Эйден
Тик-так.
Я поднимаю взгляд на настенные часы, ощущая, как проходит каждая секунда… или мне так кажется.
Мэдди одолжила машину у Джеймса, чтобы отвезти Брента в аэропорт. Ее до сих пор нет, а она уже должна была вернуться.
Я ковыряюсь в корзинке для хлеба в ресторане, сидя в гордом одиночестве. Персонал мне сочувствует — невысокая блондинка предложила принести что-нибудь выпить, помимо воды, но я не хочу, чтобы до появления Мэдди хоть что-то туманило мой разум. При общении с ней необходимо всегда быть начеку.
— Так вы из Нью-Йорка? — спрашивает официантка.
За последние десять минут она трижды подходила к моему столику. Сначала, казалось, просто из вежливости, но теперь я начинаю думать, что она ждет от меня вопроса, когда закончится ее смена.
— Да. Переехал в прошлом году.
— Круто! Я никогда там не была, но с удовольствием бы посетила. Особенно сейчас… держу пари, там волшебно во время праздников.
Я киваю и смотрю ей через плечо в сторону двери.
Мэдди все нет.
— К вам так никто не присоединился? — спрашивает она с сочувствующей улыбкой.
— Пока нет.
Я беру еще один кусочек фокаччи и провожу им по соусу из оливкового масла и трав, пытаясь отвлечься.
Дверь открывается, и я выпрямляюсь.
Мэдди заходит внутрь, стряхивает снег с волос, развязывает шарф и снимает куртку. Затем передает вещи хостесс, которая указывает в мою сторону.
Увидев меня, Мэдди замирает. Ее взгляд останавливается на уютно расположенном столике на двоих в дальнем углу. Тут свечи, розы и… я.
Технически, я обманул ее.
Предполагался семейный ужин с Джеймсом, Джоли и Фордом на буксире, но малыш раскапризничался перед выходом, и Джоли решила никуда не идти и заказать еду домой. Я обещал предупредить Мэдди, но не сделал этого.
Мэдди прищуривает глаза и направляется ко мне.
Официантки рядом со мной не существует. Мир забыт. Я встаю и улыбаюсь.
Мэдди не реагирует. Она доходит до столика и не говорит ни слова.
— Ты опоздала, — флиртую я.
— А тут не хватает троих.
— Они остались дома. — Мэдди собирается развернуться обратно к двери, но я ловлю ее за руку. — Ты все равно уже здесь.
Ее взгляд скользит мимо меня к столу, задерживаясь на корзинке с хлебом.
Ага!
— И ты голодна, — настаиваю я. — Останься и поешь со мной.
Она бросает взгляд на официантку, которая все еще топчется рядом и наблюдает за нашим маленьким представлением.
— Что заказать из напитков? — спрашиваю я, не давая Мэдди возможности вежливо откланяться.
— Желательно что-нибудь с алкоголем, — бормочет она, неохотно снимая маску раздражения и кротко улыбаясь официантке.
— Мы делаем отличные фирменные коктейли, — отмечает официантка. — Принесу вам один.
— Сделайте два, пожалуйста, — прошу я, отодвигая стул для Мэдди.
Официантка уходит, и мы остаемся одни. Я держусь за спинку стула, но Мэдди медлит садиться.
— Я не кусаюсь, — дразнюсь я.
Она краснеет, протискивается мимо меня и садится. Я придвигаю ее стул к столу, аккуратно, но очень близко, чтобы ей было труднее встать, если она вдруг надумает сбежать.
Затем, просто потому что это забавно, я тянусь за сложенной салфеткой на столе и разворачиваю ее.
— Помочь заправить тебе под воротник, чтобы ты не заляпалась?
Она не смеется — молча вырывает ткань у меня из рук и бросает себе на колени.
— Ты обманом заставил меня поужинать с тобой, — указывает она, когда я обхожу стол, чтобы занять свое место.
— Тогда, полагаю, мы квиты.
Она отводит взгляд… ей неловко?
— Зачем ты позвала сюда Брента? Из-за меня?
Она внимательно рассматривает что-то в другом конце ресторана, теребя салфетку на коленях.
— Мэдди…
— Если ты хочешь, чтобы я осталась, давай поговорим о чем-нибудь другом.
— Какие мы вспыльчивые. Вот, возьми немного хлеба.
Я кладу кусочек на маленькую тарелку перед ней, затем пододвигаю соус с оливковым маслом.
Она уставилась на мое подношение.
— Не отравлено.
Наши взгляды встречаются, и я вижу, что ее глаза улыбаются или что-то в этом роде. По жизни Мэдди далеко не суровая, она любит веселье. В ней бурлит столько энергии, и я хочу это вернуть. Я хочу, чтобы напротив меня в этом ресторане сидела настоящая Мэдди.
Лампы над головой внезапно тускнеют, объявляя о переходе от дневного освещения к вечернему. Между нами мерцает свеча, и блики отражаются в глазах Мэдди.
Я ничего не могу с собой поделать. Я не могу сидеть напротив нее и продолжать это дерьмо. Меня уже долгое время мучают некоторые вопросы.
— Ты когда-нибудь думала о том вечере у бассейна?
Она поднимается, скрипнув стулом.
— Я больше так не могу, — тихо говорит она и спешит к выходу.
Блядь.
Я стремительно достаю из бумажника наличные и бросаю на стол, чтобы не подставлять официантку заказанными напитками, затем мчусь с шумом за Мэдди через ресторан.
Та не дожидается шарфа и куртки, просто выбегает в снежную ночь Колорадо.
Мне приходится задержаться и забрать наши вещи, иначе Мэдди замерзнет. Хостесс требуется вечность. Я начинаю думать, что она не отдаст не мою куртку.
— Вещи моей лучшей подруги. Уверяю, они до нее доберутся, — пытаюсь убедить, что не намерен украсть чужую куртку.
Но когда я выхожу из ресторана, до меня доходит, что я сказал не совсем правду. Мы с Мэдди не лучшие друзья. На самом деле, мы… вообще никто.
Я кружусь на месте, гадая, куда она могла пойти.
Внедорожник Джеймса все еще припаркован за рестораном, так что она не поехала обратно домой. Я засовываю руки в карманы и иду по ухоженной дорожке к центру деревни Вейл. Железные уличные фонари освещают ночь. Кругом люди гуляют семьями. Завтра сочельник: улица наряжена венками, украшениями и гирляндами. Я продолжаю бесцельно бродить, безуспешно пытаясь выследить Мэдди, пока не натыкаюсь на большой каток.
Там ее и замечаю. Она, прислонившись к бортику, наблюдает за детьми на льду.
Ее внимание привлекла маленькая девочка — она крутится на коньках отдаленно от всех, уверенная и грациозная. Ей не больше семи или восьми лет, но она выглядит как будущая маленькая олимпийская чемпионка.
Мэдди не сводит глаз с ребенка, даже когда я подхожу. Я бросаю куртку через бортик, но она не двигается, чтобы ее взять.
Вокруг катка стоят обогреватели, поэтому, может быть, ей не слишком холодно.
Мы стоим бок о бок и наблюдаем.
Фигуристка поднимает руки над головой, как балерина, и вращается, а затем пролетает прямо мимо нас, так близко, что почти касается. Я перевожу взгляд на Мэдди и вижу ее улыбку, но по ее щеке скатывается одинокая слезинка.
Она шмыгает носом и смотрит на свои руки.
— Мне стыдно, — тихо шепчет она.
Это признание застает меня врасплох. Я не отвечаю, боясь разрушить чары.
— Глупо получилось с Брентом. Я просто… не могла приехать сюда и увидеть тебя в одиночку.
Сосредоточив внимание на ее нежной шее в свете праздничных огней, я наблюдаю, как она сглатывает.
— Я такой плохой? — шучу я.
Она смеется и вытирает нос.
Я знаю, что мне нужно сказать Мэдди миллион признаний, но после того, что произошло в ресторане, решаю держать рот на замке. Если я не хочу оттолкнуть Мэдди, придется играть по ее правилам, и прямо сейчас это означает стоять здесь и молча наблюдать за фигуристами.
Я беру ее куртку и помогаю Мэдди просунуть руки в рукава. Затем она застегивает молнию и тянется за своим шарфом. Как только она оказывается укутанной, мы прислоняемся к бортику плечом к плечу и смотрим.
Из динамиков звучит рождественская музыка, это песня Christmas Lights группы Coldplay. Я знаю ее только потому, что она одна из любимых песен Мэдди. Крис Мартин поет, что он «всегда любил тебя, дорогая, и всегда будет любить», и комок встает поперек моего горла.
Я все испортил.
Мне не следовало ехать в Нью-Йорк.
Я никогда не должен был оставлять Мэдди, и теперь, стоя рядом с ней, я переживаю, что слишком опоздал исправлять эту ошибку. Какие бы чувства она ни испытывала ко мне, все настолько переплелось со злостью и болью, что невозможно вырвать оттуда без урона даже каплю счастья.
Но какова альтернатива? Опять молча уехать из Колорадо?
Стоять здесь и слушать песню о том, как кто-то кого-то любит и притворяется, что это не так?
Мне приходится пятьдесят раз открывать и закрывать рот, собираясь начать речь, наполненную признаниями, извинениями и полусформированными обещаниями о будущем, но, в конце концов, я оставляю свои слова при себе и даю ей время привыкнуть ко мне возле себя. И все. Мы снова вместе, этого достаточно на сегодня.
Это было самое сложное, что я делал в этой жизни: проводил ее обратно к внедорожнику Джеймса, отвез до дома, открыл для девушки дверь, а затем наблюдал, как она снимает с себя верхнюю одежду, как повесила куртку и шарф. Я подумываю о том, чтобы спросить ее, голодна ли она. Ведь Мэдди не ужинала. Я мог бы приготовить ей что-нибудь, но прежде чем у меня появляется шанс предложить, она уже направляется по коридору… ускользает от меня.
Позже, лежа в постели, я смотрю в потолок и веду борьбу с разными эмоциями: гневом, сожалением, тоской и влечением, которое становится все труднее и труднее сдерживать. Внизу живота все сжимается, и я накрываю его рукой. Лежу неподвижно и жду, как человек в тюремной камере, как животное в клетке. Вряд ли я смогу спать еще одну ночь, дышать еще минуту, не рассказав о своих чувствах Мэдди.
Я резко сажусь, собираюсь скинуть одеяло и пойти в ее комнату, когда моя дверь открывается, и появляется Мэдди. Ее освещает лишь тусклый свет из ванной.
Она выглядит уязвимой, кажется, что даже слабый ветерок способен отбросить ее обратно, подальше от меня. Пальчики ног Мэдди едва преодолевают пропасть, отделяющую мою комнату от ванной. Ее руки скрещены на груди, словно щит, словно она удерживает меня на расстоянии. Ее распущенные светлые волосы свисают беспорядочными волнами, пряча лицо.
Я застываю на месте.
Как в ловушке.
— Я недовольна тобой, — говорит она, хмуро уставившись на мою обнаженную грудь. — По миллиону причин. Вообще-то, я даже не уверена, что ты мне еще нравишься.
Я отбрасываю одеяло в сторону, но она вытягивает руки, чтобы я остался на месте.
— Не вставай. Пожалуйста. Просто…
Невыносимо делать так, как она попросила. Я не хочу сидеть на этой кровати. Я не хочу давать ей шанс снова выстроить против меня стену. Я собираюсь было проигнорировать ее просьбу и подойти, но внезапно она сама шагает в мою сторону.
Мэдди приближается дюйм за дюймом, пока не оказывается у кровати между моих бедер.
Мы зависаем в таком положении, не прикасаясь, в миллиметрах друг от друга. Я смотрю на нее снизу-вверх, и по ее взгляду в никуда можно сказать, что она погружена в свои мысли. Я в отчаянии сжимаю одеяло на бедрах, пока Мэдди не обнимает меня за плечи и осторожно не седлает мои колени.
Я настолько застигнут врасплох, что не могу сформировать связную мысль.
— Только сегодня, хорошо? — Ее губы приближаются к моим.
Судя по ее тону, она едва набралась смелости, чтобы задать этот вопрос. Ее пальцы дрожат на моих плечах. Тело Мэдди кажется хрупким. Ее шелковистая голубая пижама касается моей кожи, так дразняще, что я не могу удержаться и прижимаю девушку к себе.
— Сегодня, Эйден, — повторяет она.
Я киваю, а что мне еще остается? Изменить условия? Она сбежит.
А сейчас Мэдди целует меня, нежно прижимаясь своими губами к моему рту. Я отвечаю не сразу. Мне нравится, что она сидит на мне, обнимает меня за плечи и делает все это.
Так приятно знать, что Мэдди хочет меня, знать, что она сама пришла ко мне сегодня вечером.
Явно раздражаясь отсутствием инициативы, Мэдди отстраняется и смотрит на меня, черты ее лица едва различимы в слабом свете.
Мэдди хмурится. Я не двигаюсь, но она сидит на мне, значит, чувствует силу моего желания.
Мэдди дотягивается до моей ладони на своей спине, и свободной рукой оголяет свой живот. Затем прижимает мою руку к своему обнаженному телу, чуть ниже грудной клетки.
— Прикоснись ко мне, — шепчет Мэдди.
Я ласкаю ее теплую кожу, чувствуя, как та покрывается мурашками. Когда я осторожно подбираюсь к ее груди, наблюдаю за выражением лица Мэдди и фиксирую едва заметные изменения. Она словно загипнотизированная наблюдает за мной.
Мэдди такая горячая, что кажется, будто в любой момент вспыхнет.
Кончики моих пальцев прикасаются к ее груди, замирая на мгновение, и мы сходим с ума. Губы Мэдди приоткрываются, и я ожидаю услышать свое имя в мольбе, но она ничего не произносит. Тогда я накрываю ладонью ее груди, и их тяжесть будоражит мою кровь. Идеальный размер для моей руки. Наклонившись, я оставляю поцелуи Мэдди на щеке, затем в уголке рта. Мои прежние желания возвращаются с полной силой, и я наконец соединяю наши рты, дразня Мэдди, пока она не приоткрывает губы и не позволяет мне углубить поцелуй.
Мне хочется прижать Мэдди спиной к стене, предварительно сорвав одежду одним махом, и резко в нее проникнуть, глубоко, до основания, толкаться бедрами и выбивать из нее крики удовольствия. Я почти хочу сделать ей больно, чтобы разделить свои страдания. Она ведь должна узнать каково это, хотеть кого-то вечность?
Но сегодня шоу Мэдди, и я буду играть по ее правилам. Я откидываюсь на кровати и даю понять, что Мэдди одна контролирует ситуацию. Ее сладкое тело оказывается на мне, ее ноги раздвинуты.
Меня чертовски возбуждает, когда она смотрит на меня сверху вниз, когда скользит пальцами по моему прессу, а затем ниже, поиграть со шнурком на моих штанах.
Хочется подстегнуть Мэдди прикоснуться ко мне, но она не нуждается в подсказках.
Она любопытна, поэтому ей не требуется много времени, чтобы просунуть руку под пояс моих брюк и потрогать мою твердую длину. А когда ее рука сжимает меня в кулаке, я с шипением втягиваю воздух.
Я еще никогда не видел такую Мэдди, и это нереально.
Она садится на меня и начинает двигать своей рукой по моему члену. Я испытываю искушение зажмуриться и насладиться моментом, но не хочу пропустить ни одной секунды. Надо бы предупредить Мэдди, что последний раз секс у меня был очень и очень давно, что я никогда — ни разу — не хотел кого-то так сильно и что ее рука чертовски хорошо чувствуется, но мне нравится эта пытка, удовольствие от того, что я наконец получил то, чего так долго жаждал.
Я убеждаю себя быть хорошим мальчиком, оставаться под ней и позволять девушке задавать темп, и я пытаюсь. Мне удается это еще несколько секунд, но потом у меня сносит крышу — простонав, я приподнимаю Мэдди и бросаю на кровать, чтобы теперь самому нависнуть над ней.
Так-то лучше.
Моя маленькая Мэдди лежит совсем беспомощно подо мной.
Никуда не деться. Не спрятаться от наших желаний.
Я хватаю ее за запястья и грубо завожу ее руки по обе стороны от головы. Ее прикосновения слишком на меня действуют. Все может закончиться в одно мгновение.
Веди себя хорошо. Оставайся на месте.
Затем отпускаю запястья Мэдди и возвращаюсь к той тонкой штуке, которую она называет сорочкой. Ее грудь едва прикрыта шелковым материалом — Мэдди не просто нервничает, она напугана.
Что, по ее мнению, я собираюсь с ней сделать?
Причиню боль?
Совсем немного.
Я вдавливаю Мэдди в кровать своими бедрами и задираю подол ее ночной рубашки все выше и выше, пока не открывается обзор на ее груди. И нетерпеливо опускаю голову. Мой рот сосет, кусает и целует, в то время как Мэдди извивается подо мной.
— Тише, — предупреждаю ее.
Мы не одни в доме, но похоже, что она забыла об этом. Со мной она забудет обо всем.
Я не в силах сдержать желание почувствовать больше ее обнаженной кожи, поэтому скольжу руками по ее телу. Как только моя ладонь опускается к ее плоскому животу, Мэдди начинает дрожать, и мои пальцы ныряют под ее трусики.
Она влажная, теплая и мягкая… И такая покладистая. Я провожу ладонью по внутренней поверхности ее бедер, но Мэдди не может раздвинуть ноги шире, потому что их сжимают мои колени. Несмотря на это, мне удается погрузить в нее палец.
Мэдди откидывает голову назад и вжимается в кровать.
Чувственная Мэдди.
О, чертовски чувственная.
Если она не хочет нормально разговаривать, я расскажу ей все другим способом прямо здесь, на моей кровати. Что тебя смущает в моих чувствах? Как ты можешь так сильно меня хотеть, если считаешь, что мы не можем быть вместе? Я дразню ее пальцами, проскальзывая внутрь и растягивая ее.
Губы Мэдди приоткрываются, и она всхлипывает. Вероятно, я слишком напористо действую, но я не могу сдерживаться. Мы уже не прежние Мэдди и Эйден. Если бы раньше я мог быть осторожным и медленным, но ожидание свело меня с ума.
Я наклоняюсь над Мэдди и позволяю своим губам прижаться к раковине ее уха.
Я шепчу, каково это — прикасаться к ней. Описываю непристойными словами, от которых Мэдди вздрагивает и приподнимает бедра навстречу моей ладони. Я чувствую, как она начинает дрожать, и замираю. Впиваясь ногтями в кожу на моих руках, она просит меня продолжать. Злится за то, что я остановился.
Я вновь двигаюсь в ней, медленно, чтобы она не кончила, совсем не то, что ей нужно.
Бедная, бедная Мэдди.
Я устроил нам встречу в ресторане, чтобы все упростить, но она решила войти в мою комнату посреди ночи. И теперь мы как животные.
Я позволяю Мэдди еще несколько раз подмахнуть бедрами под моей рукой, прежде чем отстраниться. Я хватаю Мэдди и укладываю посередине кровати, а затем стягиваю ее трусики, отбросив их к своим ногам.
Затем поднимаю свой взгляд на девушку в постели. Она обнаженная, если не считать сбившейся у шеи ночной сорочки. Ее кожа блестит, розовая и раскрасневшаяся, особенно на груди и между бедер.
Я стою и наблюдаю, как она рассматривает меня снизу своим мягким и покорным взглядом. Я дал Мэдди немного, но она жаждет большего.
Продолжать ли нам, Мэдди?
Должен ли я снять штаны, залезть на тебя и погрузиться внутрь?
Боже, ты бы позволила. И свела бы меня с ума.
Что ж, я хочу свести с ума тебя.
Прижав палец к губам, я предупреждаю ее, чтобы она молчала. Затем опускаюсь на четвереньки на кровати и устраиваюсь между ее бедер, чувствуя, как матрас прогибается под моим весом. Будучи полностью открытой передо мной, Мэдди сводит от стеснения ноги, но я не даю ей долго скромничать. Провожу ладонью по ее ногам от коленей и ниже, пока не добираюсь до развилки и не ныряю пальцем обратно в ее тепло. Вот так просто она вновь уступает и охотно открывается мне. Пока мой палец внутри, мой рот накрывает ее естество, чтобы облизывать долго и медленно.
Мэдди вскрикивает, и я сжимаю ее бедро — последнее предупреждение.
Из-за нее нас застукают, и тогда нам надо будет остановиться.
Но я не остановлюсь.
Я убираю пальцы, чтобы держать ноги Мэдди раздвинутыми, пока ласкаю ее языком. Мэдди выгибается на матрасе навстречу моему рту, и я трахаю жесткими и четкими движениями, быстрыми и длинными взмахами, от которых она доходит до оргазма. Мэдди дрожит, но я не отрываю от нее губ, желая выжать из нее наслаждение до последней капли. И только когда Мэдди обмякает, я напоследок целую ее там, а затем приподнимаюсь на руках и смотрю на нее сверху вниз.
Ее глаза закрыты, а грудная клетка быстро поднимается и опускается. Она словно не со мной в одной комнате. Будто где-то в другом месте… парит.
Я щекочу внутреннюю сторону ее колена, и Мэдди распахивает глаза. Она смотрит на меня из-под тяжелых век, тянется обнять меня за шею, желая продолжения, но я отстраняюсь и встаю.
Мэдди раздраженно хмурится, когда я поднимаю ее трусики и натягиваю на нее обратно.
— Я не хочу останавливаться.
— Хорошо. Я тоже. Ни сегодня, ни завтра.
Она понимает, что я имею в виду, поэтому расправляет плечи и до конца подтягивает трусики самостоятельно.
— На повестке дня только сегодняшняя ночь. Соглашайся или я пошла.
Я отхожу от кровати.
— Тогда, пожалуй, спокойной ночи. Увидимся утром… на втором раунде.
— Этому не бывать, — говорит она, опуская ночную сорочку на груди.
— Посмотрим.
Ей не нравится уверенность в моем тоне.
— Ты невыносим, — бросает Мэдди, сползая с матраса и встав прямо передо мной.
Я смотрю на нее сверху вниз с самодовольной улыбкой.
— Я не могу поверить, что мы когда-то были друзьями. — Ее острый взгляд пытается пронзить меня насквозь.
— Значит, мы больше не друзья? — уточняю я, наклоняя голову и потирая большим пальцем нижнюю губу, как бы напоминая, что эти губы только что были между твоих ног, милая.
— Ни в коем случае, — фыркает она.
— Итак, тогда теперь… кто мы?
Глаза Мэдди кричат об ответе, прежде чем она выходит из комнаты и захлопывает за собой мою дверь.