Утром, когда я спускаюсь к завтраку, Роберт мне вместо «доброе утро» сообщает:
— Я сегодня лечу в Сингапур, ты летишь со мной.
Не знаю, что и ответить на такое.
— У меня нет загранпаспорта.
— Уже есть.
— Почему так неожиданно?
— По работе.
— А раньше никуда не летал.
Смотрит на меня с другой стороны стола исподлобья, руки скрещены. Во мне поднимается лавина разных чувств. Только я не понимаю, какие именно это чувства. Страх, желание, восторг? Наверное, все вместе.
— Это год таким выдался, обычно я не провожу так много времени в России, — наконец, отвечает, хотя я уже успела забыть, какой вопрос задала.
Спорить не буду, заграница, так заграница. Съемки все равно закончились. Новый фильм мне пока не предложили. Только ждать и смотреть по отзывам, как зрители воспримут меня.
Еду домой, собираю чемодан. Странно это все. Я почти каждую ночь провожу с Робертом, а переехать к нему он не предложил. Как будто строит для себя иллюзию, что до сих пор один живет… А на самом деле у него в доме куча моих вещей. Даже платья в шкафу висят.
Убираюсь в квартире, выбрасываю еду из холодильника, которая может меня не дождаться. Кстати, я ведь даже не спросила, насколько мы едем!
Тетя с дядей вернутся через месяц. Надеюсь, я успею приехать к этому времени. Лечение Паши почти закончилось. Ему очень помогла экспериментальная клиника, разрушительные процессы в организме остановились, можно сказать, что болезнь отступила, но вот последствия все равно остались. Пашка стал сильнее, это видно по фоткам, которые мне присылает тетя, но, к сожалению, самостоятельно ходить все равно пока не может.
Теперь ему нужно лечение другого рода — укрепление и восстановление мышц. Подумываю отдать дяде с тетей те деньги, которые Роберт старательно перечисляет мне каждый месяц. Но вот только как им объяснить откуда они взялись?
Через три часа уже сижу в самолете. Не просто в самолёте, а в частном самолёте.
Роберт не обращает на меня внимание. Тыкает в телефон и одновременно с этим печатает что-то на планшете. Видимо, поездка, действительно, рабочая.
И зачем я ему тогда?
Мне бы радоваться, что он взял меня с собой, тем более я никогда нигде не была, а я почему-то беспокоюсь.
К Роберту подходит стюардесса, форма у неё коротковата для таких длинных ног, когда она нагинается, чтобы налить ему сок, мне кажется, сзади у неё видны трусы. Ему она улыбается, а в меня бросает грозные взгляды.
— Что-нибудь ещё, Роберт Дмитриевич?
— Нет.
Я хочу попросить налить мне сока, но она разворачивается, и я с грустью думаю: ну ладно, в следующий раз.
И слышу громкий голос:
— Лариса, ты забыла спросить, что хочет моя спутница. Будешь игнорировать моих гостей — уволю.
Стюардесса с широкой улыбкой разворачивается, извиняется и обращается ко мне:
— Что желаете?
Когда она уходит, мы остаёмся одни в закрытой комнате, обращаю внимание, что здесь ещё есть диван, но мы сидим рядом на креслах. Роберт откладывает планшет, в котором работал, и поворачивается ко мне.
— Про твою игру пишут очень хорошие отзывы, почти все хвалят, видела?
— Что?
— Не читала статьи?
— Нет ещё.
Качает головой и протягивает мне планшет.
Отзывы, правда, хорошие. Все хвалят Алису Одинцову. А я читаю, как будто это не про меня написано.
Молодая перспективная актриса
Ее ждёт большое будущее
Нет, они просто не знают, как именно мне досталась роль…
— Почему такое лицо, ты не рада?
— Сколько ты заплатил режиссёру, чтобы меня взяли? Может, и эти отзывы тоже ты купил?
Я первый раз за год возвращаюсь к тому разговору, думала, что меня давно отпустило…Роберт серьезно смотрит на меня. Я не могу прочитать его эмоции.
— Снова ты за старое.
А потом берет мое лицо в свои ладони. И произносит, выделяя каждое слово:
— Это только твоя заслуга, Алиса.
Отпускает меня и отворачивается, но продолжает говорить:
— Я наврал тебе тогда, потому что ты меня разозлила. Когда узнал, что ты ходишь по кастингам, хотел договориться, но режиссер сказал мне, что уже откопал сокровище и назвал твою фамилию. Ты это заслужила, перестань так низко себя оценивать.
У меня дыхание перехватывает от этих слов. Он редко мне говорит что-то хорошее.
Роберт встаёт и закрывает дверь. У меня слюна во рту скапливается: он что собирается заниматься сексом в воздухе? А вдруг что-то случится? Турбулентность, например, или нам надо будет пристегнуться…
Роберт закрывает иллюминаторы (как будто кто-то на облаках может подглядывать за нами).
— Теперь ты известная девочка, и тебя будут многие желать. Но иметь тебя буду только я.
Хочу ответить ему, что я совсем не против принадлежать только ему, но кажется, Роберт, итак, все понимает по моему взгляду.
Мы занимаемся быстрым страстным сексом, не растягиваем удовольствие. Я стараюсь не шуметь, но это трудно. Да к тому же, самолёт так гудит, кто услышит. Рядом с нами диван, но мы до него так и не дошли. Роберт сидит на кресле, а я сверху на нем руковожу всем процессом. Двигаюсь, как он любит: быстро, покачивая бёдрами в разные стороны. А мои руки сзади гладят его машонку.
Я открыла совсем недавно: если трогать его там во время секса, это мгновенно приводит к оргазму. Но сейчас он держится из последних сил, наверное, ждёт меня.
У меня наступает взрыв именно в тот момент, когда самолёт начинает потряхивать и зажигается предупреждение пристегнуться. Я падаю вперед на грудь Роберта и, когда сознание ко мне возвращается, понимаю, что руками глажу его грудь, и вообще я сейчас его обнимаю по-настоящему…
Турбулентность заканчивается, я отстраняюсь, во мне все ещё его твёрдый член. Он приподнимается, обнимает меня крепко и так кончает с громким рыком.
А я испытываю более приятные эмоции, чем оргазм. Чувствую настоящее единение. Последняя черта стёрта. Мне так хорошо. Я прижимаюсь к нему ещё крепче. Он первый отстраняется, и я прихожу в себя.
Через полчаса, когда мы уже оделись и привели себя в порядок, стюардесса приносит нам ужин. На этот раз она не улыбается даже Роберту. Мне немного неловко: она, наверное, нас слышала. Хотя, возможно, и не слышала, а поняла все по моему виду — когда я умывалась в туалете, то заметила красные пятна на шее от поцелуев.
Я второй раз иду в туалет проверить, как выгляжу.
Когда я выхожу, эта девушка-стюардесса хватает меня за руку и тащит в противоположную от нашей «кабины» сторону.
— Что ты делаешь? — спрашиваю.
— И тебе не стыдно так жить? — говорит мне.
— Ты о чем?
— Ты же шлюха, он тебя завтра выбросит. Знаешь, сколько у него таких было? А я ему по-настоящему нравлюсь.
В ушах больно звенит это ее «шлюха».
— Я не понимаю, зачем ты мне это говоришь.
— Предупреждаю. Чтобы потом не плакала.
Я усмехаюсь.
— Плакать будешь на самом деле ты. Видимо, ты долго перед ним хвостом крутила, а он тебя так и не заметил?
По ее расширенным зрачкам я понимаю, что права, и продолжаю:
— Лучше завидуй молча, иначе я скажу Роберту про этот разговор, и тебя мигом уволят.
Она открывает рот, но ничего не может сказать. Разворачиваюсь и ухожу. Наверное, приняла меня за серую мышь, которая не может ответить. Хотя, по сути, я такой всегда и была раньше. Всегда молчала и терпела обиды.
Я сажусь в кресло, и сама себе улыбаюсь. Видимо, взрослею.
Роберт снова работает в компьютере, я пытаюсь смотреть фильмы на планшете.
Но очень быстро засыпаю и сквозь сон вижу, как Роберт накрывает меня пледом.