РОКСИ
Немного погодя Дизель прижимает меня к груди и, не беспокоясь об одежде, шагает по коридору, направляясь к лифту… с этой его раной, которую он, к слову, нанес себе сам, так что я не испытываю ни капли сочувствия. То, что мы только что сделали, было… чертовски потрясающе.
Я чувствую так, будто появилась новая я, что странно, как если бы Дизель помог мне избавиться от всей этой боли, живущей внутри меня. Каждый дюйм агонии, которую он причинял, разрушал стены, удерживающие меня, пока мои гнев и страх не переродились в некое чувство по отношению к нему, и я одаривала его им. Ди прав — с другими я другая, но здесь, внизу, я должна быть именно такой, какой я нуждаюсь быть.
Все они предлагают мне другой выход, просто Дизель оказался испорченным, окровавленным и наполненным болью. Другие люди кричали бы в ужасе от того, что мы делали, и отпрянули бы, но все это было по обоюдному согласию и все кончилось удовольствием, так что мне плевать. Может быть, это весь остальной мир сошел с ума, а не мы…
С другой стороны, может быть, мы просто слишком безумны, чтобы видеть, насколько не сумасшедшими являются все остальные. Не знаю почему, но в объятиях Гадюк я не только открываю себя с новой стороны, но и наконец-то сокрушаю те стены, которыми была окружена всю мою сознательную жизнь.
Женщина может быть сильной и слабой.
Красивой и полностью покрытой шрамами.
Испуганной и храброй.
Умной и сексуальной.
Вайперы учат меня этому, и я обнаруживаю, что с их поддержкой становлюсь на голову выше. Я та, кем являюсь, и нет нужды оправдываться за это. Даже в баре я чувствовала потребность быть Рокси-Надери-мне-задницу-детка, темной, сердитой барменшей. Мне никогда не позволяли быть слабой. Даже когда я в этом остро нуждалась. Здесь же я могу быть слабой.
Черт, это не значит, что я перестану выколачивать из них дерьмо, бороться с их правилами, бить людей или быть сучкой. Но, может быть, я могу доверить им все остальное, чего не видит мир.
Когда дверь лифта открывается, Ди удается отпереть дверь квартиры одной рукой, и когда мы входим, то замираем у дверей. Они все там, просто сидят на диване и ждут. Кензо бегло окидывает меня взглядом, и когда он видит меня целой и невредимой, подмигивает мне. Гарретт фыркает, но я читаю уважение в его глазах, прежде чем он отводит взгляд. Райдер кивает, но его губы слегка подергиваются.
— У меня есть кое-какая информация, — начинает Дизель серьезным тоном, прежде чем начинает ухмыляться. — Рокси ‒ крикунья. Могу сообщить ее отцу об этом прямо сейчас.
Райдер смеется, на этот раз беззаботно.
— Я мог бы и сам рассказать тебе это.
Парни.
— Но я также вызнал кое-что у убийцы, — продолжает Дизель, и Райдер моментально становится серьезным.
— Я узнаю все позже у Райдера, позволь мне позаботиться о Рокси, пока ты делишься тем, что узнал, — ухмыляется Кензо и бросается ко мне, хватая меня, а я лишь вскрикиваю, когда он хихикает и неторопливо уходит. Глядя на меня сверху вниз, он мягко улыбается.
— Не могу поверить, что ты пережила его пытки. Ты чертовски жестока, женщина. Ты ведь понимаешь, что это значит, верно?
— Что? — спрашиваю я, прижимаясь к Кензо. Мне стоило бы потребовать, чтобы меня опустили, сказать, что я сама могла ходить… но я серьезно не могу не начать беспокоиться.
— Ты лишь бросила ему вызов, чтобы Ди нашел новые способы причинить тебе боль, — смеется он. — Хорошо, что ты ему нравишься, но это не лишает тебя необходимости испытать много боли в будущем.
Я издаю стон:
— Черт, Ди сумасшедший. — Но даже когда я произношу это, я улыбаюсь.
— Он не единственный, — смеется Кензо, многозначительно глядя на меня, прежде чем пинком распахнуть дверь и ввалиться в комнату. Держа меня на коленях, он открывает ванну и наполняет ее чем-то, отчего вода в ней начинает пузыриться; Кензо притягивает меня ближе.
Мы сидим в тишине, пока наполняется ванна, а я расслабляюсь в его объятиях. Мне следовало бы спросить, почему я не хочу делиться своим телом с ним и его братом, или почему ему все равно… но, честно говоря, я делала вещи и похуже, и я отказываюсь стыдиться этого. Для них, как мне кажется, это потому, что они пошли на это, зная, что должны разделить «долг».
Я так погружена в собственные мысли, что даже не замечаю, что ванна уже наполнена до краев, пока Кензо не сжимает меня.
— Вот так вот, детка.
Он окунает меня в воду, заставляя кричать, когда я выныриваю и смотрю на него.
— Мне нравится, когда ты выкрикиваешь мое имя.
— Я этого не делала, — бормочу я.
— Нет? Позволь-ка мне это исправить. — Кензо подмигивает, заставляя меня усмехнуться, какой дрянной ублюдок. Он издает картинный стон, прижимая руку к сердцу. — Бля, ты чертовски милая. Если бы тебе не потребовался отдых, я бы довел тебя до оргазма прямо сейчас.
Я брызгаю на него и плаваю в огромной ванне, все мое тело болит, как и мои киска и задница, но это того стоило. Кензо отступает назад и убирает волосы с лица, прежде чем сбросить рубашку и брюки. Обнаженный, он позволяет мне впитать в сознание каждый дюйм его совершенного тела, а моя нежная киска трепещет от того, каким шедевром предстал передо мной Кензо, но ни один из нас не поддается влечению, хотя его член уже тверд.
Он скользит в ванну и притягивает меня в свои объятия, держа сзади, пока я плаваю, его колени оказываются по обе стороны от меня. Он намыливает руки и начинает тщательно мыть меня.
— Почему ты так добр ко мне? Когда я впервые оказалась здесь, остальные буквально пылали ко мне ненавистью хотя и привели сюда, но ты все равно был со мной милым.
— Я видел в твоих глазах, как я уже сказал, тех же призраков, которые преследовали и нас самих. Честно говоря, нам нужно было, чтобы кто-то пришел сюда и встряхнул нас. Мы просто существовали, уже почти не были семьей. Бизнес и деньги брали свое, и мы все становились холодными — Райдер слишком серьезным, Дизель слишком безудержным, Гарретт слишком злым и замкнутым… — напевает Кензо.
— А ты? — подсказываю, когда он намыливает мою киску, заставляя задыхаться.
— Слишком блуждающим. Я продолжал уходить все дальше и дальше, но ты привела меня домой, Рокси. Ты возвращаешь нас всех назад и напоминаешь нам, почему мы начали это. Любовь и семья, — шепчет Кензо, прежде чем поцеловать меня в плечо. — Никогда не переставай быть собой, даже когда ты злишься. Ты подталкиваешь их к нечто большему, ты подвергаешь сомнению то, в чем они перестали сомневаться, и все же ты не страшишься смерти. Ты можешь играть с Дизелем, но говорить о делах с Райдером. Ты не понимаешь, какая это редкость.
Я вздыхаю.
— Я не редкость, я такая же испорченная, как и вы, ребята.
— Вот именно, — смеется он. — Ты отвечаешь на нашу испорченность по-своему. Ты такая крошечная штучка, и все же ты можешь сбить нас с ног и насолить нам. Это чертовски сексуально. Даже когда ты говоришь нам, что ненавидишь нас.
— Я и правда ненавижу тебя, — бормочу я.
— Конечно. — Он хихикает. — Просто не зли Дизеля, хорошо?
— Подожди, — бормочу я, взвизгивая, когда пытаюсь повернуться и почти тону, поэтому сдаюсь. — А это разве не было вспышкой гнева Дизеля?
Кензо смеется, притягивая меня ближе и поддерживая.
— Нет. Ты не захочешь видеть это воочию… его гнев чертовски страшен, и я сомневаюсь, что тебе будет под силу вернуть его обратно.
Мы просто сидим в воде, и я почти засыпаю, это так расслабляет. Кензо целует меня и сливает воду из ванной, помогая мне выбраться.
На меня разом навалилась сонливость и усталость от теплой воды, что даже не протестую, когда Кензо вытирает меня, несет в другую комнату и сажает на кровать.
Кензо намазывает меня кремом, чтобы обезболить рубцы, прежде чем поцеловать каждый по отдельности, затем притягивает в свои объятия, обнимая меня всем телом, пока его колени не сгибаются вместе с моими, и мы не сворачиваемся с ним в единый клубок. Я так засыпаю, но, должно быть, только на короткое время, потому что, когда я просыпаюсь, я почти не чувствую себя отдохнувшей, но, по крайней мере, сейчас я могу функционировать.
— Я позволю тебе одеться. У нас для тебя сюрприз, выходи, когда будешь готова, — бормочет Кензо, целуя меня в щеку, прежде чем соскользнуть с кровати. Перевернувшись на спину, я зеваю и потягиваюсь, морщась от боли между ног и на спине. Даже после того, как Кензо позаботился об этом, там все еще болит, ну да ладно.
Сюрприз? Интересно, какой? Это то, что заставляет меня двигаться, и я подхожу к своей одежде, накидываю сброшенную рубашку Кензо и ничего больше, прежде чем отправиться выяснять, какой же меня ждет сюрприз. Лучше бы это был хороший сюрприз. Что-нибудь из еды или оружия.
~
Мне в значительной степени приходится ковылять в гостиную, что, честно говоря, выглядит не очень презентабельно, но все равно. Когда я прихожу туда, Кензо выглядит очень взволнованным, и даже Райдер не разговаривает по телефону. Гарретт одаривает меня легкой улыбкой, своего рода улыбкой перемирия, и Дизель, ну, Дизель подпрыгивает на диване, ожидая.
— Мне нужно выпить кофе, — ворчу я и тыкаю пальцем в Дизеля. — Кофе, сейчас же.
Все трое поворачивают головы к Дизелю и буквально бросаются вперед, как будто ожидают, что он взорвется или что-то в этом роде, но он просто смеется и перекатывается через спинку дивана.
— Конечно, Птичка.
Я же перевожу взгляд на остальных и вижу, что Райдер ухмыляется.
— Я бы сказал, что нам нужно сделать то, что делаешь ты, чтобы заставить его вести себя хорошо, но… ну, мы все видели, что он с тобой сделал, и я не могу сказать, что мне это настолько интересно.
Закатив глаза, я бросаюсь на его место.
— Держу пари, я могла бы заставить тебя, — поддразниваю я, и Райдер смеется.
— Возможно, но все же, используй свою новую власть над ним осторожно, — предупреждает он и наклоняется ближе. — Не пользуйся преимуществами. — Райдер поддразнивает, но в этом есть намек на осторожность.
— Я не собираюсь делать Ди своим персональным убийцей, иначе вас бы он, ребята, точно трахнул. Я просто хочу кофе… и еды… может быть, оргазмов. — При этих словах пожимаю плечами.
Райдер улыбается мне, сверкая белыми зубами.
— Уверен, что смогу помочь с этим, — соблазнительно бормочет он, его глаза скользят по моим губам и сиськам, просвечивающим через белую ткань рубашки Кензо, ни капли не оставляя воображению шанса. Я громко сглатываю, сжимая ноющие бедра вместе. Мою киску буквально избили, но она все еще пульсирует от его слов. Потаскушка.
Райдер ухмыляется, проводя пальцем по моей обнаженной ключице, заставляя меня дрожать мелкой дрожью, но все, что он делает, это заправляет прядь волос мне за ухо, прежде чем отвернуться.
Дорогой гребаный Бог, эти парни не подходят для моей киски. Все, что им нужно сделать, это посмотреть на меня этими злыми глазами, и я таю.
Дизель проскальзывает за мной на диван, подталкивая меня вперед, когда его ноги оказываются по обе стороны от меня. Его грудь все еще обнажена, а шов, проделанный мной, скрывает кусок белой марли. Он обнимает меня за талию и тянет назад, пока я не оказываюсь зажатой между его бедрами. Другой рукой Ди предлагает мне чашку дымящегося кофе.
Беру ее из его рук, издавая стон, когда обжигаю рот, делая глоток ‒ оно того стоит. Тогда у меня урчит в животе, и он смеется, целуя меня в щеку.
— Сначала подарки, потом еда.
— Подарки? — оживляюсь я. — Это новая бита?
Гарретт смеется.
— Я же тебе говорил, — ворчит Кензо и протягивает ему немного денег, которые он кладет в карман, прежде чем подмигнуть мне. Вау, наше перемирие действительно работает.
— Нет, боюсь, никаких новых бит, дорогуша, — говорит мне Кензо, наклоняясь вперед, чтобы встретиться со мной взглядом. — Мы хотели показать тебе, что мы представляем из себя гораздо больше, чем… ну, простые гангстеры. Это все для тебя. Все, что тебе не понравится, мы можем забрать обратно, и, да, мы можем получить все, что тебе нужно. — Он потирает затылок. — Я знаю, что мы начали… неловко, но нам важно, чтобы ты была довольна и счастлива.
Я пялюсь на пакеты и коробки на столе, которые раньше не замечала. Их так много, что они буквально усыпали весь пол. Что за…
— Когда вы вообще успели все это притащить?
— Ранее мы с Райдером пробежались по магазинам, — смеется Кензо.
Я смотрю на Райдера, который только вздыхает.
— Он заставил меня.
— Вам не обязательно покупать мне шмотки, — ворчу я. Это раздражает меня, мне нравится оплачивать выбранные мной вещи, как и самой выбирать, какой дорогой мне идти по жизни… Такое чувство, что после этого я буду им чем-то обязана.
Райдер наклоняется, не обращая внимания на то, что я заключена в объятия Дизеля, и крепко хватает меня за подбородок, заставляя посмотреть на него.
— Никаких обязательств, никаких ожиданий. Это просто что-то приятное, и я знаю, что это трудно понять, я все еще борюсь с осознанием этого, но мы сделали так, потому что нам не все равно. Прими это, любимая.
Черт, откуда он узнал?
Потому что Райдер знает все, и он хорошо проделал свою работу, чтобы разузнать все на свете обо мне. Гребаный придурок. Он ухмыляется, как будто знает, о чем я думаю, и наклоняется, облизывая мои губы, прежде чем пропеть:
— М-м-м, кофе.
Райдер отстраняется, а я задыхаюсь и ощущаю, что уже растаяла для него. Козел. Ладно, никаких обязательств. Нормальные люди могут принимать подарки. Ты можешь это сделать.
— Серьезно, я надеюсь, что ты не потратил на меня так уж много, — бормочу я, и мои глаза расширяются, когда я замечаю коробку с надписью Cartier.
Дизель смеется, когда я пытаюсь вырваться из его хватки, обхватывая меня ногами, пока вокруг меня не обвивается психованная человеческая коала, удерживая меня на месте. Райдер выхватывает кофе из моей руки, прежде чем я его пролью, и, не сводя с меня глаз, пока я борюсь с удерживающим меня придурком, прикладывается губами к тому месту, где только что были мои губы, после чего ставит чашку.
— Ублюдок, — шиплю я. — Ты должен мне еще чашку кофе.
— Я заглажу свою вину перед тобой, — подмигивает Райдер, хватает коробочку, самую маленькую, и протягивает ее мне. Он вдруг начинает нервничать, а это не то слово, которое я обычно использую для того, чтобы описать Райдера. — Вот, это то, что я выбрал.
Не в силах вырваться, я вздыхаю и беру у него коробку, открывая крышку. Внутри лежит ожерелье, завернутое в шелк. Выглядит оно чертовски потрясающе и представляет собой толстую золотую спираль, колье, со змеиной головой на одном конце и хвостом на другом. Золотая поверхность покрыта чешуей, а глаза ‒ ярко-красные рубины. От одного его вида перехватывает дух и, без сомнения, оно стоит дорого.
Две части меня вступают в противоборство ‒ одна, ожидающая, что с этими подарками они натянут на меня марионеточные струны, а другая просто хочет в этот момент слететь с катушек. Я не вещь, которую могут купить за драгоценности. Мне не нужны их гребаные деньги.
Кензо наклоняется вперед.
— Дорогая, прими это. Мы планируем тебя побаловать.
— Это еще зачем? — требую я ответа, сжимая коробку, теперь уже достаточно выйдя из себя.
Он пожимает плечами.
— Потому что мы можем, потому что мы все знаем, откуда ты к нам пришла, и большинство из нас тоже вышли оттуда. У тебя должны быть красивые вещи, тебя нужно баловать драгоценностями и подарками, которые вряд ли сравнятся с твоей красотой. Привыкай к этому, это реально.
— Но… — начинаю я, но Райдер сощуривается.
— Просто скажи спасибо, мы ничего не хотим взамен… Ну, может быть, не тыкай Гарретта снова фамильными драгоценностями.
— Как насчет денег…
— У нас их чертова прорва, больше, чем нам когда-либо могло понадобиться, так что просто прими эти чертовы подарки, или ты ранишь их чувства. Эти тупые придурки никогда ничего не делают для кого-то другого, так что не переворачивай все сейчас с ног на голову, — огрызается Гарретт.
Вот дерьмо.
Вздыхая, я собираю все свое мужество в кулак, осознавая, что это моя проблема, с которой нужно разобраться. Я сама решила пойти с ними ва-банк, отказаться от борьбы с каждой мелочью. Это моя проблема с деньгами и подарками, а не их. Гарретт прав.
— Мне жаль, — шепчу я, прежде чем посмотреть на Райдера и Кензо, которые кажутся опустошенными. Райдер скрипит зубами. — Спасибо, у меня никогда раньше не было подарков, и, наверное, я не знала, как ответить.
— Никогда? — грохочет Гарретт.
Я качаю головой, протягиваю руку и глажу змею.
— Никогда, мы не отмечали никаких праздников или мой день рождения в детстве, так что, во взрослом возрасте… Нет, наверное? — При этих словах пожимаю плечами. — Да, никогда.
— Гребаные придурки, — ворчит Гарретт, когда Дизель притягивает меня ближе.
— Когда у тебя день рождения? — требовательно спрашивает Кензо.
— Эм, в мае, кажется. — Вздыхаю, а Райдер вопросительно смотрит на меня. — Они никогда не говорили мне когда именно.
Его глаза сужаются, кулаки сжимаются.
— Я это выясню.
Дизель снова целует меня.
— У меня тоже никогда не было подарков до этих парней, но посмотри на них, посмотри, как они счастливы, ты подарила им цель. У них есть все эти деньги, и им не на кого их тратить, так что позволь им побаловать тебя, Маленькая Птичка. Это так же важно для них, как и для тебя. Их отец использовал свои деньги как оружие, еще одну вещь, которую приходилось копить. Так это? Это хорошо для них, показывая, что это может сделать что-то еще, кроме того, чтобы сделать тебя могущественной.
Он прав. Кензо широко улыбается, и даже Райдер расслабляется и кажется счастливым.
— Это прекрасно. Хотя я вижу закономерность. — Я смеюсь, и Кензо протягивает мне еще две коробки.
Осторожно закрыв коробочку с ожерельем, я оглядываюсь в поисках места, куда бы его положить, когда рука Райдера накрывает мою и извлекает его, устремив на меня взгляд своих грустных темных глаз.
— Спасибо, — шепчет он, и я следую за его взглядом к Кензо. В нем кроется что-то еще, но сейчас не самое лучшее время это выяснять.
Я киваю, и Райдер передает мне следующие две коробки. Осторожно открываю их, даже не будучи шокированной драгоценностями внутри — насколько богаты эти парни? В одной коробке лежит шарм для пирсинга со свисающей золотой змеей, от вида которой я начинаю улыбаться. В другом ‒ перстень, от которого у меня перехватывает дыхание. Он черный и большой, оправленный в золотую оправу, в которой виднеются клыки, сжимающие драгоценный камень.
— Они… — я качаю головой. — Потрясающие, — шепчу я.
— Думаю, это компенсирует все дни рождения, Рождество и все остальное, что ты когда-либо пропустила, — подкалывает Дизель.
— Пока нет, для этого потребуется еще как минимум три рейса, — добавляет Кензо с усмешкой.
Серьезно, что ли?
— Передай ей следующую, — взволнованно настаивает Кензо, и прежде чем я успеваю разинуть рот на драгоценности, они забирают их, и мне в руку кладут новую коробку.
Я осторожно открываю ее, почти качая головой при виде безделушки внутри, еще одного кольца, похожего на первое, но на этот раз красного. За ним следуют еще четыре украшения, серьги в виде змей, браслет на лодыжку и диадема. Я чувствую себя подавленной, и они должны это понимать, потому что Райдер объявляет перерыв на кофе. Я снова прижимаюсь к Дизелю, позволяя ему обнимать меня, пока пытаюсь все это осмыслить.
Это похоже на сон.
Кензо придвигается ближе, пока Райдер уходит, и хватает меня за руку.
— Прости, если это слишком, я просто хотел тебя побаловать, — предлагает он и внезапно кажется мрачным, поэтому я вспоминаю взгляд Райдера и заставляю себя улыбнуться.
— Это слишком, честно говоря, и, кажется, что это происходит с кем-то другим, но спасибо, это так много значит для меня, — говорю я ему, а затем, набравшись храбрости, наклоняюсь вперед и целую Кензо. Он издает стон в районе моих губ, и когда я отстраняюсь, он, кажется, оживляется. Кензо бросает взгляд на Гарретта, прежде чем соскользнуть на пол и перебрать оставшиеся коробки и пакеты.
Райдер возвращается и передает мне кружку с кофе, на этот раз я дую на нее, ожидая, пока она остынет. Он садится рядом со мной, достаточно близко, чтобы можно было говорить шепотом, чтобы никто другой — ну, кроме моей коалы — не мог услышать.
— Мой отец никогда не покупал маме подарков, ни разу. Если он когда-нибудь и дарил нам что-то, то только потому, что ожидал чего-то взамен, это всегда сопровождалось кнутом. Кензо любил Рождество, открывал подарки от нашей мамы, но мой отец подсчитывал каждый цент в своей голове. Ты бы видела, как это ранило нашу маму, она была такой тихой, хрупкой, слабой женщиной, даже если она очень любила нас. В конце концов, праздновать Рождество мы прекратили, но Кензо каждый год находил способ сделать ей подарок. Он зарабатывал свои собственные деньги и покупал ей что-нибудь, тайком передавая маме, когда мой отец не видел этого. Кензо думал, что это поможет сделать ее счастливой, так он показывал ей, что любит ее. Вплоть до ее смерти.
Я смотрю на Райдера, вглядываясь в его глаза. Он сказал это холодно, как будто с ним ничего не стряслось. Неужели эта корка льда снова скрывает его истинные чувства? Я так думаю, поэтому протягиваю руку и провожу пальцем по его челюсти.
— Это, должно быть, было тяжело для вас обоих. Как она умерла?
Он делает глубокий вдох, и этот лед слегка тает.
— Она покончила с собой, однажды мы пришли домой из школы и обнаружили ее висящей в коридоре. Мне удалось остановить Кензо до того, как он увидел…
— Но ты сделал это, — шепчу я.
Он кивает:
— Кензо был молод, я вытащил его на улицу, а потом… потом я попытался спасти ее. Я тянул и тянул, пытаясь втащить ее тело обратно через балкон, но тогда я был таким маленьким. Я не мог этого сделать, я не мог спасти ее.
— Рай, — шепчу я, — это была не твоя работа ‒ спасать ее. Ты был ребенком.
Он качает головой.
— Это была моя работа ‒ защищать их обоих, и я потерпел неудачу. Я больше никогда не потерплю неудачу.
Я киваю, теперь понимая, почему он такой, какой есть.
— Спасибо, что рассказал мне.
Райдер пожимает плечами, лед возвращается на место, когда он пытается отодвинуться, дистанцироваться, механизм преодоления, поэтому я хватаю его за руку и соединяю наши ладони, не отпуская, когда Кензо взволнованно протягивает мне маленькую сумку. Смеясь, я открываю ее одной рукой, отказываясь выпускать руку Райдера. Ему нужно чувствовать это, быть здесь, не запираться в себе и сидеть сложа руки, защищая нас, а наслаждаться этим, как Кензо. Он прошел через такое же воспитание, и когда Рай рассказал эту историю, я почувствовала его боль и то, как сильно он хотел показать своей матери, что любит ее. Теперь он не сможет отступить, я растоплю этот лед по кусочку раз за разом.
Внутри сумки лежит новый топ. Следующие подарки ― это много новой одежды, и когда больше нет коробок или сумок, я вздыхаю с облегчением. Как бы удивительно это ни было, я все еще пытаюсь принять подарки, но я справлюсь с этим.
Я жонглирую пакетами одной рукой, все еще держа руку Райдера в своей. К черту все это. Я крепче сжимаю его руку и прижимаю ее к своей груди.
— Вот, — бормочу я, когда мне удается поставить сумки двумя руками.
Когда я поднимаю глаза, они все смотрят на меня.
— Что? — спрашиваю я, и вдруг все они разражаются хохотом.
— Придурки, — ворчу я, когда Райдер сжимает мою грудь.
Я смотрю на него, чтобы увидеть эти холодные сверкающие глаза и его широкую и безудержную улыбку.
— Никогда не меняйся, любимая.
— Заткнись. А теперь накормите меня, похитители, я голодна.
Райдер наклоняется ближе, хватает меня за затылок и целует в лоб, растягивая поцелуй.
— Конечно, — бормочет он, прежде чем встать и направиться на кухню. Кензо бросается за ним, крепко целуя меня.
Я остаюсь с Дизелем и Гарреттом, и внезапно Гарретт выглядит неловко, но бросает в меня коробку, не глядя.
— Вот.
— Что это? Мы пропустили какую-то? — в замешательстве спрашиваю я.
— Это от меня, — бормочет он, потирая голову.
— От тебя? — скалюсь в ответ.
— Это важно, я все еще ненавижу тебя, — огрызается он, заставляя меня смеяться.
— Не волнуйся, милый, я тоже тебя ненавижу. — Киваю я, и он на мгновение ухмыляется мне.
— Открой, — требует он.
Я делаю, как мне говорят, и огромная ухмылка расплывается на моем лице. Это пистолет, он намного лучше, чем мой старый дерьмовый. Нет, этот необычный, и на затворе выгравированы слова «Девушка Гадюк».
— Он не заряжен. — Произносит Гарретт, кашлянув.
— Боялся, что я тебя пришью? — скалюсь я в ответ. — Случайно, конечно! — Я хлопаю ресницами, глядя на Гарретта, и он заливается смехом.
— Мне нужно убедиться, что ты знаешь, как правильно стрелять из него. Покажу тебе позже. — Он кивает, и я оживляюсь.
— Черт возьми, да! Ты тоже научишь меня некоторым своим необычным боевым приемам? — скалюсь я в ответ.
— Нет, — огрызается он, нахмурившись. — Ты можешь использовать их на мне.
— Или я могла бы использовать их на Ди. — Я ухмыляюсь, а Дизель дрожит.
— Пожалуйста, сделай это со мной, Маленькая Птичка, — бормочет он.
— Вы двое запутались. — Гарретт закатывает глаза, но на его губах играет улыбка.
Точно девушка Гадюк.
Райдер и Кензо накормили меня достаточно, чтобы я лежала на диване, не в силах пошевелиться, и в итоге я дремлю там, положив ноги на колени Райдера, когда он гладит мои пальцы, а другой рукой держит телефон. Моя голова лежит на коленях Кензо, а Дизель лежит на полу рядом со мной, рукой он тянется, чтобы схватить мою ладонь. Гарретт садится на другой диван, но не уходит, что является плюсом. Когда я просыпаюсь, все, кроме Гарретта, уже свалили.
Потягиваясь, я зеваю и оглядываюсь вокруг.
— Черт, как долго я была в отключке?
Гарретт отрывает взгляд от лезвия, которое он точит, и убирает его, откидываясь назад, наблюдая за мной.
— Несколько часов, тебе это было нужно. — Он встает на ноги и потягивается, его рубашка задирается, обнажая пресс, а я не могу не пялиться.
Он ловит мой взгляд и, должно быть, думает, что я пялюсь на его шрамы, потому что он замолкает, его взгляд темнеет.
— Готова опробовать свой новый пистолет? — предлагает Гарретт, но сейчас кажется отстраненным.
— Конечно. — Я встаю и надеваю обувь. — Нам нужно ехать туда?
Гарретт хмыкает и направляется к входной двери, так что я следую за ним, прихватив свой новый пистолет. Он направляется к лифту, не разговаривая со мной всю дорогу вниз, и я знаю, что мне нужно резко изменить ситуацию, прежде чем он снова начнет ненавидеть меня всецело, но когда я собираюсь заговорить, дверь лифта открывается, и он выходит.
Вздыхая, я следую за Гарреттом, но замираю, когда он ведет меня в то, что выглядит как гребаное стрельбище. Какого хрена? Что еще они прячут в этом здании?
— У вас есть собственное стрельбище? — усмехаюсь я.
Гарретт пожимает плечами, когда садится.
— У нас в здании есть все необходимое ‒ тренажерный зал, ресторан, магазин. Это самодостаточное здание.
Я двигаюсь в сторону Гарретта, и он надевает мне на голову наушники.
— Тебе когда-нибудь приходилось стрелять из пистолета раньше?
Я лишь киваю.
— Раз или два Рич учил меня, но… ну, нигде так, как здесь. Мы стреляли в лесу.
— Рич? — эхом отзывается он, глядя на меня сверху вниз.
— Ему принадлежал бар, — сообщаю я Гарретту, а затем отвожу взгляд. — Он… мой отец задолжал ему немного денег, и я устроилась туда на работу, чтобы погасить его долг, но, в общем, мне так понравилось, что Рич взял меня под свое крыло. Когда я ушла из дома, мне некуда было идти, поэтому он выделил мне место, где я могла остановиться. Он помог мне. Рич был хорошим человеком.
— Что случилось? — тихо интересуется Гарретт.
Я сглатываю и смотрю на пистолет.
— Он умер. — Я делаю глубокий вдох и смотрю на Гарретта. — Итак, как мне это сделать?
Он показывает мне, как стоять и как правильно держать пистолет, прежде чем позволить мне сделать несколько выстрелов. Гарретт несколько раз корректирует мою стойку, прежде чем позволить мне продолжать стрелять, пока я снова не расплываюсь в улыбке. Остановившись, я щелкаю предохранителем и снимаю наушники, глядя на Гарретта, когда он стоит рядом со мной. Однако он избегает моего взгляда. Помимо разговоров о Риче, он все еще, кажется, злится из-за того, что на него пялятся.
Ладно, тогда, думаю, мне решать, как это исправить. Я ни за что не позволю нашему перемирию нарушиться из-за какого-то недоразумения.
— Ты собираешься сверлить меня взглядом всю ночь или, блядь, поговоришь со мной? — огрызаюсь я, выпячивая бедро. Он скрипит зубами, но игнорирует меня. — Чувак, наберись смелости. Что случилось?
— Прости, что мои шрамы вызывают у тебя отвращение, гребаная принцесса. Пора возвращаться наверх, — рычит Гарретт.
Прижимая пистолет к его подбородку, я прищуриваюсь.
— Мне плевать, что ты думаешь о своих шрамах, Гарретт, но ты выслушаешь меня. Мне они нравятся, они заставляют меня чувствовать себя лучше по отношению к моим. Каждый из них был заработан, и это показывает, что ты пережил то, чего не пережили бы большинство других. Когда я вижу их, я вспоминаю, насколько ты силен, и, честно говоря, они не умаляют твоей сексуальности, а только усиливают ее. Я раньше пялилась на твой гребаный пресс, ясно? Интересно, будет ли выглядеть странно, если я оближу кубики твоего пресса.
Гарретт замирает, широко раскрыв глаза.
— Что?
— Ты увидел в моих глазах то, что хотел увидеть ‒ отвращение, потому что так было бы легче продолжать отталкивать меня, — вздыхаю я. — У нас перемирие, Гарретт, так что, если ты злишься на меня, просто поговори со мной, хорошо?
— Ты любила его? — спрашивает он, отталкивая меня. Я, должно быть, выгляжу такой же смущенной, какой чувствую себя, потому что он уточняет: — Рича.
— Да, но не так, как ты думаешь, а как отца. Похоже, это не прерогатива мужчин старшего возраста по отношению ко мне. Я предпочитаю язвительных придурков, которые меня похищают, — скалюсь я в ответ.
Затем Гарретт ухмыляется, прижимаясь ближе к пистолету, наши тела почти соприкасаются, и от этого по мне прокатывается волна тепла. Я хочу Гарретта, я даже сказала ему об этом, и он явно хочет меня, но что-то его останавливает, сдерживает. Зная, что это глупый шаг, я открываю рот.
— Что случилось с твоей грудью?
Гарретт замирает, его глаза темнеют, а тело твердеет. Он спросил меня, и я рассказала ему о себе, так почему же он не может хоть немного доверять мне? Гарретт отстраняется и поворачивается.
— Убери пистолет, мы вернемся до того, как остальные вернутся домой.
— Так это все? Я получаю несколько грубых слов, открываю тебе свою боль, и все, что я получаю, это непробиваемую стену? — огрызаюсь я. — Ты не должен так поступать со мной, я не прошу ничего, кроме нескольких демонов прошлого.
Гарретт рычит и поворачивается, его тело вздымается. Сейчас он выглядит массивным.
— Ты просишь слишком многого! — орет он. — Моя боль ― это моя собственная боль. Я не просил тебя о твоей, да и не хочу этого. Ты можешь получить кого угодно, только не меня.
— Пошел ты! — кричу я. — Ты не можешь пытаться разрушить стены людей и проникнуть в их сердца, не оголив своего, это, блядь, не так работает, ты, придурок!
— Кто сказал, что я хотел оказаться в твоем сердце? — бормочет он, наклонив голову, его голос жесток. — Мне даже не хочется залезть тебе в трусы. Ты пытаешься принять похоть за любовь, любовь, — издевается он. — Как только ты им наскучишь, они вышвырнут тебя в сторону, как и всех остальных.
Я дергаюсь от его слов как от удара… неужели он прав?
— Ну, наверное. Я могу справиться сама, но до тех пор я здесь. Я одна из вас…
— Ты никогда не станешь одной из нас. Только потому, что ты хорошо раздвигаешь ноги, это не делает тебя одной из нас, равной нам, — рычит Гарретт, и я действительно отступаю, таким ядом исходит его тон. Это больше не Гарретт, это дикое животное, набрасывающееся на всех и вся, потому что он напуган, испуган, что я подобралась слишком близко. Боится, что ему причинят боль. — Ты не более чем уплата долга.
— Ненавижу тебя, — шиплю я.
— Взаимно, детка, — рычит он и, не сказав больше ни слова, срывается с места, оставляя меня недоумевать, все ли, что он сказал, правда.
Я смотрю вслед Гарретту, прежде чем повернуться и схватить наушники, выплескивая свой гнев на цель. Я стреляю снова и снова, пока не начинаю задыхаться и не наполняюсь большим количеством вопросов, чем ответов. Прислонившись к деревянной перегородке, я опускаю голову. Мне не стоило давить на него, он не был готов… но то дерьмо, которое он сказал…
Он прав?
— Не смей позволять ему лезть тебе в голову. Гарретт ‒ это много чего ‒ боец, убийца и, да, мудак, ‒ но он не прав. Не в этот раз, — бормочет Райдер, и я чувствую, как он прижимается к моей спине. Он все это слышал? Я даже не слышала, как он вошел. — Гарретт напуган, любимая, напуган тем, что ты одна из нас, что ты так легко подходишь… Напуган тем, что это значит для него, и он кидается на тебя. Он не имел в виду то, что сказал, и ты знаешь, что ты больше, чем просто девушка для перепихона по-быстрому.
— Разве? — спрашиваю я, храбрясь, так как не смотрю в эти ледяные глаза.
— Да, — огрызается он, хватая меня за бедра и поворачивая. Его грудь прижимается к моей, когда Рай прижимает меня спиной к стене и заманивает в ловушку, опуская голову, пока она не оказывается у моего лица. — Ты думаешь, мы впускаем в наш дом кого попало? В нашу жизнь? Доверяем им наши секреты? Были женщины, но мы никогда, никогда не впускали их в наш круг. Ты? Ты прямо в центре всего этого, Роксана. Если бы я хотел по-быстрому перепихнуться, я бы вышел из дома и взял бы любую, но я этого не делаю.
— Тогда чего ты хочешь? — спрашиваю я.
— Тебя и твоего неповторимого отношения. Даже когда ты ненавидишь нас, даже когда нападаешь на нас, — ухмыляется Райдер. — Даже когда ты куксишься, я хочу тебя, Принцесса, так что не позволяй ему заставлять тебя сомневаться в этом. Продолжай давить, тебе придется быть сильнее, чем когда-либо, чтобы достучаться до него.
— Почему ты хочешь, чтобы я это сделала? — спрашиваю я, заглядывая в глаза Райдера.
— Потому что я понимаю, что либо мы все вместе, либо никто из нас. Я знаю, что Гарретт хочет тебя, хочет того, что мы с тобой здесь выстраиваем, но он не знает как. Его прошлое делает его слепым. Он не видит того, что перед ним, кто перед ним. Вскрой эту рану, вытащи его, брыкающегося и кричащего, и сделай его своим, как и всех остальных.
— Как и тебя? — спрашиваю я, наши губы почти соприкасаются.
— Как и меня. — Он усмехается мне в губы. — Не думай, что ты можешь начать командовать мной, любовь моя, или я напомню тебе, что именно тогда происходит. — Его глаза горят, а я дрожу. Райдер хихикает и притягивает меня ближе, нежно целуя. — Пошли, давай вернемся, пока Ди не забеспокоился и не выследил тебя. Он хуже бешеной собаки.
Смеясь, я следую за ним, чувствуя себя лучше. Рай прав. Я позволила Гарретту прятаться достаточно долго. Я могу быть долгом, но этот долг? Она победила Гадюк, она выдержала пытки Дизеля, она обвела вокруг пальца Кензо, и она, черт возьми, командовала Райдером.
Он будет моим.