ДИЗЕЛЬ
— Ты ведь понимаешь, что это значит, Роб? — бормочет Райдер, поправляя свой костюм, хотя он даже не помялся. Ублюдок всегда одевается так, будто готов выйти на подиум. Хотя холодный расчет, который сквозит в его взгляде, дает понять, что он не просто смазливое личико.
Я сказал ему, что как только мне доведется оставить шрам на его лице, это может заставить других воспринимать его более серьезно. Не знаю, почему он сказал: «Нет».
Я, с другой стороны, весь покрыт кровью Роба, как и Гарретт, если уж на то пошло. Его покрытые шрамами татуированные костяшки пальцев кровоточат от ударов, которые он наносил нашему несчастному хозяину. Жуя чипсы парня, я с ликованием наблюдаю, как Гарретт наносит еще один жестокий удар, прежде чем отступить. На ринге он не зря получил прозвище Бешеный Пес — ты даже не заметишь, как этот ублюдочный громила приблизится к тебе. Я узнал это на собственной шкуре, так как дрался с ним пару раз. Это были хорошие времена, даже если я сломал пару-другую своих костей.
Моргая, я оглядываюсь на парня в кресле напротив Райдера. Глаз Роба заплыл, губа разбита, на щеке уже синяки. И это только те раны, которые можно увидеть наглядно. Я знаю, что под его рубашкой образовалось несколько волдырей, потому что Райдер позволил мне немного повеселиться.
Кензо прислонился к стене напротив меня, привычно перекатывая кости между пальцами. Его лицо, похожее на лицо Райдера, застыло в смертельном взгляде парня, ожидающего чего-то интересного. В конце концов, именно Кензо привлек наше внимание к этому человеку. Но Роб смотрит только на Райдера, что само по себе уже хорошо. Пусть думает, что Райдер — единственный, кто здесь главный, нам нравится, чтобы именно так и было. Чтобы он был лицом нашей… компании.
Я фыркаю на эту чертову компанию. У нас есть несколько легальных предприятий, но я не имею к ним никакого отношения. Меня сочли слишком чокнутым, чтобы допускать к сотрудникам после того, как я выжег одному из них глаз за то, что они называли меня подонком.
— Роб, обрати внимание, я не люблю повторяться, — рявкает Райдер, поэтому Гарретт хватает Роба за седеющие короткие волосы и отдергивает его голову назад, в его руке появляется лезвие ножа, который он прижимает к горлу трясущегося мужчины. Пот стекает по лицу того, пока он кричит, и я задаюсь вопросом, позволит ли Райдер мне убить его.
Прошло целых два дня с тех пор, как мне пришлось кого-то убить, и я начинаю беспокоиться.
— Да, да, я понимаю, возьми ее! — кричит он.
Хорош придурок. Проигравший продал бы собственную дочь, чтобы покрыть свой долг перед нами. Я полагаю, когда у тебя нет денег, чтобы заплатить, и единственный вариант — рассчитаться своей плотью… ты становишься очень легкой добычей, учитывая то, на что готов пойти.
Этот город наш, он никогда не сбежит от нас. Он знает это. Это написано в его карих глазах. Интересно, его дочь выглядит лучше, чем он? В любом случае теперь она будет нашей. Обычно мы не торгуем плотью, ну, не живой плотью, но нищие не вправе выбирать.
Долг есть долг, и он должен быть оплачен, иначе другие начнут думать, что мы становимся мягкотелыми.
Райдер откидывается назад, ухмылка кривит его по-мальчишески красивые губы. Закатив глаза, я делаю шаг вперед из темноты, и в этот момент Роб начинает плакать. Он знает, кто я — смерть. Райдер мог быть лицом, Гарретт мог быть силой, мускулами, а Кензо — посредником… но я?
Я — гребаный Мрачный Жнец.
— Возьмите ее! — кричит он, извиваясь в объятиях Гарретта, лицо которого перекашивает от отвращения. Я? Я смеюсь.
Наклонившись, заглядываю ему в лицо, позволяя увидеть безумие в моем взгляде. Мои пальцы чешутся схватить зажигалку, сжечь его дом вместе с ним, пока я не услышу, как он орет. Черт, я почти чувствую привкус страха, чувствую, как пламя лижет меня — мой член твердеет в штанах от этого образа.
— Скажи мне, когда я сожгу ее, тебе будет все равно или нет? — смеюсь я.
Гарретт улыбается, сверкая идеально белыми зубами. Этот ублюдок почти так же безумен, как и я, скорее всего, потому что его слишком часто били по его массивной башке. Я ухмыляюсь ему. — Интересно, она такая же хорошенькая?
— Хватит, — рявкает Райдер, и я отодвигаюсь, делая то, что мне говорят. — Где она?
— Она… она владеет баром в южной части города, «Роксерс». — Он дрожит, плачет, как слабак. Крупные, жирные слезы стекают по его лицу.
Интересно, заплачет ли она? От этого действо становится еще слаще, когда они плачут. Я понимаю, что тру свой член через джинсы, а Кензо пялится на меня, поэтому я останавливаюсь, подмигивая.
— Роб, если нас не устроит ее оплата, мы вернемся, можешь не сомневаться, — решительно добавляет Кензо, завершая сделку. Он знает выражение моего лица.
Я жажду крови.
— Ты убьешь ее? — жалобно всхлипывает Роб.
— А тебе не все равно? — возражает Райдер, выгибая бровь. — Ты только что продал свою дочь, чтобы покрыть свой долг, даже не пытаясь остановить нас.
— Я… я дерьмовый отец, но она заслуживает лучшего, чем вы, монстры, — рычит он, демонстрирует намек на яйца, которые у него все-таки есть.
— Слышишь, Ри? Мы монстры, — грохаю я, смеясь так яростно, что шлепаю себя по джинсам. — Я же говорил тебе, что этот костюм никого не обманет.
Как обычно, Райдер игнорирует мои маниакальные вспышки.
— Мы сделаем с ней все, что захотим. Трахнем ее. Будем пытать ее. Бить ее. Убьем ее. Просто хотел, чтобы ты это знал, — замечает Райдер, вставая и застегивая свой синий костюм. По привычке он откидывает назад свои идеальные волосы и деловито улыбается Робу.
— Мы будем на связи. — Райдер поворачивается и идет прочь.
Кензо отталкивается от стены и кладет кости в карман.
— Ведешь себя как чужак на пиру.
Я смеюсь еще громче, когда Гарретт отпускает шею Роба, постукивая лезвием по его щеке, совсем по-дружески.
— Я? — снова смотрю ему в лицо, желая, чтобы он посмотрел в глаза человеку, который собирается погубить его дочь. Когда я закончу с ней, не хватит даже на похороны. — Я заставлю ее кричать, может, даже запишу ее крики специально для тебя.
— Дизель, — окликает Райдер с порога дерьмового двухэтажного домика, в котором мы находимся.
Наклонившись вперед, я прижимаюсь губами к уху мужчины:
— Я дам тебе знать, если она кончит до или после того, как я перережу ей горло, — шепчу я, прежде чем броситься вперед и откусить ему мочку уха.
Он кричит, когда я вою от смеха, выплевывая плоть и кровь ему на грудь, и поворачиваюсь, чтобы уйти, насвистывая про себя, когда медный привкус заполняет мой рот, а кровь стекает по подбородку.
— Ты сумасшедший ублюдок, — ворчит Гарретт.
— И ты тоже, брат, а теперь пойдем за нашей новой игрушкой! — Объявляю я, пребывая в хорошем расположении духа от внезапно открывшейся перспективы пыток на горизонте.
Роб должен был знать лучше всех, весь город должен был знать…
Когда ты трахаешься с Гадюками, у тебя появляются клыки.
Эта бедная маленькая девочка понятия не имеет, что ее ждет…