РОКСИ
Мы мчимся к дому. Тони, Сэм и остальные едут за нами на другой машине. Я не жду их. Эта мразь убьет его, но сделает это больно. Пора этой суке сдохнуть. Я устала от того, что ее призрак причиняет ему боль.
Только я могу положить этому конец.
Чем дальше мы удаляемся от города, тем тише становятся дороги. Дизель передает еще оружие, которое было у них в машине, и его рюкзак снова при нем. Только на этот раз на нем веселое, огненное солнце. Серьезно, он их коллекционирует, что ли?
Мне нужно будет изучить это дерьмо, как только мы вернемся, потому что так странно видеть этого большого, плохого, сумасшедшего, красивого парня… со сверкающим смешным рюкзаком за спиной. А еще это странно сексуально. На этот раз я не спрашиваю, что в нем.
— Дизель, ты налево, я направо. Остальные идут через черный ход. Понятно? — Райдер смотрит на меня, пока ведет машину, его рука на секунду хватает мою и сжимает. — Мне нужно, чтобы ты вытащила моего брата. Он будет где-то на втором этаже.
Я втягиваю воздух, понимая, что он доверяет мне это, но киваю и крепче сжимаю биту между ног.
— Эта сучка ― моя.
Он ухмыляется и смотрит обратно на дорогу. Она длинная и извилистая, мы едем по холму к освещенному особняку на вершине. Отсюда я могу видеть стеклянные балконы, окружающие белое двухэтажное здание. Красивый, блин, дом, жаль, что к концу этого вечера его сравняют с землей.
Мы подъезжаем к воротам и выходим, все охранники вооружены до зубов. Но когда подъезжает другая машина, мы все наставляем пистолеты и ждем, фары слегка ослепляют нас, пока дверь со стороны водителя не открывается и оттуда не вываливается Кензо.
Он ухмыляется нам.
— Не думали, что сможете разобраться с этим без меня, верно?
Он смеется, шагая к нам. Его грудь прикрыта жилетом, но он слегка наклоняется в одну сторону.
— Нет, возвращайся домой, брат, — рявкает Райдер. — Ты ранен.
Он закатывает глаза, когда доходит до нас и крепко целует меня.
— Привет, дорогая. Не думала же ты, что я позволю тебе получить все удовольствие, а?
— Кензо… — начинает Райдер, но Кензо рычит на него.
— Он и мой брат тоже. Я здесь, я не собираюсь возвращаться домой, и ты тоже. Мы делаем это вместе. Каждую минуту, которую мы теряем, он может умереть, так что хоть раз просто заткнись и послушай меня, — огрызается Кензо, но потом смягчается. — Со мной все будет в порядке, доктор дал мне болеутоляющие, чтобы мышцы не болели и швы не разошлись, пока я не сделаю какую-нибудь глупость.
— Черт! — кричит Райдер, но поворачивается, чтобы посмотреть на дом, понимая, что он прав. — Хорошо, но держись поближе ко мне, — требует он.
— Понял, брат.
Кензо смотрит на меня сверху вниз и подмигивает.
— Не думай, что я забыл о нашем пари. Док сказал, что ты даже плакала, как мило. Я знал, что ты меня любишь.
— Ни хрена я не плакала. Мне пылинка в глаз попала. Я все еще ненавижу твои кишки, — рычу я, приподнимаясь на цыпочки и крепко целуя его. — Не делай глупостей.
Я поворачиваюсь к Райдеру, хватаю его за рубашку и притягиваю к себе, целуя и его тоже. Он стонет мне в рот, когда я отстраняюсь, задыхаясь, потом меня резко разворачивают. Это уже Дизель целует меня.
— Позже, Птичка, — обещает он, приподнимая и ставя меня на ноги.
Мое сердце бьется, возбуждение течет по моим венам, но сейчас не время. Мне нужно спасти одного человека, и я собираюсь называть его Принцессой Гарреттом до конца наших дней. Он может называть меня своим рыцарем в сияющих доспехах.
Я все еще в платье, но Райдер без слов застегивает на мне броник. То же самое он проделывает со своим жилетом, и мы направляемся к воротам. Мы не пробираемся через них и не издаем звуков, Дизель просто подрывает эту хреновину, все время потешно ухмыляясь. Клянусь, я понимаю, почему люди боятся его, но когда я смотрю на Ди, все, чего я хочу, это прокатиться на этом сумасшедшем поезде.
Буквально оседлать его.
Но, как он и сказал, этим мы займемся позже.
Но это помогает. Охранники выходят из дома, и мы укладываем их по мере продвижения по подъездной дорожке, я за линией из охраняющих меня тел, играю по-умному. Входная дверь открыта, кровь погибших охранников покрывает ступени, когда мы входим в прихожую. Я бегло осматриваюсь вокруг. Это красивый дом, все стены белые, плюс мраморные полы, с большой лестницей слева, картинами на стенах и большими декоративными люстрами. Убранство кричит о богатстве, можно то тут, то там увидеть акценты в азиатском стиле. Дом действительно прекрасен, какая жалость.
Я жду, когда ребята разойдутся, а Райдер оглядывается на меня и кивает. Я прижимаю биту к плечу, держа пистолет в другой руке, делаю глубокий вдох, и, пока летят пули, бегу к лестнице. Мне нельзя терять времени, они могут убить Гарретта, если услышат, что мы идем. Я не могу этого допустить, они все ждут этого от меня, он ждет этого.
Они умрут, только если я убью их.
Я поднимаюсь по лестнице, прыгая через две ступеньки, пригибаясь, когда раздается взрыв, пока не оказываюсь на лестничной площадке. Отсюда открывается дверь в гостиную, от которой отходит только один коридор. Он должен быть внизу. Торопливо пересекая гостиную, я прижимаюсь к стене, когда из коридора раздается выстрел, направленный прямо на меня. Чертов ублюдок.
Схватив пистолет, я ныряю за угол и стреляю. Я слышу чей-то крик, но в коридоре почти нет света, чтобы что-то можно было разглядеть. Бросившись по нему, я чуть не споткнулась о парня, прижимающего руку к ране. Застав его врасплох, я размахиваюсь битой и обрушиваю ее на его ногу. Я слышу хруст, когда она поддается, поэтому я замахиваюсь снова, нанося удар с другой стороны, и парень падает на пол, его нога переломана в двух местах. Он отключился, но я не могу позволить этому мудиле подкрасться ко мне, поэтому я хватаю его пистолет и стреляю в него, прежде чем двигаться дальше.
Ну же, Гарретт, где ты, блядь?
Стрельба снизу кажется все тише и тише, чем дальше я пробираюсь по коридору, пока не остаюсь одна. Черт, когда все закончится, мне нужно поехать в отпуск и покататься на большом количестве членов… и испытать оргазм. Много-много оргазмов.
Я хочу чувствовать, что умираю от них. Глупые Гадюки и их глупые враги мешают моим планам на член. Слева есть дверь, и, вспомнив, что я видела в фильмах, я прижимаюсь спиной к стене и напеваю мотив заглавной песни из фильма «Миссия Невыполнима». Я распахиваю ее и прыгаю внутрь. Там пусто, и это кажется немного меня подбешивает, но я проскальзываю к следующей двери. Их всего три. Одна открывается в пустую ванную, поэтому я делаю вдох и подхожу к той, что в конце.
Это, должно быть, она самая.
Он за этой дверью? Черт, пусть с ним все будет хорошо. Я не из тех, кто молится, но сейчас я молюсь всем, кто слушает, Богу и Сатане, потому что, давайте посмотрим правде в глаза, если кто и прикроет нам спину, так нужно, наверное, мой чувак, больше похожий на Князя Тьмы.
Протянув руку, я хватаюсь за серебряную ручку и готовлюсь к тому, что может оказаться по другую сторону. Когда я распахиваю дверь, у меня есть доля секунды, чтобы осмотреть комнату, и когда я это делаю, во мне снова вспыхивает гнев.
Эта чертова сука.
Она стоит над ним, обхватив его колени, его тело обнажено и покрыто кровью из различных ран. Его руки и ноги закованы в цепи, а нож она держит нацеленным на его блестящую, окровавленную грудь.
Его лицо искажено в страшном оскале, глаза дикие и большие. Я чувствую его гнев, боль и ужас отсюда, и вижу призраков, которые кружат вокруг него. В эту долю секунды я ненавижу ее так, как никогда никого не ненавидела.
Не потому, что он любил ее, а она предала его, а из-за боли, с которой, я знаю, Гарретту придется жить после всего произошедшего. Ненависть переполняет меня, мои движения становятся дергаными, и я, должно быть, издаю какой-то звук, потому что она начинает поворачиваться ко мне.
Никогда прежде я не хотела причинить кому-то такую боль, чувствовать, как этот кто-то истекает кровью, слышать его крики и знать, что он страдает так же сильно, как и она. Но для этой суки это ожидаемо. Теперь я понимаю. Почему Дизель это делает, почему Гарретт борется. Мне это тоже нужно.
Мне нужно, чтобы эта сука страдала.
Переступая через порог комнаты, когда она поднимает голову, я наблюдаю, как расширяются ее глаза и открывается рот. Я размахиваю битой, набирая обороты, пока не оказываюсь рядом с ней, а затем бью ее по лицу.
Она слетает с кровати, и я прыгаю за ней, приземляясь над ней на ковер. Она кричит, хватаясь за упавший нож, а я бросаю биту и снова и снова бью кулаками по ее лицу.
— Он, черт возьми, принадлежит мне, ты, сучья соска, психованная пизда.
Я слышу, как слова вылетают у меня изо рта, но все, что я вижу, это ужас и боль, искажающие лицо Гарретта, нож, покрытый его кровью, ухмылку на ее губах.
Кровь пузырится на ее губах, когда она задыхается и борется подо мной.
— Подожди! — зовет она, задыхаясь, но я не слышу ее. Я вижу только кровь на ней, кровь Гарретта. С моих губ срываются новые слова, я снова и снова бью кулаками по ее лицу. Я чувствую, как трескаются костяшки пальцев, моя собственная кровь смешивается с ее и Гарретта, но боль от этого только усиливает мою ненависть.
Я не могу остановиться.
Ее нос ломается, звук громкий, а губы лопаются, как спелый плод. Ее голова мотается из стороны в сторону от моих ударов. Лицо ебаной пизды разбито, ее взгляд тускнеет, пока я убиваю ее. Этого все еще недостаточно, этого никогда не будет достаточно. Когда я физически не могу больше бить, опускаю руки к ее груди, тяжело дыша и глядя на кровавое месиво, которое когда-то было женщиной.
Мои руки испачканы ее кровью, и я знаю, что часть крови принадлежит Гарретту. С болезненным криком я возвращаю кулак назад и снова бью ее по лицу, мои руки болят и ноют, как будто я поднимаю тяжести.
Учащенно дыша, я падаю на бок и ползу по полу к кровати, а затем, спотыкаясь, поднимаюсь на ноги. Не обращая внимания на ее неподвижное, окровавленное тело, я бросаюсь к Гарретту, который бьется и кричит в цепях. Его глаза дикие, грудь вздымается, кровь заливает кровать.
Он не видит меня.
Он видит ее, потерянный в собственных воспоминаниях и панике. Черт.
Но я должна попытаться, я должна заставить его увидеть меня, поэтому я забираюсь рядом с ним и дергаю за цепи, пытаясь освободить, зная, что лучше не трогать его прямо сейчас, но у нее должен быть ключ. Он перестает двигаться, и я смотрю в эти глаза, эти сломленные, полные боли глаза, и ничего не могу с собой поделать. Слезы катятся по моим щекам, когда я закрываю его лицо окровавленными руками.
— Я здесь, большой парень, она больше не сможет причинить тебе боль, — шепчу я, задыхаясь от рыданий. Я просовываю руки обратно в цепи, проскальзывая своими покрытыми кровью, неуклюжими пальцами, но мне удается, наконец, расстегнуть одну.
Это была ошибка.
Я не вижу, как он приближается, а он не видит меня ― нет, он видит ее. Его рука выныривает и обхватывает мое горло, сильно сдавливая, перекрывая доступ кислороду. Мои глаза расширяются, когда моя рука поднимается, чтобы вцепиться в руку Гарретта, но я останавливаюсь ― это не поможет. Вместо этого я расслабляюсь в его прикосновениях, даже когда мои легкие кричат, требуя воздуха.
Посмотри на меня, здоровяк, пожалуйста, почувствуй меня. Почувствуй меня. Вернись ко мне.
Я безмолвно умоляю его, расслабляясь в его прикосновениях, мои глаза закрываются, когда все вокруг начинает темнеть. Если я умру здесь, от его рук, то так тому и быть. Но я знаю, что это убьет его больше, чем она когда-либо пыталась, поэтому я борюсь, держусь изо всех сил, надеясь, что он еще не слишком далеко ушел.
Что он сможет прогнать этих демонов и вернуться ко мне.
Пожалуйста, вернись ко мне.
— Детка? — кричит он, его слова звучат с болью, и я открываю глаза.
Его рот открыт, глаза быстро моргают, и я понимаю, что это он. Гарретт смотрит вниз на свою руку и кричит, отдергивая ее. Я падаю вперед, слабая, с отчаянным вдохом. Я слышу, как он дергает за цепи, несомненно, чтобы добраться до меня.
— Я в порядке, я в порядке, — кричу я и чувствую, как он замирает рядом со мной.
— Детка, Боже, прости меня. Черт, Боже, мне так жаль…
Я поднимаю голову, слыша боль в его голосе и видя слезы в его глазах.
— Я не мог видеть тебя, я не мог, клянусь, я думал, что это она, я думал, что это она, — всхлипывает он, большие рыдания, сотрясающие все его тело, и, несмотря на усталость и слабость, я тащу свою задницу к нему и ложусь на грудь Гарретта, прижимаясь лбом к его лбу и вытирая слезы.
— Я знаю, тише, я здесь. Мне жаль, что я не пришла быстрее, но она больше никогда не причинит тебе вреда, я обещаю. Боже, детка, прости меня, — шепчу я, и мои собственные слезы капают на его лицо.
Просто две разбитые души, встретившиеся в залитой кровью спальне, оба потерянные, пока мы не оказались в объятиях друг друга. Его боль ― моя, и сейчас я хотела бы забрать все это. Избавить его от нее. Я хочу вернуть моего жестокого, злобного мудака, который ничего не боится, но сейчас ему нужно быть слабым.
Ему нужно, чтобы я удерживала его, пока он уязвим, чтобы он мог снова стать тем мужчиной, чтобы он мог найти свой путь назад. Поэтому, несмотря на то, что я знаю, что нам нужно двигаться, я обнимаю его, целуя его лицо.
— Все хорошо, я здесь, ее больше нет.
Я просто повторяю это.
— Детка? — в конце концов, произносит он, и я снова смотрю в его глаза. — Я ненавижу тебя, — шепчет он, его дрожащие губы трогает еле заметная улыбка.
— Я тоже тебя ненавижу, — шепчу я, наклоняясь и нежно целуя его. — Нам лучше двигаться, здоровяк, ты не против?
Он кивает и втягивает воздух, кажется, немного восстанавливая контроль над собой.
— Да, а остальные здесь? — спрашивает он, прочищая горло.
— Внизу, — говорю я, сажусь и развязываю его вторую руку, прежде чем сползти вниз по кровати и развязать его ноги. Освободившись, Гарретт пытается сесть, но падает обратно, несомненно, от потери крови и шока. Я помогаю ему встать.
— Не торопись.
— Где она? — рычит он, и я показываю на край кровати.
— Мертва, прости, я не могла удержаться.
Я пожимаю плечами, понимая, что он, вероятно, хотел бы убить ее сам.
— Хорошо, — огрызается Гарретт и втягивает воздух, перебираясь на край кровати.
Я встаю на ноги, держа руки перед собой на случай, если он упадет, пока хватается за кровать и поднимает свое тело, морщась от боли.
— Нам просто нужно спуститься вниз, здоровяк, а потом мы пойдем домой, — заверяю я его, а он смотрит на меня и дарит мне чертовски душераздирающую улыбку.
— Мой дом там, где ты, — шепчет он.
— Да, ты потерял слишком много крови, ты возненавидишь себя за сказанное тобой позже, — дразню я. — Но не волнуйся, я напомню тебе, что ты это сказал, когда ты снова будешь называть меня соплячкой.
Гарретт фыркает, а затем стонет от боли, прикрывая грудь рукой. У него повсюду маленькие следы порезов и колотые раны, их слишком много, чтобы сосчитать, и, вероятно, поэтому так много крови. Он голый, поэтому я торопливо ухожу, пока не нахожу какие-то треники, а затем опускаюсь на колени у его ног.
— Держись за мою голову, позволь мне помочь тебе, — предлагаю я, прижимая их к себе.
Он хватает меня за волосы, поднимая одну ногу, затем другую, пока я натягиваю треники, прежде чем встать на колени и натянуть их до конца, прикрывая его наготу. Я не могу спросить, причинила ли она ему боль там, пока нет, но если он захочет поговорить об этом, я рядом. Я не буду давить на него. Я просто чертовски рада, что он жив.
Поднявшись на ноги, я обхватываю Гарретта рукой за плечи, и мы выходим из комнаты. Ему удается удерживать часть своего веса, но чем дальше мы идем, тем сильнее он прижимается ко мне. Мы идем медленно, и когда спускаемся по лестнице, я уже не слышу звуков борьбы. Каждый шаг для него ― агония, а мне приходится стискивать зубы от давления на мое тело.
К тому времени, как мы достигаем низа, мы оба задыхаемся и покрыты потом. Я маневрирую вокруг тел, проверяя, нет ли среди них моих парней. Я замечаю Сэма в углу и замираю на секунду. Его глаза пусты и ничего не видят, лицо бледное, пистолет лежит на полу рядом с ним, как будто он его уронил, а в груди у него зияет дыра.
Тяжело сглотнув, я отворачиваюсь, понимая, что мне нужно вызволить Гарретта. Парни встретят меня там, я знаю это. Они должны это сделать. Мы проходим через парадную дверь и поднимаемся по подъездной дорожке, каждый шаг медленнее предыдущего, пока я не начинаю хрюкать, удерживая почти весь его вес.
— Давай, здоровяк, не отставай от меня, ладно? Осталось совсем чуть-чуть.
— Люблю тебя, детка, — говорит он, и я поднимаю глаза, чтобы увидеть, что его лицо бледное, а из раны на груди сочится слишком много крови.
— О нет, блядь, не любишь, держись! — требую я, и он снова фыркает.
— Такая властная, — бормочет он.
— Тебе это прекрасно известно, так что, блядь, послушай меня хоть раз, ты, дрочила.
Я тащу его так далеко, как только могу, и уже прохожу ворота, когда слышу шум и оглядываюсь.
Прижимая Гарретта к себе, я вижу Райдера, идущего к нам. Он просовывает голову под другое плечо Гарретта и помогает мне. Кензо не отстает, но он держится за живот и морщится, в остальном он выглядит нормально.
— Где Ди? — спрашиваю я обеспокоенно, как раз когда вижу, что он удаляется от дома с сигаретой во рту. Он небрежно машет мне рукой, затем бросает сигарету обратно в дом и бежит к нам.
Это занимает всего три секунды.
Дом взлетает на воздух.