Мэдди
— В заключение хотелось бы добавить, что на рабочем месте нужно быть во всех этих предметах гардероба, а не в одном из представленных. — Я стою в конференц-зале и указываю на плакаты. Я лично занималась их выбором и склейкой. Первый информирует, «ЧТО НОСИТЬ», а другой — «ЧТО НЕ НАДЕВАТЬ». Если вы думаете, что подобные материалы не нужны взрослым людям, значит, вы никогда не работали в отделе кадров. Для плаката «МОЖНО НОСИТЬ» я подобрала такие вещи, как рубашки на пуговицах, джинсы, майки-поло, блузки, туфли на плоской подошве и кроссовки. На другом плакате — купальники, шлепанцы, топы, платья для ночных клубов… такое я замечала на людях в этом офисе.
— Итак, у кого-нибудь остались вопросы?
Десять рук взлетают в воздух.
Чёрт побери. Это… настораживает.
Что может быть непонятного для целой десятки?
Я начинаю отвечать на вопросы.
Первое недовольство исходит от старого доброго Джо. Еще ни разу он не посетил мою презентацию, не рассказав о своих проблемах.
— Да, все понятно, хорошо, но у меня есть заключение от врача, где говорится, что мне разрешено носить шлепанцы на рабочем месте из-за грибка на пальцах ног.
Великолепно. Просто великолепно.
— Давай поговорим наедине, — предлагаю я, прежде чем дать слово кому-нибудь еще.
— Мне кажется, здесь намекается конкретно на меня, — говорит женщина в красном облегающем платье, которое жутко напоминает платье с плаката «НЕ НОСИТЬ». Упс.
Я улыбаюсь и качаю головой.
— Никаких намеков. Эта встреча — всего лишь обычное напоминание, чтобы мы вспомнили, какая одежда подходит для работы, а какая — нет.
Еще одна рука взмывает в воздух. Это Дэн, один из наших редакторов. Я считаю его довольно симпатичным: высокий и долговязый, с короткими рыжими волосами и беззаботной улыбкой. Он — любимчик офиса, потому я уверена, что если он задает вопрос, то только для того, чтобы снять напряжение.
— Дэн?
— У меня возник вопрос насчет кроссовок, — говорит он, указывая на мой плакат с разрешенными предметами гардероба.
— Слушаю, — решаюсь я, стараясь не улыбаться.
— Приемлемы ли синие кроссовки? — спрашивает он с серьезным видом. — Потому что на плакате белые.
Я проигрываю битву и выдаю улыбку, хотя и слабую.
— Да.
— Черные?
Я вот-вот расхохочусь во весь голос и выйду из образа.
— Да.
— А как насчет синих кроссовок с черными полосками?
Теперь все смеются.
Я завершаю встречу. Все расходятся, ненавидя меня немного меньше, чем до шуток Дэна. Моя работа, мягко говоря, интересная. Я работаю в рекламном агентстве «Зилкер Креатив». Нас всего сорок человек, поэтому, хотя моя официальная должность офис-менеджер, на деле я выполняю работу отдела кадров, контролирую чистоту обеденной зоны и выношу мусор, потому что больше некому. Вдобавок ко всему, при каждом удобном случае, я помогаю руководству.
Дэн — один из классных ребят, которые работают в «Зилкер». Он пытается немного облегчить мою жизнь, и это не остается незамеченным.
— Отлично сработано, — говорит он мне, когда я снимаю свои плакаты.
Я самоуничижительно пожимаю плечами.
— О, спасибо. Знаешь, невозможно угадать, как пройдет очередная встреча. Мне показалось, что все потеряно, когда я слово в слово перечитывала дресс-код компании.
Он прячет руки в карманы и пожимает плечами.
— Трудная аудитория.
— Мне ли не знать, — хмыкаю я.
Он улыбается и кивает мне на прощание, после чего уходит за остальными. Зал я покидаю, чувствуя себя немного менее дерьмово.
После собрания мне нужно сходить на третий этаж, чтобы представиться новому главному креативному директору. Сегодня ее первый рабочий день, и я хочу произвести хорошее впечатление. Возле ее кабинета я перекладываю свои плакаты под левую руку и осторожно стучу.
— Элиза, у вас есть минутка? — спрашиваю через дверь.
— Конечно, конечно! Заходите!
Расправив плечи, я открываю дверь и через мгновение встаю как вкопанная.
Элиза лежит на массажном столе лицом вниз, а мужчина в свободном льняном наряде растирает ей поясницу. Она прикрыта простыней, но все равно совершенно очевидно, что под ней ничего нет.
— О, э-э… — Я гуманоид, у которого сбилась программа. Я делаю шаг вперед, назад, оборачиваюсь, смотрю в потолок, на пол, затем, наконец, семеню к двери. — Простите! Я не знала, что вы заняты. Я могу вернуться позже!
— Чепуха. Дипак почти закончил, а я умею работать в режиме многозадачности. — Она поднимает голову с массажного стола и смотрит на меня. — Не стой там просто так. Заходи и рассказывай, зачем ты здесь.
— О, ну что ж… Я просто хотела представиться, — бормочу я, теребя свои плакаты.
— Само собой. Зачем тогда еще ко мне приходить? — Она смеется над своей шуткой. — Как тебя зовут?
— Мэдисон Лейн. Я здесь офис-менеджер.
Она хмурится, как будто эта информация ей не по нраву.
— Кто по собственной воле хочет работать офис-менеджером?
Ее откровенность застает меня врасплох.
— Эм… ну, когда я размещала свое резюме, это была единственная вакансия в компании.
Она мычит.
— Это твоя мечта? Организовывать работу в офисе?
— Я… получаю от этого удовольствие.
Она взмахивает ладонью, и Дипак отходит. Заворачиваясь в простыню, Элиза садится, чтобы получше разглядеть меня. Я поднимаю глаза к потолку, пока не убеждаюсь, что она достаточно прикрыта тканью. Похоже, мне придется добавить кое-что еще к плакату «НЕ НОСИТЬ» к следующей презентации.
— Дипак, дорогой, ты был великолепен, — благодарит она и отпускает его. — В то же время на следующей неделе?
Он почтительно кивает в ее сторону и, не проронив ни слова, молча покидает комнату.
Элиза блаженно вздыхает.
— Дипак — настоящая находка. Не представляю, что бы я делала без массажиста. Его руки стоят той платы, которую он берет за перелет из Портленда.
Я стараюсь не округлять глаза. Она каждую неделю вызывает массажиста с западного побережья?!
Элиза обходит стол и направляется к небольшому холодильнику, который спрятался за листьями фикуса. Достав два готовых зеленых смузи, она протягивает мне одну бутылку.
— Вот, держи. Это сок сельдерея с различными корнеплодами. Сокровище для иммунной системы.
Я принимаю напиток, просто потому что не могу отказать руководителю. После первого глотка мне приходится сдерживать рвотные позывы. По вкусу эта субстанция напоминает грязь. Даже хуже — грязь, смешанную с тухлым мусором.
Моя реакция не остается незамеченной.
— Ты привыкнешь к запаху, — говорит она, махнув рукой. — Это действительно вкусно. А теперь допивай и скажи мне, что ты хотела? Поговорить?
Сейчас она направляется в уборную, предположительно, чтобы одеться, но я могу ошибаться.
— Я зашла, чтобы представиться и сообщить о готовности помочь, если вам понадобится какая-либо помощь в обустройстве.
Кажется, я нервничаю. Что мне делать с этим дурацким коктейлем? Если я его выпью, меня вырвет. Если я его не выпью, то рискую ее обидеть. Может, полить этой гадостью цветок в горшке? Но что, если от этого дерьма фикус погибнет?
— Хм, да, — произносит из уборной Элиза. — Полагаю, я воспользуюсь твоей помощью. Кэсси помогала мне долгое время, но она бросила меня.
— Она осталась в вашей старой компании?
— Нет, разумеется, нет. Она захотела перебраться в Тибет и жить с монахами. Разве я могла ее остановить? Тем более, что именно я познакомила ее с буддизмом. Ты практикуешь?
Она высовывает голову из ванной в момент, когда я ищу мусорное ведро, чтобы выкинуть туда смузи.
Я подпрыгиваю на милю в воздух.
— Практикую? — щебечу я. — Э-э… что именно?
— Буддизм.
— О… я никогда…
— Они называют это практикой, потому что работа над собой не имеет конца. Ты начнешь заниматься йогой со мной во вторник утром на рассвете. Для души это полезно.
— Вау. Эм, неплохо звучит.
Я понятия не имею, что происходит, поэтому просто соглашаюсь со всем, что она говорит. Мерзкий коктейль? Отлично! Йога на рассвете? Рассчитывайте на меня!
Судя по всему, она настоящая сорвиголова.
— Итак… с чего начать, — продолжает она, исчезнув в уборной. — Я не хочу видеть тебя в желтом. Это мой самый нелюбимый цвет.
Она возвращается в винтажном черном платье Chanel и леопардовых туфлях на плоской подошве. Браслеты Cartier звенят на ее запястьях. Очки в толстой черной оправе сидят на аккуратном носу Элизы. Она потрясающая и устрашающая одновременно. Я хочу убежать так же сильно, как и приклеиться к месту.
Элиза проносится мимо меня к своему письменному столу. Именно тогда я замечаю, что в ее кабинете нет ни одного стула.
— У меня нерегулярный рабочий день, — сообщает она, начиная печатать на клавиатуре. — График с девяти до пяти не по мне. Я позволяю своему телу диктовать мое расписание. Посмотри на стены — ты видишь здесь часы? — После того, как я качаю головой, она продолжает: — Это потому, что время — общественные предрассудки.
Я чувствую, что должна записать — никаких часов, ничего жёлтого, — но у меня нет ни ручки, ни бумаги, только корявые плакаты под мышками. Тем временем Элиза продолжает бессвязную обличительную речь, которой, кажется, нет конца и края.
День обещает быть долгим.
~
— За Мэдди и еще один день выживания в этом безумии! — говорит тост Миа, поднимая свое пиво.
— За Мэдисон! — повторяет Блайт.
— Сегодня платит она, — заявляет Миа с дерзкой улыбкой.
— Нет, она не платит, — отказываюсь я. — Но хорошая попытка. Если я выполняю указания нового босса далеко не факт, что у меня будет прибавка к зарплате.
Поскольку сегодня вечер среды, бар «Летающая тарелка» забит. Мы с друзьями сидим в нашей обычной кабинке третью неделю подряд.
Я потягиваю пиво, ерзая на стуле в ожидании прихода Эйдена. Обычно он опережает меня, но не сегодня. Мой взгляд прикован к двери, и у меня перехватывает дыхание, когда я замечаю его.
Он придерживает дверь, пропуская двух девушек. Их освещает желтый свет уличных фонарей снаружи. Улыбнувшись Эйдену широкой улыбкой, одна из них что-то говорит. Вероятно, благодарит за то, что придержал дверь, но потом он кивает головой в сторону нашего столика, и ее улыбка исчезает. Значит, она предлагала ему присоединиться к ним? По некой причине эта мысль меня раздражает. С Эйденом всегда так. Для него мир — кладезь вариантов.
Когда он идет в мою сторону, я опускаю взгляд на свой бокал, делая вид, что не в курсе его прихода, пока он не оказывается у нашего столика.
— Извините, что опоздал, — говорит Эйден, поднимая бумажный пакет, который я раньше не заметила. — Мне пришлось заехать в магазин по дороге.
— Что там внутри? — спрашивает Миа, заглядывая внутрь.
— Подарок для Мэдди, — дерзко улыбается он в мою сторону, прежде чем поставить пакет передо мной.
Внутри я нахожу шоколадные конфеты. Не просто шоколадные конфеты — конфеты Whitman’s Sampler. Они — моя страсть. Когда я была маленькой, бабушка каждое Рождество дарила родителям коробку. Они делились ей со мной и моей сестрой, но нам выдавалось не больше одной конфеты в день. Эйден видел, что время от времени, блуждая по супермаркету, я с жадностью хватаю одну коробочку себе, потому что обладание этими конфетами приносит мне удовольствие.
— В честь чего подарок? — интересуется Блайт.
— Утром мы с Мэдди поссорились, — докладывает Эйден, махнув рукой, чтобы мы с Мией подвинулись. Он садится рядом со мной так близко, что я вынуждена вдыхать его запах. Его аромат — это комбинация дезодоранта, мыла и лосьона после бритья. Я не могу насытиться этим пряным оттенком с нотками сосны. Я глубоко вдыхаю.
— Милые бранятся? — дразнится Блайт.
Я показываю язык, а затем быстро прячу коробку обратно в пакет, чтобы никто не попытался украсть даже одной конфеты. Мои родители могли ими делиться, но не я.
Эйден толкает меня плечом.
— Простишь меня? — спрашивает он, глядя на меня сверху вниз своими светло-зелеными глазами. Его чернильно-черные волосы взъерошены после работы и ниспадают на лоб, ямочки на щеках дразнят меня, и я смягчаюсь.
— Ты прощен.
Блайт прочищает горло, и я отодвигаюсь.
Друзья переглядываются между собой, безмолвно общаясь. Такое происходит часто, если мы с Эйденом вместе. Блайт и Миа обожают загонять меня в угол и спрашивать, есть ли у меня чувства к Эйдену. Я все отрицаю. Всегда. Притворяюсь, что ничего не замечаю. Это Эйден-то горячий? Какой-какой? Ты думаешь, он мне нравится? Не-е-е-ет.
Я знаю, что все они обсуждают меня за спиной. Я знаю, они считают меня жалкой, потому что я долгое время в него влюблена и ничего не предпринимаю.
Мои щеки пылают, и я тянусь за пивом. Им не понять. Мы с Эйденом ходим по краю. Он не просто мой лучший друг. Он не просто мой сосед по квартире. Мы не просто связаны через брак наших родственников. Все эти сложные нити образуют самый тугой в мире узел вокруг моего сердца. Что будет, если я получу отказ, обнажив свою душу? Что тогда? Куда это нас заведет?