Родители Златы приехали в клинику через несколько часов. Взбудораженные, нервные, готовые разорвать всех и вся на своём пути. Они ругались с персоналом, орали, кому-то постоянно звонили, но при этом выглядели настолько перепуганными, что их становилось жаль.
Всем, кроме Павла Аркадьевича, который не хотел даже смотреть в их сторону. Ему было слишком противно находиться рядом с ними. С теми, кто так красиво "проявляет" сочувствие, а потом также красиво доводит собственного ребёнка до суицида. Несмотря на попытки, мужчина не мог забыть, как её такую слабую и почти не дышащую привезли в отделение.
Голубем мира он не был, но и сволочью тоже. Впрочем, когда разъярённые родители встали перед дверями палаты, все эти рассуждения перестали иметь значение. С другой стороны, морально к этому Павел Аркадьевич подготовиться успел.
Мать Златы привычно трясло, её лицо было багровым, и с минуты на минуту врач ожидал угроз, требований и, разумеется, проклятий. Отец же девушки стоял за спиной жены, явно готовый поддержать любую идею. Взгляд его был тяжёлым и явно не обещал ничего хорошего.
— Наша дочь? Что с ней?! До чего ты её довёл? — от женского крика, больше походившего на вопль, заложило уши. — Где она? Как…?
— Ваша дочь была доставлена к нам в больницу с попыткой суицида, — сухо отчеканил Павел Аркадьевич, скрещивая руки на груди. — Сейчас состояние стабильно-тяжелое, будем наблюдать.
— Она… не могла, вы что-то путаете, — уверенно заявил отец Златы, поднимая голову вверх. Врач неожиданно заметил, как мужчина резко сжал талию жены и притянул к себе. Раньше он за ним таких "проявлений нежности" не замечал. — Моя дочь не могла совершить суицид, она очень любит жизнь и своих родных. Она бы никогда такого не сделала.
— И тем не менее её привезли сюда из-за попытки суицида, — Павел Аркадьевич интонационно ярко выдел последнее слово, хотя прекрасно понял к чему клонит отец Златы. Однако никто из них уступать не хотел, и каждый всматривался в глаза другого с отчаянным презрением. — Она вскрыла себе вены и села в наполненную водой ванну. Чудо, что её привезли сюда живой.
Врач не сдерживал едкость в голосе и не пытался быть вежливым. Хоть умри, он не видел перед собой любящих родителей. Туповатых и эгоистичных баранов — да, но, увы, не более того. Ведь вместо того, чтобы прорываться к дочери, они доказывали ему, что невиноваты. От этого Павлу Аркадьевичу просто становилось противно.
— Это ошибка, вы что-то путаете, — твёрдо и настолько сухо, что врач устало усмехнулся. — Нам сказали, что у неё отравление. Главврач.
— Ах, ну раз главврач, то конечно, — согласился Павел Аркадьевич, иронично пожав плечами. — Видимо, у меня и у всего персонала слишком рано начались провалы в памяти. Но вам, конечно же, видней.
— Вы ещё смеете ёрничать, — шикнула женщина, магическим образом вырываясь из хватки мужа. — Из-за вас наша дочь была в таком состоянии последние дни! Мы успокаивали её всей семьёй, а вы… Вы…
— А я спас ей жизнь, — ставя мать Златы на место, ледяным тоном ответил Павел Аркадьевич. Жёстко, хлёстко и отрезвляюще, отбрасывая весь сарказм и иронию. — Как и бригада скорой помощи. Если бы её привезли хотя бы на десять минут позже, она умерла бы прямо на операционном столе. Вы вчера могли потерять вашу дочь.
Мужчина намеренно говорил холодно и фактами. Возможно отчасти потому что ему подсознательно хотелось, чтобы родители снова прочувствовали этот животный страх потери и хотя бы попытались понять что-то своим куриным мозгом. Но стена явно была толще, чем он предполагал.
Две пары глаз напряжённо смотрели на него, и вот осмысленности там, как не было, так и не появилось.
— Не несите чушь! — Едва дослушав мужчину, прокричала мать Златы. — Это всё нелепое стечение обстоятельств. Вам просто выгодно, что мы сейчас в таком положении и не можем… Но не думайте о себе бог знает что! О ваших приставаниях нам всё известно, и это дойдёт до главврача!
Багровые пятна на лице женщины по ходу её речи багровели всё больше и больше и тем самым невольно придавали её лицу ещё более суровое выражение. Врачу же устало подумалось, что этой мадам явно стоило проверить гормоны.
— То есть, мне выгодно, что ваша дочь лежит здесь? — Наигранно участников уточнил мужчина. Впрочем, на лицах родителей Златы даже тени понимания не читалось. Всё-таки метать бисер перед свиньями дело неблагодарное. — А насчёт приставаний, пожалуйста, где кабинет главврача вы знаете, не забудьте только доказательства взять с собой. Кстати, к дочери, если хотите можете зайти. Вас никто не задерживает.
Толкнув его плечом и, видимо, не найдя, что сказать, женщина устремилась в палату. Отец девушки, напротив, остался стоять перед ним. Ненависть, исходившую от него, было невозможно не почувствовать.
— Будешь дальше так язвить, я от тебя докторишка мокрого места не оставлю, — спокойно заметил мужчина. Совершенно без эмоции. Так, как будто речь шла об испорченной рубашке, а не о его собственной дочери. — Не лезь туда, куда не дорос. Я ведь могу и разозлиться.
— Идите к дочери, — ледяной тон врача послужил достойным отражением атаки. — Она же цель вашего визита, а не угрозы в мою сторону.
И хотя мужчину буквально разрывало от желания пройти в палату, он всё же остался за дверью.
Злата просила его об этом, если даже не умоляла.
Обещание не влезать далось ему сложно, но он достойно выполнял данное слово, даже тогда, когда из поля зрения исчез ненавистный отец девушки. Ведь врач прекрасно понимал, что ей самой нужно всё с ними обсудить.
И пусть Павел Аркадьевич считает её решение лишним геройством и недооценкой сил противника, он должен его принять и заодно просчитать возможные последствия.
***
Морально Злата в течение всего вчерашнего дня готовилась к приходу родителей: продумывала слова, объяснения, манеру поведения и изо всех сил старалась успокоиться. К сожалению, выходило не очень.
В голове всё перемешивалось, язык заплетался, а ладошки потели. Кажется, если бы не внимание и поддержка своего лечащего врача, она бы точно совсем сошла с ума, ожидая их появления. Страх и ожидание ещё с детства сводили её с ума, превращая в малолетнюю дурочку.
Однако, когда мама зашла в палату, Злата была готова ко всему: к крикам, к слезам, к истерикам, к причитаниями. Наверное, ко всему, кроме равнодушия. Только вот женщине в очередной раз удалось её удивить.
Мать решительно зашла в палату, осмотрелась, оперлась на стену и скрестила руки на груди. При этом говорить что-то она явно не собиралась: ограничивалась лишь строгим взглядом на перепуганную дочь. Подошедший чуть позже отец, впрочем, занял такое же положение и последовал примеру супруги.
Тактика игнора. Ты должна сама понять, что сделала не так и извиниться.
Ожидаемо, только вот, несмотря на это, от такой родительской реакции Злате захотелось заплакать навзрыд, как маленькому ребёнку. Она всё-таки верила, что они поговорят, а по факту её снова ожидал "укорительный игнор ", знакомый до боли.
И хотя это было предсказуемо, Злате до последнего не хотелось в это верить. Почему-то она думала, что её суицид, страх потери хоть что-то между ними изменит, но, увы, ничего и не думало меняться. Всё оставалось по-прежнему на своих местах: она — ненужная дочь и пора с этим смириться.
— Привет, — неуверенно начала Злата, когда находиться в молчании, стало уже практически невозможно. Тишина давила на мозги хуже звука работающего перфоратора. — Давно приехали?
— Как только домработница позвонила, так и приехали, — холодно отозвалась мать. — Как самочувствие?
Прозвучало как дежурный вопрос. Как будто справка о погоде.
— Я в порядке, — также безразлично заметила Злата, по-детски притянув колени к груди. Ей хотелось спрятаться домике, но его не было и приходилось снова мёрзнуть в холоде.
— Врач сказал, что ты едва не умерла, — голос отца разрезал молчание настолько неожиданно, что Злата от испуга невольно подскочила на месте. Отец, в принципе, редко с ней разговаривал, и обычно его слова не приносили ничего хорошего. — Знаешь, у нас с мамой один вопрос: зачем? Чего тебе не хватает?
После повисшей паузы и напряжённой переглядки взглядами, Злата всё-таки решила ответить, хотя собственный язык слушался совсем плохо. На секунду, только на одну секунду ей вдруг подумалось, что они могут понять, почувствовать, если она объяснит, поделиться…
— Мне было плохо и страшно, я была совсем одна, — тихо призналась Злата, собираясь с силами и выбирая нейтральную формулировку. Сказать — вы довели меня до этого — она как любящая дочь просто бы не смогла. — И я… больше не могла с этим справляться. Повсюду были те фотографии, и я чувствовала себя…
— Не смей даже говорить про фотографии! — Даже не пытаясь дослушать сбивчивую речь дочери, грубо отрезал отец. Его взгляд был гневным настолько, что, казалось, ещё слово, и он убьёт её прямо здесь. Злата поняла, что только что сказала о святом. О том, о чём нельзя было говорить. Никогда. А главное не ей. Тон мужчина обдавал её холодом хуже ушата ледяной воды. — Твоя сестра бы никогда так не поступила. Она в отличии от тебя за жизнь боролась, верила до последнего, а ты… ничтожество. Злата никогда бы так не поступила, так могла поступить только такая, как ты: бесполезная эгоистка!
— Я знаю, что…
— Нет, ты прекрасно знаешь, что мы не можем сидеть с тобой круглые сутки, — голос матери тут же вклинился в разговор. Он был таким ровным, примерно таким же, каким она любила разговаривать с прислугой. В палате, кажется, скопилось слишком много холода. — Или ты думаешь, что деньги растут на деревьях, как и твои гаджеты и прочее?
Слова били больно, впрочем, на это и был весь расчёт.
Хотя ничего из озвученного никогда по-настоящему Злате было ненужно.
Они это знали, и она это знала.
— Одиночество? Слово-то какое нашла, монстров из нас сделала: заперли дочь в башне — сволочи. А что же ты про состояние своего здоровья забыла. Вылетело из головы, что, если тебе станет плохо в стенах университета, тебя просто не успеют спасти, — продолжила давить мать, привычно искажая и подтасовывая факты. От очередной лживой мантры Злату начинало воротить как от тухлого пирожка. — Извини, мы не хотим потерять дочь, особенно после того, что пережили, а ты эгоистично проезжаешься по мне с отцом. В то время как твоя сестра бы в лепёшку расшиблась, чтобы нас не бросать, а ты… просто…
— Вы же знаете, что всё это неправда. Вы же знаете, что я не виновата и ничего не могла сделать, — беспомощно прошептала Злата, чувствуя, как глаза наливаются слезами. Она хотела закрыть уши руками и исчезнуть из этого мира. Было больно. Настолько, что не хотелось дышать, а их слова снова били в одну точку. Прицельно и на поражение. — Уйдите, пожалуйста… Уходите…
Но родители уходить не собирались и продолжали добивать её взглядом, в котором, как никогда чётко, читалось утверждение того, что она — ничтожество. Они продолжали стоять так десять минут, а потом ушли. И после их ухода Злате от боли и отчаяния снова захотелось вскрыть себе вены.
***
После визита родителей Злате не хотелось никого видеть. Эта встреча, кажется, отняла у неё последние силы. Усталость, стресс, разочарование снова навалились на девушку с новой силой.
Жалко, что она никак не избавится от синдрома обманутых ожиданий. Действительно, чего Злата ждала? Того, что мама бросится к ней, обнимет, извинится и поймёт, что была не права? Бред же…
Но надежда где-то в глубине души всё равно оставалась.
Теперь не было уже и её. Чувство собственной ненужности раздирало изнутри, а на глаза наворачивались слёзы. Было пусто, плохо и не хотелось совсем ничего.
— Всё в порядке? — знакомый голос, разрезавший тишину последних нескольких часов, прозвучал как-то непривычно и совсем инородно.
Девушка не обернулась, просто посильнее натянула на себя одеяло, отчаянно сжав пальцами его край. Она почему-то думала, что незваный гость уйдёт, однако вместо это раздались тяжёлые шаги и скрипнул отодвинутый стул.
— Настолько плохо? — логичный вопрос, ответом на который служит тяжёлый выдох. — Впрочем, и так вижу. Ладно, чувствуешь себя как? Ничего не болит?
— Нормально, — отозвалась Злата, прикрывая глаза. — А ты почему здесь? У тебя же работа: пациентки, обходы, старушки.
Павел Аркадьевич усмехнулся. Привычная ирония, хоть и прикрытая безграничной усталостью и печалью, всё же радовала.
— Да вот пришёл домогаться одну пациентку, а то её родители так об этом просили, что я просто не мог им отказать, — Павел Аркадьевич язвительно улыбнулся и откинулся на спинку стула. Мысль поддразнить её всегда приходила мгновенно, прямо как к какому-то сопливому мальчишке-школьнику. — Но она, видимо, не в настроении, так что пойду попристаю к блондинке с большой грудью из третьей палаты. Её как раз недавно привезли…
Сначала послышалось небольшое шебуршание, а потом пациентка с нахмуренными бровками, наконец-то, повернулась к нему лицом. Такая шутливо-недовольная, что врач не сдержал очередной широкой улыбки. Как подросток, честное слово.
— К какой ещё блондинке ты собрался? — недовольно фыркнула Злата, стараясь выдержать суровый тон и серьёзную мину. Получалось плохо, потому что в глазах уже танцевали бесенята. — Резко полюбил пышные формы?
— Моя любовь к ним и не пропадала, — отмахнулся мужчина, прищурив глаза и оглядывая пациентку. — Как говорят, женщина должна вызывать желание её съесть, а не накормить. Кушать, кстати, хочешь?
Павел Аркадьевич слегка поиграл бровями, выделив интонацией последний вопрос, а Злата вдруг не выдержала и задорно рассмеялась, уткнувшись лицом в подушку. Несмотря на горечь сегодняшнего дня, ей вдруг стало так неожиданно легко, что стало даже страшно.
— Хочу, — просмеявшись ответила Злата и посмотрела на него каким-то таким ласковым взглядом, что в сердце мужчины что-то внезапно закололо. — Еду не хочу, а тебя хочу.
Мужчина усмехнулся, а потом вдруг протянул ей руку, в которую она вложила свою. Он ничего не спрашивал, но она и без этого всё понимала.
— Даже порез вен не помог, — заметила она, сжав его руку сильнее. — Ничего не изменилось. Чувствую себя мусором, дурой и вообще… не хочу сейчас об этом.
— А надо, — въедливо произнёс мужчина, игнорируя недовольное хмыканье. — Злат, тебе нужно поговорить с психологом. Знаю, что тебе захочется сейчас мне врезать, но тебе, действительно, нужно поговорить со специалистом.
— Считаешь меня больной? — Злата опустила подбородок и внутренне сжалась. Девушка как-то сразу некстати вспомнила, что неудавшихся самоубийц обязательно ставят на учёт в психушку. Тело сковало холодом, как и мысли. Но мужской палец, поглаживающий ладошку, незаметно придал сил.
— Считал бы больной, позвал к психиатру. А я говорю про психолога, — жёстко отсёк мужчина, не позволяя женской фантазии свернуть куда-то не туда. — Без него ты с такими родителями сойдёшь с ума, даже мне после них понадобиться мозгоправ. Они всегда такие въедливые?
Злата тихо засмеялась и снова посмотрела на него, но уже без тревоги во взгляде.
— Думаешь, что всё-таки нужно к психологу? — спокойно спросила Злата, и врач положительно кивнул.
— Знаю.
Некоторое время они просто смотрели друг на друга, а потом девушка вдруг решила немного понаглеть и сделать щенячьи глазки. Павел Аркадьевич мгновенно просёк, что у него сейчас что-то попросят, но в тоже время осознал отсутствие шансов отказать.
— Я погулять хочу, можно? — и тон такой просящий с характерной хитрецой.
Врач покачал головой.
— Можно, — всё-таки согласился Павел Аркадьевич, не отпуская её руку, — у меня смена заканчивается через несколько часов. Потом можем пройтись по территории больницы или можешь прогуляться с медсестрой, я могу договориться.
— Хочу с тобой, — перебила его Злата. Видеть кого-то ещё не было ни малейшего желания.
— Ладно, договорились, тогда попозже зайду. — Врач мягко отпустил её руку и встал со стула, собираясь уйти. — Отдыхай.
— Паш…
— Что?
— Спасибо.
Мужчина замер на месте, подумал, резко качнулся на пятках и в момент снова направился к Злате. Буквально секунда понадобилась, чтобы наклониться к ней и чувственно поцеловать капризные губы.
— Свалилась на мою голову!
Довольная ухмылка Златы, кажется, осветила всю палату. В очередной раз Павлу Аркадьевичу подумалось, что она — редкая лиса. Но, с другой стороны, пусть лучше улыбается, чем впадает в состояние депрессии.
— Иначе бы ты слишком счастливо жил. — Заверила девушка, вглядываясь в его глаза. — Расскажешь, что придумал?
— А с чего ты решила, что я буду что-то придумывать? — уточнил мужчина ироничным тоном. Да всё-таки с выводами о наивности этой девочки Павел Аркадьевич погорячился.
— Я успела тебя узнать, — не стала раскрывать всех карт Злата, решая сохранить интригу. — Расскажешь на прогулке?
И снова этот просящий кота из "Шрека" и снова какая-то нелогичная возможность с ней не согласиться.
— Расскажу.
— А я буду ждать…