Через месяц
Роберт
— В этом году нам удалось поднять продажи на 20 процентов, а ещё улучшился…, — менеджер не может два слова связать, третий раз за совещание смотрит в свою бумажку.
Неожиданно для себя кричу и бью кулаком по столу:
— Пошли вон.
Сотрудники синхронно поворачиваются в мою сторону, смотрят не моргая.
— Я сказал, что заседание окончено, все свободны, — старюсь говорить спокойно, но выходит так, как будто я говорю им, что сейчас расстреляю.
Все судорожно поднимаются со своих мест и быстро выходят из конференц-зала.
Наливаю из кулера воды, пью, сминаю стакан в руке.
Это самая противная вода, которую я когда-либо пил. В горле как будто горечь стоит, ничем не выводится.
Заходит Феликс, начальник охраны с какой-то папкой в руках, это меня успокаивает. Значит, смог что-то найти.
Даже сесть не предлагаю, спрашиваю:
— Нашли?
— Пока нет.
Закрываю глаза.
— Но я кое-что узнал…, — пытается успокоить меня Феликс, но поздно. Я взрываюсь:
— Что, блядь, сложного найти одну девушку, которая не могла далеко убежать? Ты мне скажи, что сложного, почему именно ее никто найти не может? Испарилась?
— Мы найдём, — говорит спокойно.
Тяжело дышу и спрашиваю:
— Что ты там узнал? — сажусь в кресло, боль невыносимо бьет в виски, стоять трудно.
— За день до своего исчезновения она была у некой Веры Дмитриевой. Мы выяснили, что она раньше была Одинцовой Верой, — молчит, переминается с ноги на ногу, добавляет:
— Ну, то есть мать получается.
— Я понял. Адрес есть?
— Да.
— Поехали.
В машине пытаюсь растереть виски, но тупая боль не проходит. Такая же боль у меня в грудной клетке. Развязываю галстук и бросаю рядом, дышать трудно, как будто петлю на шею повесили.
Алиса пропала три дня назад. Я не видел ее три дня. И с каждым днём мне становится хуже. Как будто я внезапно заразился смертельной болезнью, и зараза меня сжирает изнутри.
Нужно срочно выпить противоядие, но я не могу его найти.
Почему она сбежала? Что случилось? А что, если не сбежала, а ее похитили? Хотя не похоже. Вещи собраны заранее, с вклада деньги сняты тоже раньше побега. Она готовилась, ждала подходящего момента. Специально обманула охранника и скрылась в неизвестном направлении.
Чего ей не хватало? Что случилось?
Все было, как прежде, мы вернулись в Москву, как обычно, встречались по вечерам, у неё начались новые съемки в фильме. Дядя с тетей вернулись, но я оплатил новое лечение по восстановлению, снова как будто от фонда, и они успели уехать. На этот раз в Германию.
Я не заметил в ней никаких перемен, но что-то явно случилось.
Перебираю каждый день последних месяцев и не могу найти важную деталь, то, из-за чего все разрушилось.
Была только одна конфликтная ситуация. В новом фильме у Алисы должен был быть поцелуй с актером. Я велел ей найти другую роль, она настояла на своём, и мне пришлось согласиться.
Но не станет же она собирать вещи и сбегать из-за такого?
Поднимаюсь на нужный этаж, звоню в квартиру.
Надо же она все-таки нашла свою мать, почему мне ничего не сказала, не попросила о помощи?
Дверь открывает женщина, совсем не похожая на Алису.
Высокая, с огненно-рыжими волосами, ярко-красной помадой. Ей больше пятидесяти, но выглядит хорошо, ни одной морщины на лице не видно.
— Здравствуйте, чем могу помочь? — произносит милым голосом и улыбается.
Здесь только нахожу сходство с Алисой: ямочки на щеках, по две с каждой стороны.
Во мне борются две личности. Одна говорит: что это все-таки мать Алисы и можно повежливее, а другая шепчет: поставь на место эту дамочку, иначе она сейчас будет вертеть передо мной своим хвостом.
— Алиса была у вас? — задаю вопрос с порога и прохожу внутрь. Надо осмотреть квартиру, вдруг она здесь?
Женщина моментально снимает с лица искреннюю улыбку и становится похожа на статую. Говорит:
— А так это вы тот самый?
— Какой тот самый? — спрашиваю не по-доброму.
Не отвечает. Начинаю выходить из себя:
— Знаете, где Алиса может быть? О чем вы говорили, когда она приходила. Что ей сказали?
— Говорили о нелёгкой женской доли.
— Что вы ей сказали? — рычу на неё, рядом со мной на столе стоит ваза. Еле сдерживаюсь, чтобы не взять ее и не запулить в стену.
— Зачем она вам? Где она — я не знаю. Но зачем ищешь? Для чего? — спрашивает и ухмыляется.
А мне становится жаль, что Алиса досталась именно такая мать. Она вряд ли ее обнимала и любила.
— Что вы ей сказали, можете нормально ответить? — спрашиваю ещё раз.
— Что любовница никогда не станет женой. И что если она не хочет закончить, как я, на обочине жизни, без семьи и детей, то пусть бежит от вас, сверкая пятками. Вижу, что послушалась, молодец.
Хочется зажать ее горло рукой и надавить что есть мочи. Чтобы никогда эта женщина не говорила такие вещи вслух. Но собираю волю в кулак и иду к выходу, на пороге останавливаюсь и говорю:
— Алиса для меня не просто любовница.