РОКСИ
— Ладно, ладно, я все поняла. Ты самая красивая бабочка на ферме бабочек, — серьезно киваю я, хватаю Генри за плечо и прижимаю его к земле, помогая сесть в такси. — Увидимся завтра, Генри. Постарайся не захлебнуться собственной рвотой, — хихикаю я и захлопываю дверь. Направляясь к выходу, я передаю водителю деньги и сообщаю ему адрес Генри.
Как завсегдатай, он здесь каждую ночь. Однажды я спросила его, почему он пьет. Честно говоря, я не ожидала ответа. Дочь бедняги умерла несколько лет назад. Убита. С тех пор он топит свои печали на дне бокала, а я забочусь о том, чтобы он благополучно добирался до дома. Может, он и пьяница, но я питаю к нему определенную слабость. Я вижу боль в его глазах, а любой отец, который так заботится о своей дочери, — хороший человек. Но, может быть, это говорит мой собственный комплекс папиной дочки.
Повернувшись к своему бару, я ухмыляюсь. Смотреть здесь особенно не на что, но он полностью мой. «Роксерс» — гласит вывеска над дверью, видавшей лучшие времена, написанная ярко-красными светодиодными буквами. Бар, конечно, та еще захудалая дыра, но пить здесь чертовски приятно. Снаружи бар похож на какую-то старую хижину. Сделан из дерева и разномастного кирпича. Имеется крыльцо, которое обходит здание кругом, где все посетители курят, с местами для велосипедов под ним. Две вращающиеся двери в данный момент не заперты, а грязные окна не позволяют заглянуть внутрь.
У нас сюда всякий контингент заглядывает: дальнобойщики, байкеры, преступники. Приглашаются все желающие. Есть только одно правило — не ломай эту чертову мебель. Это старое правило, введенное еще до того, как я вступила в права владения этим местом. Я просто продолжаю старую традицию. Песчаная стоянка пуста, если не считать моего потрепанного авто с высокой удельной мощностью, который я выиграла в пари, поэтому я возвращаюсь внутрь, на ходу снимая табличку, чтобы все знали, что мы закрыты.
Еще рано, солнце почти взошло. Я думаю, что владение баром делает меня ночным существом, я всегда предпочитала ночь и все веселье, которое с ней связано. Вздохнув, я зачесываю назад свои серебристые волосы и быстро собираю их в конский хвост. Я отправила Трэвиса домой раньше, его бабушка заболела и нуждалась в его помощи, так что теперь уборка на мне. Взяв один из разномастных стульев, я ставлю его на стол, прежде чем собрать стаканы, столько, сколько смогу.
Я направляюсь назад, мимо бильярдных столов и досок для игры в дартс, и поднимаюсь по лестнице налево. Толкаю бедром кухонную дверь и ополаскиваю стаканы, прежде чем пропустить их через посудомоечную машину. Выключив свет на кухне, я возвращаюсь в бар, чтобы вымыть пол, не то чтобы это лишало липкости, делая его удобным для хождения босиком, но это привычка.
Слева от меня старый бар, столешница которого изготовлена из пивных крышек, оправленных в смолу. Подарок. Сейчас в нем нет бутылок, перед ним пустые табуреты. На старых деревянных полках стоят всевозможные напитки, какие только можно себе представить, и бочонки, ожидающие, чтобы их наполнили.
Я уже разобралась с баром и кассовым аппаратом, пока Генри притворялся бабочкой, так что теперь мне почти ничего не осталось делать до того, как я упаду без задних ног в постель. Черт, мне нужно найти нового бармена. Хотя трудно найти кого-то с опытом, кто продержится здесь долго. Они либо не умеют держать язык за зубами, либо попадают в дурную компанию. Да, ребята, вы не можете просто забить его параметры в поиске на сайте вакансий.
Последний из них был отправлен в тюрьму за убийство. Да, именно такое это место. Хотя, должна признаться, я скучаю по старому ублюдку, он играл в покер как подлец. Проходя мимо двери, я останавливаюсь, и она захлопывается за мной.
В моем баре материализуется четверо шкафообразных парней. Татуировки покрывают костяшки пальцев и шеи, у одного даже голова выбрита. Сомнительные типы, конечно, но они ничем не отличаются от здешних типов. Одеты во все черное, и я прищуриваюсь, быстро оценивая их.
— Мы закрыты, — говорю я им, надеясь, что они поймут намек.
Чертовски небрежно, я не заперла дверь. Вот что будет с тобой, если ты будешь пить пиво и разнимать драки четырнадцать дней подряд. Я отчаянно нуждаюсь в выходном, а теперь эти придурки вальсируют здесь, как будто они хозяева заведения.
Один хрустит костяшками пальцев, и все они ухмыляются мне. Если они думают, что это напугает меня, им следует хорошенько подумать. Я пью пиво с парнями, которые заставят этих парней обмочиться, правда пью пиво, не афишируя это.
Все знают бар «Роксерс», и все знают меня… и что со мной шутить не стоит. Есть причина, по которой они все называют меня свингером, и это не потому, что я хожу на секс-вечеринки. Придвинувшись ближе к бару, я просовываю руку за него, соединяясь с гладким деревом моей верной биты, выбивающей дерьмо из таких сук, как эти.
— Я сказала, что мы закрыты. Лучше убирайтесь, ребята.
— Или что? — бросает вызов один из них, делая шаг вперед. У этого ублюдка шрам идет прямо через веко. — Будешь звать на помощь? — смеется он, и остальные присоединяются.
Закатив глаза, я вытаскиваю биту и кладу ее на плечо.
— Нет, я сломаю твои гребаные коленные чашечки и вышвырну тебя на улицу, как мусор. А теперь еще одно предупреждение — мы закрыты.
Они снова обмениваются взглядами.
— Эта девка серьезно?
— Девка? — рявкаю я, низко и смертельно, когда подхожу ближе. — Ты только что назвал меня девкой?
Они, конечно, не обращают на меня внимания, поэтому я протягиваю биту. Этот придурок получит от меня первым. Никто не оскорбляет меня в моем собственном баре, это просто грубо.
Направляясь в их сторону, пока они все еще спорят о том, как лучше схватить меня, я размахиваюсь, так, чтобы отдача по коленям мудака была сильнее. Он падает на пол, из его горла вырывается крик, когда я ухмыляюсь ему с высоты своего ста пятидесяти двухсантиметрового роста — ну, в своих байкерских ботинках я на двадцать два сантиметра выше.
— Хочешь снова назвать меня девкой?
— Черт возьми, держите ее! — хрипит он, а я пинаю его по яйцам, заставляя его с криком упасть назад, когда я поворачиваюсь лицом к остальным, уклоняясь от их рук, пытающихся схватить меня.
Размахнувшись битой, я ударила одного из них прямо по его причинному месту, и он тяжело рухнул на пол, поэтому я подняла колено и ударила его по носу, услышав треск, когда его нос лопнул, как кожица спелого персика. Черт, теперь у меня на полу кровь. Я только что его вымыла!
Разозлившись, я раскачиваюсь, словно одержимая, в то время как двое других подныривают, стараясь не попадаться мне на пути. Один из них падает на табурет, разбивая его своим гигантским телом. Я замираю, опасно щурюсь, и он отскакивает назад.
— Ты только что сломал мой стул? — киплю я от злости.
Он сглатывает, когда я бросаюсь на него с храбрым боевым кличем. Я бью его битой, заставляя хрюкать. Он бьет кулаком, а я опускаюсь на колени, чтобы достать его лицо. Кулак бьет мне точно в челюсть, и моя голова дергается в сторону, кровь заполняет мой рот.
Смертельная ярость наполняет меня.
Медленно поворачиваясь, я смотрю на него сверху вниз, и он понимает, что облажался. В этот момент чьи-то руки обхватывают меня сзади, поднимая на ноги. Откинув голову назад, я врезаюсь в подбородок парня, наступаю ему на ногу, толкаю локтем его в пах и выскальзываю из его хватки, пока он хрюкает от боли.
Большое вам спасибо, Мисс Конгениальность.
Подняв биту, я замахиваюсь и бью его прямо в лицо. Парень на самом деле летит назад от приложенной силы, тяжело приземляясь на пол и почти сотрясая здание. Он остается лежать. Остался один. Я поворачиваюсь к парню, который сломал мой стул. Он как раз встает на ноги, поэтому я выбиваю опору из-под него, размахивая ногой, когда опускаю биту ему на спину.
Он падает вперед, а я бью его по затылку. Насвистывая, я оглядываюсь, чтобы увидеть, как первый парень с трудом поднимается на ноги, поэтому я бросаю в него биту, и она делает то, что подсказывает ее название — выбивает этого сукиного сына. Он без сознания.
Пробираясь через учиненный ими беспорядок и их тела, я беру свою биту и вытираю ее о его рубашку, прежде чем положить на ближайший стол. Уперев руки в бока, я вздыхаю при виде открывшегося передо мной зрелища. И как, черт возьми, мне их оттуда вытащить?
Смирившись, я хватаю одного из них за воротник и начинаю дергать, но он большой ублюдок, поэтому я выбираю одного из парней поменьше первым. Наклонившись, я кладу руки ему под мышки и, кряхтя, тащу его к двери.
Дверь как раз распахивается.
Я поднимаю голову, сдувая волосы с лица, и роняю парня, которого пытаюсь оттащить к двери. Трэвис стоит с открытым ртом. Он все еще в черной рубашке «Роксерс», заправленной в синие джинсы, и ботинках, его обманчиво худое тело дрожит от холода. Трэвис откидывает свои синие волосы с лица, его зеленые глаза пристально смотрят на меня.
— Господи, Рокси, что, черт возьми, стряслось?
— Этот обозвал меня девкой, тот сломал мебель, мне не понравились физиономии двух других. — Я пожимаю плечами, вытирая рукой пот со лба. — Что ты здесь делаешь?
— Забыл ключ, — бормочет он, глядя на мою работу.
— Хорошо, ты можешь помочь мне вышвырнуть этих придурков наружу, — ухмыляюсь я, а он качает головой.
— С тобой никогда не бывает скучно, детка, — Трэвис бросает сумку и направляется ко мне. С его помощью мне требуется всего пять минут, чтобы выбросить их в переулок на заднем дворе. Отряхнув руки, я возвращаюсь внутрь, на этот раз убедившись, что заперла дверь, и набираю номер местной полиции. Я собираюсь рассказать им, что случилось и где ребята, без сомнения, они испугаются сирен и убегут… если очухаются.
Трэвис поднимает палец, показывая мне ключи, когда я прислоняюсь к стойке.
— С тобой все будет в порядке? — бормочет он.
Я киваю и отмахиваюсь от него, когда кто-то, наконец, отвечает, затем передаю информацию, прежде чем повесить трубку, игнорируя вопросы, которые они мне задают.
— Конечно, передай привет своей бабушке. Я собираюсь принять душ и поспать.
— Увидимся завтра, детка, — фыркает он, уходя.
Я запираю дверь за ним, ставлю засовы и цепи на место, прежде чем пройти мимо бара и выключить свет. Я включаю сигнализацию и иду по коридору, мимо офиса и туалетов, вверх по лестнице в задней части бара, где я живу с семнадцати лет.
Мне действительно нужен выходной.