Паша знал, что наглеет и совершенно точно, без зазрения совести пользуется добротой Милены.
Она-то, разрешая ему приехать в фонд, подразумевала скоренький визи т, не сильно отвлекающий Злату от работы, или на худой конец просто какой-нибудь скомканный диалог с оправдательным извинением.
Однако вместо этого он вместе со своей бывшей пациенткой не просто занял свободный кабинет, а внаглую разлёгся на диване и притянул несопротивляющуюся Злату вплотную к себе. Им нужно было поговорить, и тихое место без лишних ушей подошло, как нельзя, кстати. Минуту каждый из них подбирал слова, думая, как начать диалог.
Почему-то в этот момент все возможные варианты вопросов показались им обоим такими глупыми, мелкими и неловкими, но… внезапно после повисшего молчания девушка вдруг осторожно заговорила обо всём и ни о чём сразу. Она не продумывала фразы, не выстраивала красивые обороты, не пыталась что-то приукрасить и в чём-то кого-то упрекнуть: девушка просто делилась с любимым мужчиной тем, что за всё это время накопилось у неё внутри.
Злата рассказывала ему про свою работу в фонде, про то, как тяжело ей было привыкнуть к такому большому количеству детей, про Милену, с которой она недавно поссорилась, про родителей и про всё остальное: важное и не очень. Истории лились из неё бурным потоком, а глаза, видя Пашино внимание, и вовсе наливались светом, озаряющим счастьем всё вокруг.
Ей было приятно, ведь мужчина уже давно стал для неё тем единственным человеком, с которым можно было говорить обо всём и ничего не бояться. У кого-то для этого есть родители, сёстры, братья или друзья, а у неё был Паша. И она, вопреки опасениям окружающих, теперь совсем не чувствовала себя одинокой и никому не нужной.
Пусть Паша не совершал каких-то красивых киношных поступков, не фонтанировал признаниями и не клялся любить её вечно, он делал неоценимо большее — он заботился о ней и ценил, и Злата ощущала это даже кончиками изящных пальцев.
Даже сейчас, несмотря на усталость, он не перебивал её и не задавал надоедливых вопросов, напротив, мужчина лишь внимательно слушал, позволяя девушке выговориться и вспомнить всё, что наболело. В этом они, кстати, тоже идеально дополняли друг друга: Злата любила говорить, а Паша любил молчать и слушать.
Она всегда заполняла тишину, а он не давал ей чувствовать пустоту.
Иногда врач даже думал, что именно этот факт тянул их друг к другу в самом начале. Наверное, это и правда было так, но, на удивление, именно в присутствии Златы ему хотелось говорить: н еожиданно для него самого колкости в больнице перешли в спокойные диалоги, желание избавиться от надоедливой подопечной в "я скучаю".
Мужчина не идеализировал девушку и знал, сколько сложностей и проблем несёт взаимодействие с ней, но, при этом, чувствуя, как девичья ладонь, то ли от радости, то ли от волнения всё крепче стискивает его пальцы, не испытывал ни злости, ни раздражения.
Да и было всё-таки что-то интересное в наблюдении за эмоциональной женской реакцией: в том, как Злата хмурилась, кусала губы, махала руками, голосом передразнивала Милену и смотрела на него своими счастливыми карими глазами.
Совсем не такими, как в больнице. Другими.
Теми, из которых, наконец, ушло затравленное выражение загнанного в уголок зверька. И пусть в них всё ещё была неуверенность и отражение пережитой боли, н о в них больше не было страха.
За одно только это мужчина был бесконечно благодарен этому фонду и немножечко себе. В едь, если допустить то, что могло произойти той ночью, не будь его смена… Паша невольно тряхнул головой, отгоняя дурацкие мысли.
Как ни крути, избавиться от страха и опасений до конца, он всё ещё так и не смог, поэтому, несмотря на относительное затишье в борьбе девушки с родителями, он заранее попросил Милену в случае негативных изменений в поведении Златы сразу же экстренно сообщать все детали ему.
Понимал, что глупо и отдаёт контролем, но ничего не мог поделать, потому что, кажется… Действительно, боялся её потерять. Особенно, когда между ними всё только стало налаживаться. Или он просто чересчур по ней соскучился? Паша усмехнулся, стараясь абстрагироваться и вслушаться в монолог Златы: явно же не только он один тут скучал.
— В общем, она вроде бы права, а вроде бы и нет, — заключила девушка, довольно прикрыв глаза от Пашиных поглаживаний по волосам. — Но всё равно как-то обидно. Не настолько уж я по тебе страдала, чтобы бить тревогу.
Злата немного обиженно фыркнула и в поисках защиты по-детски притянула колени к груди. Она злилась на себя за последнее добавление, однако не могла уже ничего исправить. Впрочем, признать правоту начальницы при Паше она не смогла бы ни за что на свете.
Девушка знала, что это было глупо, но ничего не могла с собой поделать: показывать ему, насколько он ей важен, она по-прежнему упрямо не желала. Ну, и, если быть до конца честной, всё ещё немного на него обижалась. Самую малость.
— Думаю, последнее, что она хотела, это тебя обидеть, — расслабленно ответил мужчина, невольно зевнув. Злата слегка напряглась в его руках, но, получив, заботливый поцелуй в макушку, выдохнула, решив, что просто полежать с ним рядом она сейчас хочет больше, чем спорить. — Милена всего лишь беспокоиться за тебя. Я знаю её сто лет: задеть тебя она не хотела, просто пытается тебя таким образом направить на путь самостоятельности и любви к себе. Психологический момент в поведении педагога.
— Можно подумать, я сама этого не хочу и не двигаюсь в этом направлении! — Злата закатила глаза, некоторое время помолчала, а потом поражённо пожала плечами. — Да и не злюсь я на твою Милену…. Просто всё навалилось как-то… Всё новое, тебя рядом не б ыло. Я успела так себя на крутить, что сама стала сомневаться в своей адекватности. И понимаю же, что у тебя работа, и я не твоя головная боль, но всё пошло как пошло. Не думай там о себе невесть что, я просто была немного напугана, растеряна и никого не знала.
Паша улыбнулся, чуть приподнявшись на локтях, чтобы внимательнее посмотреть в эти явно лукавящие глаза. Злата же хоть повозилась на месте, положение менять не решилась, всё также обнимая мужской торс. Было хорошо и уютно, но девушка чувствовала, что ещё немного, и они явно повздорят . Может, мелко, может, крупно, в общем, как пойдёт.
— Как будто я бы куда-то от тебя делся, — шутливо заметил Паша. — Впрочем, ты всегда видишь тайные знаки там, где их нет, как и любая представительница женского пола. Вы всё переворачиваете с ног на голову, пытаясь найти новый повод для страдания вместо прямого вопроса.
В последних словах мужчины было столько иронии, что юношеская гордость Златы тут же вспыхнула ярким огнём. Всё-таки его высокомерие и снобизм всегда немало подбешивали девушку, изменить этого не в силах оказалась даже влюблённость. Обида, тщательно спрятанная внутри, стала рваться наружу, и Злата больше не посчитала нужным её сдерживать.
— Вот не надо тут занудствовать, — заметила девушка елейно-милым тоном. Она всё же привстала, забралась на мужские колени, предварительно поставила руки по обе стороны от крепких бёдер и высокомерно посмотрела в эти наглейшие глаза. Раскаяния в них заметно не было. — Твоё "отнесение" к мужскому полу, например, не отменяет того факта, что ты… эгоист. Мог бы позвонить, не целые сутки же оперировал! Так что, дорогой мой врач, потешить себе самолюбие, потрепав мне нервы, ты тоже любишь!
Безбашенный вызов в карих глазах показался мужчине прекрасным.
Девушка хмурила брови, в раздражении поджимала губы и смотрела на него с таким огнём во взгляде, что спор мужчину стал заботить мало. Ему вдруг резко захотелось сделать с ней кое-что другое.
Неприкрытое желание, вызванное близостью желанного тела, прострелило в голове и не собиралось отпускать. Дышать стало трудно, джинсы в одно мгновение стали узкими, а в голове не осталось ни единой благоразумной мысли, кроме одной, стучащей отчаянным набатом: оттолкни, потому сам я уже не могу остановиться.
Злата же не отстранялась, напротив, продолжала испытывать своего врача взглядом, разгорячая ещё больше. Она видела, что он же совершенно внаглую смотрел на её нервно вздымающуюся грудь и покусанные губ ы. Видела, что он игнорирует даже её вежливое покашливание.
Видела — и ей это нравилось.
Нравилось, как простая игра постепенно переходила во что-то нестерпимое жаркое и заставляющее гореть. Злата ещё шире распахнула глаза, а потом вдруг совершенно бесстыдно повела бёдрами: настойчивым движением вверх и вниз, за минуту ощущая мощность мужского желания.
Паша закинул голову назад, проигрывая в этой молчаливой битве; он, как мальчишка стиснул зубы, сдерживая стон, но в следующую секунду опустил ладони на сводящую его с ума задницу Златы и отчаянно сжал, вырывая из маленького тельца тихий, полный ожидания всхлип.
Кажется, и его, и её понятие о стыде и неловкости остались далеко за пределами этой комнаты.
Где-то минуту они продолжали тупить, как два идиота, чего-то выжидая и борясь с собой… А затем Паша сдался, настойчивым движением притягивая Злату к себе настолько близко, чтобы она ощутила жар его тела, силу желания и ритм бешено колотящегося сердца.
Девушка тоненько простонала и тут же от тянущего напряжения приоткрыла губы, стараясь захватить, как можно больше воздуха, но её рту Паша мгновенно нашёл, куда более интересное занятие. Самое невинное из тех, что крутились у него в голове.
Его обветренные и сухие губы прижались к её губам так быстро, что Злата, даже если бы захотела отстраниться, просто бы не успела этого сделать. Ей не оставили и шанса.
Но она и не хотела: мужской напор подчинял волю, заставляя вчерашнюю скромницу нетерпеливо ёрзать на нём, словно голодная кошка. Злата слишком сильно хотела ощутить его снова, внизу живота неконтролируемо разгорелся знакомый пожар и казалось, что ещё немного и только от Пашиных касаний она взорвётся нестерпимым удовольствием.
Этот мужчина будил в ней какие-то совершенно дикие чувства и заставлял совершать совершенно несвойственные вещи, игнорируя неловкость и стыд. Она седлала его бёдра, обвивала руками шею, сжимала ногтями кожу шеи, стаскивала мужскую водолазку и настойчиво направляла его пальцы к сосредоточению своего удовольствия.
Ещё немного, всего пара касаний. Плевать, что через тонкую ткань трусиков. Злата всхлипнула, выгнулась дугой, ощущая настойчивые поглаживания именно там, где нужно. Она постанывала, царапала ногтями Пашину спину, стискивала колени, игнорируя неудобство и скрип дивана. Ещё чуть-чуть… Совсем немного.
— Пааааша, — отчаянный всхлип, смешенный со стоном, разлетелся по кабинету, мешая соображать и окончательно срывая в голове мужчины все предохранители. — Паш-аааа….
Острая вспышка удовольствия накрыла оглушающе настолько, что, кажется, у Златы даже подогнулись пальчики на изящных ступнях. Сердце застучало, как бешенное, а глаза, кажется, на минуту перестали видеть. Девушка прикрыла их, пытаясь прийти в сознание, но, будто через пелену услышала нетерпеливый мужской рык, а потом ощутила пальцами что-то мокрое. Она бы обязательно покраснела от пришедших в голову мыслей, если бы были силы… Если бы…
— Кхм-кхм! Кхм-кхм!
Раздавшееся настойчивое покашливание дошло до них, кажется, минут через пять после его начала. Злата непонимающе прищурилась и качнула головой, почему-то не понимая, где находится источник звука. Наверное, такая заторможенность объяснялась тем, что у неё просто не было сил на анализ: мысли скакали в голове, словно кузнечики, дыхание усиленно старалось прийти в норму, и единственным, что в этом расслабленном ощущала девушка, было тепло в районе плеч. Только с опозданием до неё дошло, что, видимо, так Паша прикрыл её своей курткой.
Минуты через три слегка расфокусированный взгляд Златы всё же уловил фигуру начальницы. Стало неловко, а сердце от волнения и стыда начало тарабанить с усиленной скоростью. Даже краска активно прилегла к щекам и явно не собиралась сходить: Злата чувствовала жжение в щеках и начинающийся лёгкий зуд в районе ладоней. Так бывало всегда, когда она нервничала.
Спасла её от проницательного взгляда Милены и собственных самобичеваний, кажется, только быстрая реакция Паши. Он совершенно спокойно приподнялся на локтях, без суеты застегнул на перепуганной девушке куртку и расстёгнутые джинсы, усадил на свои колени и уткнул свою юную ромашку лицом в крепкое плечо.
Её нервозность он ощущал кожей, поэтому, вопреки привычкам и нелюбви проявлять чувства на людях, мужчина успокаивающе сжал пальцами худенькое женское бедро. Он собирался что-то сказать, но Милена, едва сдерживающая смех всё-таки успела его опередить.
— Так, дорогие мои, — шутливо начала начальница, скрещивая руки на груди. Она пыталась строить серьёзную грозную мину, чтобы сдержаться от дикого хохота, только толку в этом ни оказалось никакого. От слова совсем. — Вижу, что переговоры прошли успешно, но, ребятки, без обид… Не лучшая локация. Во-первых, здесь дети под дверями пробегают, а, во-вторых, лишние уши. Так что… Злата, доделай последнее поручение с папками и идите-ка радоваться жизни домой. Завтра жду на работе.
Женщина подмигнула Паше, на лице которого ни дрогнул ни один мускул, попрощалась со Златой, так себя не пересилившей и не посмотревшей ей в лицо, и просто тепло улыбнулась. Как ни крути, видеть старого друга таким расслабленным и спокойным было чем-то из рода фантастики: так что пускай едут и отдыхают, а то скучают так, что от искр между ними, того и гляди, вспыхнет пламя.
— Какой позор… — шепнула Злата, качая головой. Смелости, несмотря недавний концерт, не хватало даже на то, чтобы поднять взгляд на Пашу.
На минуту девушка представила картину, представшую глазам начальницы: она, сверху сидящая на мужчине, покрасневшая, кричащая, безумно растрёпанная… Да-а-а-а. Милену явно впечатлило, впрочем, девушка и сама от себя такого не ожидала. Что-то просто перегорело и как пошло… Ох…
— А вообще, — девушка на секунду задумалась, а потом всё-таки проговорила пришедшую в голову эгоистичную мысль. — Вроде бы и стыдно, а вроде бы… могла и сделать вид, что не заметила…
В последней фразе Златы было столько детского возмущения, что Паша не сдержался, начиная смеяться в голос. На контрасте с пунцовыми щеками такие заявления были чем-то из ряда вон выходящим. Всё-таки с этой загадкой ему повезло. Права его приятельница, будущая капризная начальница растёт.
— Согласен, — не стал спорить Паша, слыша тихий девичьи смех в ответ. Она обвила его шею своими руками и, наконец, всё-таки нашла в себе силы посмотреть в мужские глаза. В них было столько открытости и теплоты, что на душе сразу стало легче. — Ладно, поехали домой, а то нас скоро точно убьют за разврат в стенах этого храма любви и детей.
***
До дома Паши их всё-таки подвёз водитель Милены, чтобы не привлекать лишнего внимания. Прятали её перед этим, правда, не хуже кинозвезды: надели какой-то восточный платок и из рук в рук передали доверенному человеку, через некоторое время занял место рядом с ней и врач.
Конечно, умом Злата понимала, что подобное поведение сейчас можно вполне счесть легкомысленным, однако, если честно, девушке до этого не было никакого дела. Почему-то все разумные доводы уже давно таяли в её голове стоило Паше появиться в зоне видимости. Желание быть с ним начинало затмевать разум и немного превращало её в дурочку. Самую малость.
Впрочем, вопреки киношным представлениям и бульварным романам, Паша не набросился на неё в прихожей, не прижал к стене и не начал шептать вызывающие пошлости. Напротив, он просто спокойно вошёл в прихожую, помог ей снять лёгкую курточку и сразу показал, как пройти в гостиную, при этом позволяя осмотреться.
Мужчина не давил, не прикасался без лишней необходимости, и почему-то эта мелочь вселила в Злату уверенность, что всё будет хорошо. Нервозность прошла сама собой, уступая мест ожиданию.
Руководствуюсь любопытством, девушка всё-таки прошлась и осмотрелась. Впрочем, рассматривать-то было и нечего. Однокомнатная квартира Паши оказалась совсем небольшой, серой и почти пустой. Из мебели там был только небольшой шкафчик, тумбочка и диван. Интересно, что сама квартира и её интерьер абсолютно ничего не говорили о хозяине.
— Небогато живёте, Павел Аркадьевич, — шутливо заметила девушка, опираясь спиной на стену позади себя. — Как-то совсем скромненько.
— В сравнении с дочерями олигархов живу вообще за чертой бедности, — отмахнулся Паша, пожав плечами, не забыв в привычной равнодушной манере добавить. — Платок свой конспирационный сними.
Злата закатила глаза и потянулась руками назад, чтобы развязать узелок сзади, но с первого раза не получилось. Девушка прикусила губу, попытавшись проделать этот финт ещё раз, но неожиданно, сжалившийся над мужчина, подошёл ближе.
— Тише, не дёргай так, с моторикой рук вообще беда, что ли? — И хотя его голос звучал, как всегда, грубо и насмешливо, Злата успела почувствовать, как заботливо он развязывает узелок и стягивает платок с её волос, позволяя им в беспорядке рассыпаться по плечам. — Вот и всё.
Однако, несмотря на высказанные слова, Паша замер, всё ещё не отводя от неё своих карих глаз. Мужские пальцы продолжали касаться мягких и немного спутанных локонов. И вдруг открытые, бесхитростные взгляды двух людей как-то неожиданно иначе остановились друг на друге, знаменуя обратный временной прыжок. Тот, в котором всё, словно бы, внезапно для них самих застыло и растворилось, в одно мгновение став неважным. Так, как никогда раньше.
И почему-то ровно в этот момент… им обоим больше ничего было не надо.
Злата опустила глаза первой, чувствуя, что ещё немного, и её сердце, действительно, без преувеличения остановится от накала чувств и эмоций сегодняшнего дня.
— Голодная? — спустя какое-то время спросил Паша, тоже удивительно медленно для себя выходя из привычного наваждения. — Можем заказать что-нибудь.
Злата покачала головой и нежно улыбнулась, а потом вдруг неожиданно вспомнила кое-что и торопливо добавила:
— У менять есть… пастила, будешь?
— Давай, — согласился Паша, совершенно не ощущая голода. Такой был переход от разгорячённого состояния в чужом кабинете до пассивно-расслабленного сейчас настораживал даже его самого, уже повидавшего многое.
Девушка кивнула, аккуратно доставая из оставленного недалеко пакета красивую коробку. Открывать её всё же было немного жалко, но Злата решилась. Запечатлела в памяти симпатичный вид очередного Пашиного подарка, осторожна вынула пастилу и как-то немного боязливо поднесла к губам мужчины. Он усмехнулся, но приоткрыл рот, откусывая кусочек. Особого восторга на лице врача, конечно, не появилось, но то, что он не отстранился уже дорогого стоило.
— Вот, будешь также тухнуть на своих операциях, сама буду приходить под двери больницы и караулить, — проворчала Злата, тоже откусывая кусочек. Глаза от удовольствия прикрылись сами собой — нереально вкусно. Сладко, но в тоже время совсем непритерно. — Кстати, мне же нельзя сладкое…. товарищ доктор?
Невольно вспомнилось, как в начале знакомства Паша отчитал её за шоколадку. Девушка хитро улыбнулась и прищурила глаза, решая его поддразнить, однако любимый врач без труда отбил коварную атаку:
— Она без сахара, так что ешь.
— А вы внимательный, товарищ доктор, — улыбнулась Злата, откусывая новый кусочек.
— А ещё заботливый, — не стал скромничать Паша и из вредности совершенно по-детски утащил их её рук выбранный кусочек. — Так что не пытайся меня подловить. Я почти идеален.
— Я бы сказала идеально-вредный, — заметила Злата, снова посмотрела на него своим наивным взглядом, а потом осторожно отложила коробку, вставая на носочки. — Но, несмотря на твои заскоки, я всё равно соскучилась. Прости, что наехала просто… перемешалось всё.
Мужчина улыбнулся, поражаясь терпению столь юной девочки. Можно было бы, конечно, оставить всё так и не признавать, что он тоже накосячил, но это было бы нечестно. И хоть оправдываться он не любил, сегодня решил снова сделать исключение.
— Никогда не замалчивай то, что тебя беспокоит. — Нехотя напомнил Паша, поглаживая пальцами девичью щёку. Его безумно тянуло к тактильному контакту, и он ничего не мог с собой поделать. — Тем более… в своих претензиях ты права. Но за четыре последних дня я спал от силы часов десять и то урывками. Запомни, что чрезвычайные ситуации в работе врача не спрашивают о его возможностях. Обвалы разбирают сутками, не всех везут сразу, к большей части людей надо приезжать и оказывать помощь на месте, чтобы у них был шанс дотянуть до больницы. В этой ситуации практикующих хирургов не спрашивают. Особенно тех, кто когда был связан с неотложной.
— А ты был связан? — непонимающе уточнила Злата, пытаясь быстро уложить в голове всю картину происходящего. О врачах она знала мало, но… — Как в "Склифосовском"?
— Проходил там ординатуру, — закатив глаза, ответил Паша. Вспоминать это время он не любил, много страшных воспоминаний. Злата это заметила и уткнулась носом в плечо. — Поэтому сериалы об этом смотреть без брезгливости и отвращения не могу, но темп работы там показан, действительно, почти реально.
— А что обвалилось? В новостях об этом не писали…. - непонимающе спросила Злата, поднимая на него взгляд испуганных глаз. Картины одна хуже другой начинали плясать перед глазами испуганной девушки.
— Это закрытая информация, вина застройщика, имя которого нельзя разглашать, — тут же отсёк Паша, не давая ей даже договорить вопрос до конца. Он не хотел ей врать, особенно глядя прямо в глаза, но соврать тоже не мог. — Об этом вообще нигде не стоит говорить, договорились?
— Договорились, хотя это не отменяет того факта, что застройщик… сволочь, — возмутилась девушка.
— Согласен.
Паша не стал говорить, что весь город уже наполнился слухами о том, что именно её отец виноват в случившемся, однако всем кричащим уже довольно эффективно заткнули рты. Он руководил проектом, только вот сказать всё это Злате сейчас значило вырыть себе и ей могилу. Знать это девушке было не нужно, по крайней мере сейчас, когда её психологическое здоровье хоть немного окрепло.
Злата кивнула, решая не продолжать тему, но один давно мучающий её вопрос задать всё-таки решила.
— Врач — это такая ответственность, почему решим им стать? — уточнила девушка, прикусывая губу. Почему-то подсознательно ей всё время казалось, что именно за выбором профессии стоит какой-то важный момент из жизни Паши, о котором он никому не хочет говорить.
— Не люблю быть беспомощным. — Не стал лукавить мужчина. — А теперь… иди-ка сюда, любопытная Варвара.
Паша усмехнулся, резко и крепко обхватил ладонью талию Златы и вплотную прижал к собственному телу, настойчиво заглядывая в глаза, в которых плескались только влюблённость и доверие. Мужчина прикрыл глаза, выкинул все пустые мысли из головы и наклонился, чтобы поцеловать эти полные губы, одновременно чувствуя, что этим вечером убежать от собственных желаний не получится ни у кого из них.