, которое помогло мне исцелиться в прошлом.
Несмотря на то, что мое доверие к ней было подорвано, моя любовь к ней все еще была там. Я надеялся, что пожив в этом доме я, наконец, верну ее.