— Ей плохо… Она умирает…
Сдавленный шепот, перепуганные глаза, трясущиеся руки. Хаотичные движения головой и отчаянная попытка понять, что происходит.
Кошмар. Бесконечный кошмар, который кажется чем-то настолько нереальным и чужим, что единственной реакцией оказывается отрицание: отказ мозга принимать действительность; откат назад к бессилию ребёнка.
— Кому… плохо? — отрешённый вопрос после внушительного молчания, прозвучал как отчаянный крик непонимания.
Злата всё ещё смотрела не отца и совсем не осознавала, что происходит, мысли пытались пробраться внутрь, но какая-то неведомая сила отбрасывала их назад. Возможно, тот факт, что отец, находится рядом с ней и спрашивает что-то, уже стал сильнейшим шоком и тут же определил происходящее как очередную игру её воображение. Такого ведь никогда не было раньше, даже, когда она лежала в больнице. Может это сон? Может, она просто начинает медленно сходить с ума?
— Маме, — гулкий ответ прозвучал пугающе и как-то бессильно. — Она умирает. Едва дышит. Я вызвал скорую, но она… может не успеть. Будет через полчаса.
Мужчина говорил сбивчиво, бледнел как мел и почему-то смотрел на Злату, как на какое-то спасение. Всё это было так странно, что у девушки снова непроизвольно начало стучать в висках. Взрослый, сильный, властный мужчина, фактически помощник мэра, сейчас… спрашивал у неё совета?
Этого просто не могло быть. Информация отрицалась её мозгом, а ответы на вопросы мужчины и вовсе не приходили в голову. Его "запрос" просто не обрабатывался, провоцируя ступор. Нужно было собраться, что-то сделать, однако девушка никак не могла прийти в себя и сдвинуться с места. Слишком много стресса за сегодня. Слишком замедленные реакции.
— Успеет, — заторможенно шепнула Злата, давая себе ещё минуту на оцепенение. Только минуту, дальше нужно было собираться с мыслями. Шестерёнки внутри постепенно начинали крутиться, заставляя думать и мгновенно принимать решения. — Нет, нужно ехать самим… Здесь больница, где я лежала, она рядом и врачи… Спусти её вниз. За пятнадцать минут успеем. Быстрее, я позвоню туда. Быстрее.
Она раздала команды, спокойно начала искать телефон, который раньше прятала, и тут же краем уха услышала, как отец вернулся к собственной спальне. Всё происходящее напоминало какой-то сюр и всё ещё казалось неправдой. Злате безумно, как ребёнку, хотелось схватиться за голову и сбежать, но впервые уходить ей было просто некуда.
Мысли одна за одной цеплялись друг за друга, желая образовать паззл, но всё разламывалось снова и снова. Злата не помнила номер клиники, а искать в интернете сразу не пришло в голову, и в конечном итоге, единственной твердой надеждой остался Паша. Он — взрослый, он подскажет и обязательно поможет. Он предупредит персонал в клинике, и им помогут.
Ответил мужчина не сразу, только после пятого гудка. Тогда, когда от волнения Злату уже начало конкретно трясти. Ответственность за жизнь другого человека начинала давить с пугающей быстротой. Настолько тяжёлой, что становилось сложно даже нормально дышать: даже сердце в этот момент колотилось невыносимо сильно. Девушка сильнее сжала пальцами телефон, уже думая, что, наверное, нужно было дождаться скорой, но… В этот момент Паша, наконец, ответил.
— Слушаю, — сонный голос в трубке тут же заставил испытать вину. Паша явно сдерживал зевки. Злата помнила, что он не спал нормально несколько суток, и беспокоить его снова просто кощунство, однако обратиться в критической ситуации больше было не к кому. — Что случилось?
— П-паша, мама она… ей плохо, нужна больница, — скороговоркой начинала выдавать Злата, сильнее сжимая телефон в руках. Прерывистым фразами отчаянно пыталась дать себе время подумать и заглушить панику. Она знала: Паша не любит истерики, только сухие факты. — Помоги, пожалуйста. Позвони в клинику, я не нашла номер, я…
Минуту мужчина молчал, но потом вдруг резко властным голосом пресёк всю панику, волнение и зарождающуюся истерику. Так, как тогда, когда Злата впервые оказалась в больнице. Вместо хаотических размышлений, он снова старательно начал въезжать в ситуацию, не позволяя себе поддаваться растерянности. По опыту мужчина знал, что сейчас главное дать Злате максимально чёткие команды, с которыми она справится и тем самым прекратит паниковать.
— Везите в нашу клинику, я предупрежу и сам скоро приеду, — строго рапортовал Паша. — Успокойся, по внешним признакам я давно предполагал у твоей матери проблемы с сердцем. Время на счету. Успокойтесь и делайте всё быстро. Ты справишься, я всё время буду на связи. Звони, если станет хуже. Главное — не бойся, я скоро буду.
Девушка выдохнула и кивнула головой. Как и предполагал Паша, максимально спокойные и методичные указания постепенно уложили всё в голове Златы в нужную картинку. Снова вернулась привычная собранность и холодный анализ ситуации.
Ощущение поддержки немного облегчило груз ответственности и помогло прийти в себя. Вместо паники просто пришло осознание, что ответственность за жизнь человека лежит полностью на ней, и проявить слабость Злата просто не имеет права.
Она должна справиться с ситуацией. Должна и сможет.
***
Когда они приехали в больницу, Паша уже ждал их в приемном покое. Сонный, уставший, измученный, но, как и всегда, собранный, решительный и уверенный в каждом своём действии. Он координировал других врачей, что-то говорил, пытался бегло объяснить ситуацию отцу Златы, который никак не желал отойти от своей жены.
Во всеобщей суматохе, ему явно было совсем не до девушки, потому что буквально каждый требовал срочного внимания, но на минуту… Только на одну минуту во всеобщем хаосе Паша остановился и посмотрел на девушку, стоявшую в углу.
Не так, как на всех остальных, и Злата сразу же почувствовала этот взгляд. Мягкий, теплый и поддерживающий. Такой, что прочесть то, что он хотел им сказать, оказалось несложно.
Всё хорошо. Я с тобой.
Усталый и любящий взгляд карих женских глаз был ему ответом. Перепуганный, но наполненный таким доверием, что у Паши позорно закололо где-то под сердцем. В него, кажется, никто и никогда не верил так, как верила эта девчонка. Искренне и не требуя ничего взамен.
Я тоже рядом. Знаю, что ты сделаешь всё, что можешь.
Минута — и за Пашей закрылись двери, и без его взгляда Злате снова резко стало холодно. Нахлынувшие было во время сборов силы стихли, оставляя за собой только ожидание и усталость. Не было страха, не было волнения или дрожи. Все эмоции ужаса остались в доме, где её главной задачей стало спасти человека и довести его сюда живым. Остальное уже было не в её власти. Она сделала всё, что смогла.
Странно, но страха за жизнь матери у Златы почему-то не было. Девушка беспокоилась, боялась, что сделала что-то не так при госпитализации, однако ровно все те же эмоции она бы испытывала и в случае, если бы в больницу попал просто незнакомый человек с улицы. Как следствие, собственное ощущение безразличия к происходящему провоцировало только чувство вины…
Несмотря на то, что присутствие отца, на душе легче не становилось. Как ни крути, они были друг другу чужими людьми. Она всё детство любила их, а они не любили её. К сожалению, так бывает, но, увы, обида от этого не проходит. И в критической ситуации все чувства по отношению к родителям и вовсе разом начинают атрофироваться, будто бы их никогда и не было.
Ни страха, ни злобы, ни обиды — ничего, кроме какой-то потерянности и бесконечной усталости. На минуту Злата задумалась о том, что, наверное, именно знакомство с подругой в детстве и встреча с Пашей помогли ей в некоторой степени избавиться от бездумной детской привязанности к родителям. И дело было не в том, что кто-то из них настраивал её против матери или отца, а в том, что они просто показали ей, какой бывает любовь.
Показали, что любовь — это забота и способность принять тебя таким, какой ты есть. Показали, что любовь — это та история, когда тебе не нужно постоянно заслуживать право быть любимым. Показали, что любовь бывает ответной и может не приносить боль. Показали, что она не дефектная и достойна любви, дружбы и поддержки.
Подумав об этом, Злата устало улыбнулась и посмотрела на отца. Он, кажется, стал выглядеть ещё хуже с того момента, как они приехали в клинику. Дезориентированный, бледный, перепуганный, он вжался в сидение и смотрел в стену перед собой, что-то отчаянно приговаривая.
Кажется, своего положения он не менял около двух часов. Так и сидел, то ли молясь, то ли сходя с ума. Смотреть на это с течением времени добродушной Злате становилось всё более и более невыносимо. Жалость проникала в сердце и царапала его, словно ржавый гвоздь.
Девушка знала, что отец очень любит мать, они ведь даже почти никогда не расставались, поэтому отчасти она могла понять чувства мужчины. Случись что-то с Пашей, Злата бы тоже не находила себе месте. Выдохнув и немного подумав, Злата неожиданно для самой себя заняла место рядом с мужчиной и впервые за много лет осторожно попыталась заговорить с собственным отцом, пребывающим в каком-то трансе.
— С ней всё будет в порядке, — постаралась максимально уверенно произнести Злата, но мужчина закономерно никак не отреагировал, продолжая смотреть в одну точку. — В клинике очень хорошие врачи, они помогли мне, когда был фактически безнадёжный случай, спасут и здесь. Она поправится и вернётся. Успокойся.
Девушка говорила медленно и чётко, проговаривая каждое слово так, словно бы говорила с ребёнком. Ей хотелось достучаться до отца, облегчить его переживания, но не потому что он был её папой, а потому что… Злата по себе знала, что переживать страх в одиночку намного сложнее, и хотела помочь.
Она не научилась оставаться равнодушной, видя чужую. Паша всегда подшучивал над этим её качеством и говорил, что врачом ей не быть. В этом случае любимый доктор точно был прав.
— Тебе нужно успокоиться, врач через пару часов выйдет, и всё скажет. Мне сказали, что случай матери не критичен, и всё обойдётся, — мужчина повернул в сторону Златы голову и остановился на ней взглядом, в котором плескалась надежда. На самом деле, про тяжесть случая ей никто ничего не говорил, но отец выглядел настолько подавленным, что ей просто захотелось его поддержать. — Она справится.
Мужчина вымученно улыбнулся, а потом внезапно опустил голову на колени, гулко выдыхая. В его позе было столько боли, что Злате невольно захотелось от неё спрятаться. Несмотря на то, что отец никогда не проявлял к ней сострадание в подобные минуты, она чувствовала по отношению к нему именно это.
Ей просто хотелось помочь ему и поддержать, вывести на диалог, ведь так ощущение боли хоть немного притупляется и постепенно отец, действительно, начал говорить с ней. Немного сбивчиво, путанно, но с каждой фразой всё больше и больше раскрывая свои переживания.
— Сердце... Я догадывался, что что-то не так, но твоя мать не послушала, а сейчас… — Мужчина покачал головой, и девушке подумалось, что она никогда не слышала в голосе кого-то столько отчаяния. Он, действительно, чувствовал свою вину и очень сильно боялся потерять свою супругу, потому что любил. — Не могу… Не могу… Всё также, как тогда. Абсолютно. А я… просто не могу потерять её, как Злату, понимаешь?
Он прошептал последнюю фразу так, что всё внутри девушки сковало от смеси холода, жалости и боли. Отец обессиленно поднял голову и посмотрел на дочь. С таким отчаянием, что Злате так по-детски захотелось плакать от жалости одновременно к нему и к себе.
Ведь впервые за все годы жизни она увидела в глазах папы любовь, ту самую, которую раньше так сильно искала. И эта любовь там была, просто не для неё, а для его семьи. Для любимой жены и рано ушедшей дочери, заменой которой она так никогда и не стала и которую он так никогда и не полюбили. Вся его жизнь после ухода настоящей Златы сосредоточилась на жене, как на единственном спасении, и теперь её потеря… могла просто его уничтожить.
Это был идеальный момент для злорадства и мести, но девушка испытывала лишь жалость и тоску. Она жалела того, кого видела перед собой, поэтому искренне просила Бога, в которого верила, спасти мать. Она жалела того, кто потерял любимую дочь и до сих пор не смог отпустить. Она жалела человека, но больше ничего не могла сделать.
— Всё будет хорошо, — таким же тихим тоном произнесла Злата, не отводя взгляд от взгляда отца. Огромных сил ей стоило ободряюще улыбнуться и не заплакать от боли, разрывающей её изнутри. Она тоже была живой. Она тоже чувствовала, но к ней никто из них так и не проявил хотя бы толики сострадания. — Ведь её жизнь зависит от врачей, а не от меня. Эти истории не похожи. Всё будет хорошо.
Злата похлопала отца по плечу и встала, направляясь в свободную палату, которую ей с неохотой предоставили на ресепшене. Говорить ни с кем больше не хотелось. Все силы и эмоции остались в приёмном покое.
Ей просто хотелось дождаться Пашу: она знала, что он придёт сюда, это было их секретное, всегда зарезервированное место. Нужно было просто подождать. Совсем немного. Она ждала любящего её человека двадцать лет, подождёт и ещё немного. Он ведь всегда приходит к ней, несмотря ни на что.
Девушка свернулась калачиком на постели, подтянула колени к груди и невольно заплакала. Она сдерживалась так невыносимо долго, а сейчас просто позволила себе быть собой, как учил любимый мужчина. И, кажется, только в этот момент, плача на этой больничной кушетке, Злата, наконец, по-настоящему поняла насколько сильно она привязана к Паше, ведь он оказался в этой жизни единственным человеком, который любил её, а не кого-то другого.
Она не была для него заменой. Она была для него Златой. Единственной и любимой.
***
Паша устал настолько, что не мог говорить. Внезапная операция выдалась настолько сложной и забрала столько сил, что мужчина от напряжения едва не валился с ног. Он оповестил отца Златы об успешном исходе, не увидев девушку в приёмном, сразу же достал телефон и посмотрел последние сообщения, догадавшись, что именно там были все объяснения. На то, чтобы всё понять ушло не больше пятнадцати минут, на то, чтобы дойти до палаты примерно столько же.
Только вот, кроме усталости, мозг Паши одолевало кое-что такое, что могло в корне изменить их с Златой жизнь. Открытие, которое он предполагал и в котором был почти стопроцентно уверен, будоражило и заставляло кровь кипеть в жилах.
Ведь разгадка семейной драмы лежала на поверхности, а он всё время был рядом и не замечал. Не мог даже предположить, что причина ненависти матери к собственной дочери была совсем не в ней и даже не в том, что она не смогла стать донором другому умирающему ребёнку. Всё было проще и всё было противней.
Мужчина шёл к палате и отчаянно старался не думать обо всём этом. Хотелось спать, хотелось к Злате, хотелось забыть весь этот дурдом и уехать ото всюду подальше. Он тихо зашёл в помещение, затворил дверь и приблизился к узкой кушетке. Злата уже спала: маленькая, сморённая стрессом, она обнимала себя руками и отчаянно прижималась к краю. Паша улыбнулся, выдохнул и осторожно улёгся рядом, притягивая Злату к себе.
Он потихоньку засыпал, перебирал девичьи волосы и чувствовал себя вполне счастливым. Внезапно оказалось, что хорошо может быть и так: когда устал, когда еле стоишь на ногах, но, когда рядом тот человек, от присутствия которого становится уютно. Когда-то давно это было в его жизни.
Ещё в юности, только вот сейчас эти чувства, словно бы стали глубже и ярче. Они прорастали корнями внутрь и пускали мощные ростки, не поддающиеся ни непогоде, ни стихии. Подумав об этом, мужчина зарылся носом в русые волосы. Как ни крути, в такие моменты Паша полностью понимал Булата, над которым раньше иронизировал.
Если разобраться, то по факту Злата чудила едва ли не больше Милены, но он почему-то всё равно не хотел сбегать от неё на другой континент. Она нравилась ему, несмотря на весь хаос, который вошёл в его жизнь с её появлением. Злата, будто бы услышала его размышления, немного поёжилась и удобнее улеглась на мужском плече, прижимаясь максимально тесно.
— Спи уже, Златовласка, — шепнул Паша, устало зевая и прикрывая глаза. — Спи…