ТАЙЛЕР
Мне приходится отвернуться, чтобы собрать остатки самообладания, чтобы не преодолеть расстояние между нами и не поцеловать ее — нет! Блять.
Она больше не моя, чтобы целовать ее. Может, она никогда и не была моей.
Я любил ее больше всего на свете, я сделал бы для нее все. Я хотел провести с ней всю оставшуюся жизнь… С момента нашей встречи я знал, что люблю ее.
А потом она разбила мое гребаное сердце.
Вырвала его прямо из груди, словно оно ничего не значило, и выбросила.
Я до сих пор помню, как она мчалась прочь через океан, а я стоял бок о бок со своей семьей, держа в руке кольцо, которое я купил. Потеря ее разрушила меня.
А теперь она вернулась.
Словно ничего не произошло. Она стоит там, такая же красивая, как всегда, с той же улыбкой, с теми же зелеными глазами, в которые я смотрел часами напролет, с теми же изгибами, которым я поклонялся. Она тот же человек, которого я любил.
Но я уже не тот человек.
Я стискиваю зубы, когда слышу, как Кален стремительно уходит и закрывает ящик с компьютерами. Я должен подойти к ней, быть вежливым, но, блять, если я не хочу крикнуть ей, чтобы она съебалась обратно на ту лодку, на которой приплыла.
Это наша находка.
Наша, мать ее, добыча. Мы вкалывали, чтобы оказаться здесь, чтобы иметь возможность исследовать такие места, как это, и она не имеет права приходить и забирать это. Развернувшись, я направляюсь прямо к ней, делая свое лицо невозмутимым и непринужденным, жестким, хотя мое сердце замирает, когда я встречаюсь с этими изумрудными глазами, которые я так люблю.
Я становлюсь лидером, на которого полагаются мои люди.
— Так ты дайвер?
— Была в последний раз, когда проверяла, — поддразнивает она, отчего мне хочется свернуть ее долбаную шею. Мне приходится сжать кулаки, чтобы не схватить ее, притянуть к себе и потребовать повиновения, чего я никогда не делал раньше… чего я всегда боялся ей показать.
К черту это.
Как она смеет дразнить меня и стоять передо мной, как будто она не убила меня, когда ушла?
— Мы не можем допустить туда людей, которых не знаем и которым не доверяем, — прорычал я, оглядывая ее. — Ты задержишь нас, — я смотрю на Стива. — Я говорил тебе, что мы не нуждаемся в еще одном дайвере.
— А я говорил тебе, что это мое условие — иметь здесь того, кому я доверяю.
Я фыркнул на это, задаваясь вопросом, можно ли вообще доверять такой змее, как Пейтон. Она морщится от этого звука.
— Тай…
Я перевожу взгляд на нее и сужаю глаза, шагнув к ней и опустив голову. Она не отшатывается, это не в стиле Пейтон. Она выпрямляется и сужает свои глаза, в которых вспыхивает гнев, и, черт возьми, если это не возбуждает меня.
Раньше мне нравилось ссориться с ней, а потом заниматься примирительным сексом.
Мое тело, похоже, не получило гребаную памятку о том, что этого больше никогда не повторится.
— Меня зовут Тайлер. Мне похуй, уговорила ты или купила себе место в экспедиции, — гребаная ложь. Я хочу знать, как ей… как она сюда попала. Я знаю, что она одна из лучших. Черт, она всегда была такой, не то чтобы я следил за ее карьерой. — Но это мое погружение, ты делаешь то, что тебе говорят, или убираешься отсюда, поняла?
Она ухмыляется мне и подходит ближе, ее грудь прижимается к моей, и я в свою очередь отступаю назад, не в силах прижиматься к ее телу. Я не хочу, чтобы она почувствовала, как сильно я хочу ее, как сильно мои мышцы кричат о том, чтобы я прикоснулся к ней. Схватить ее. Сцеловать эту наглую улыбку с ее лица, пока она не начнет выкрикивать мое имя.
— Со мной не будет проблем, Тайлер, — она перекатывает языком мое имя так же, как делала это всегда. Это сводило меня с ума и тогда, и сейчас. — Но я останусь здесь, тебе лучше привыкнуть к этому.
— Им это не нравится, — огрызаюсь я. — Для тебя это будет нелегко.
— Ничто стоящее никогда не бывает легким, — она подмигивает, бросая мои собственные проклятые слова обратно в меня. Я сказал ей эти слова относительно попытки встречаться с ней, когда мы только познакомились, зная, что ее отец возненавидит меня за это. Затем она поворачивается к Стиву.
— Я собираюсь поспать несколько часов. Мы прибыли почти сразу после очередного погружения, разбуди меня к началу брифинга.
Затем, как гребаная принцесса, она разворачивается и, не говоря ни слова, уходит, словно лагерь принадлежит ей.
Я ненавижу, что опускаю глаза на ее упругую задницу, обтянутую шортами цвета хаки, любовно прикрывающими ее. Я все еще помню ее вкус на моем языке. Помню эти длинные, стройные ноги, обхватившие мою талию, когда я трахал ее так, словно она принадлежала мне.
Обладал ею.
— Это будет проблемой? — озадаченно спросил Стив.
— Нет, никаких, блять, проблем, — рычу я.
— Вы знакомы? — спрашивает он, переключая свой взгляд на меня, пока я отвожу свой от ее удаляющейся спины.
— Нет, она всего лишь незнакомка.
КАЛЕН
Три года.
Три гребаных адских года с тех пор, как она ушла.
Я наблюдал, как мой брат ломался и боролся за то, чтобы продолжать жить каждый гребаный день без любви всей своей жизни. Видел его бледным, уставшим и не похожим на самого себя. Видел, как он почти не ест и не спит, с головой погружаясь в работу.
Как он шел на глупый риск, на сумасшедшие погружения… только чтобы заглушить боль.
Когда это я стал защищать его? Всю мою жизнь все было наоборот, хотя я старше на четыре года. Я всегда был более безрассудным, глупым. А он — умным и осторожным.
Но это было до Пейтон, мать ее, Эндрюс.
После… после нее он стал лишь оболочкой того человека, который существовал раньше. Оболочкой, наполненной гневом и болью. Болью, которую она ему причинила. Я отворачиваюсь от нее с отвращением, не в силах больше смотреть на нее, не в силах видеть эти зеленые глаза, кричащие мне что-то.
Кричащие о прощении.
Она стоит там одна, такая маленькая и чертовски совершенная, как всегда. Я не скажу «слабая», Пейтон никогда не была слабой. Это одна из тех вещей, которые… мать твою, нет, я не вернусь на эту дорогу.
Как… как она может быть здесь?
Почему сейчас, после всех этих лет?
Пейтон была нашей… чтобы дразнить, терзать, заботиться. Не то чтобы я когда-либо делал что-то в этом роде, мы никогда не сходились во взглядах. Мы постоянно ссорились и спорили, но, честно говоря, это был единственный известный мне способ общения с ней.
Тайлер всегда говорит, что если я не спорю с тобой, то ты мне безразличен.
Разве это не гребаная правда? Его слова до сих пор преследуют меня, потому что в его глазах было понимание. Мы никогда не говорили об этом, как и о том, что я спорил с ней больше, чем с кем-либо другим. Что я специально из кожи вон лез, чтобы затеять с ней ссору.
Чтобы вывести ее из себя и взбесить.
И, блять, когда она взорвалась… это было чертовски захватывающе.
Ничто не сравнится с жаром наших стычек, с затаенным ожиданием, гневом, потребностью. Рычащие угрозы и оскорбления, ее взгляд, когда она сталкивалась со мной лицом к лицу. Наши тела вибрировали от этой силы.
Все, что я хотел сделать после этого, — схватить ее и поцеловать, но так и не сделал этого. Она никогда не была и не будет моей. Она всего лишь осколок прошлого, который, когда все закончится, снова исчезнет в тумане.
Я хочу задушить ее, убить за то, что она сделала с моей семьей. Я никогда не ненавидел кого-то так сильно, как ее.
Она — ничто.
Я ухожу, оставляя ее там, смотреть мне вслед, повторяя это в голове.
Она — ничто, она — ничто…